Вся вселенная TRANSHUMANISM INC.: комплект из 4 книг - Виктор Олегович Пелевин

ты сказал бы: «О, какое удивительное совпадение! Тут растят виноград, а здесь делают вино!»

– Ты хочешь сказать, господин, что оракул Дианы и Птолемей – сговорившиеся жулики?

– Нет, – ответил Порфирий. – Они по-своему честны и искренне служат богам. Просто честность их изгибается согласно общему течению жизни, а не торчит ему наперерез. Если бы тебе пришлось управлять огромной империей, ты знал бы, насколько ценно первое и опасно второе…

– Может быть, господин. Но как ты можешь, видя этих людей насквозь, говорить с ними так, словно доверяешь им?

– Во-первых, я не вижу их насквозь. Я лишь понимаю, чем они заняты. Если бы я не понимал, я был бы плохим императором. Во-вторых, я им в известном смысле доверяю. Оракул хочет, чтобы мы нашли единственного, а Птолемей искренне верит в то, чему учил Плотин… Разве эти люди злодеи? Разве они учат дурному? А если оракул и Птолемей помогают друг другу выжить, это прекрасно – меньше будет забот у магистратов, занимающихся раздачей хлеба.

Мне не часто приходилось видеть, как работает государственный ум. Это было поучительно.

– Но как быть в том случае, – сказал я, – если некий человек действительно ждет, что боги направят его в важном деле? А оракул посылает его на дружественную давильню, чтобы там из него выжали пару сестерциев.

– Кто именно этот человек? – спросил Порфирий. – Твой родственник? Твой знакомый?

– Это… Это, если ты позволишь мне сказать по-гречески, гипотетический человек. Условный.

Порфирий криво ухмыльнулся и накинул на голову капюшон своего плаща – так, что остался виден только подбородок.

– As my late master used to say, – ответил он по-гречески, – only a jedi deals in hypotheticals[25].

Я догадался, что он намекает на надпись, вырубленную в зале оракула. Но сама игра слов до меня не дошла. Все-таки достойным Порфирия собеседником я не был.

Далеко впереди показался старый бук, за которым начиналась большая дорога. Меня посетила тревожная мысль.

– Постой, господин…

Порфирий остановился.

– Что случилось?

– Если все, кто приходит к оракулу, попадают затем в школу Птолемея, значит, эта часть нашего маршрута известна заранее. Нас может ждать засада – вон у тех кустов удобное место…

Порфирий сразу изменился в лице.

– А вот об этом я не подумал, Маркус…

Признаться, мне было приятно, что при всей мудрости Порфирия в чем-то я могу оказаться прозорливее.

– Думать об этом не твоя забота, господин, а моя… Давай я надену твой плащ и опущу капюшон. А ты пойдешь следом в моей соломенной шляпе и понесешь суму…

Надев плащ, я положил ладонь на рукоять скрытого под ним меча. Мы пошли вперед. Предчувствие меня не обмануло. У дороги ждали четверо. Трое походили на солдат. Четвертым был местный магистрат в одежде всадника.

Солдаты были не из армии, а из ветеранов – об этом свидетельствовали их потертые кожаные латы и ржавые шлемы. Но копья у них были настоящие и весьма острые.

– Остановитесь, – сказал магистрат. – Я Публий Секст, фрументарий. Со мной ветераны седьмого сдвоенного, живущие в этой местности.

Я не помнил точно, что такое «фрументарий». Кажется, нечто вроде деревенского осведомителя на содержании центральной власти.

– Кто вы такие? – спросил фрументарий.

– Мы мисты, – ответил я, – и пришли в школу Птолемея из святилища Дианы по указанию ее оракула.

Фрументарий кивнул и ухмыльнулся.

– Не вы первые, не вы последние. Теперь поспешите отсюда.

– А что случилось? – спросил Порфирий. – Какая-то опасность?

– По этой дороге может пройти тайно путешествующий император, – сказал Публий Секст. – С ним охрана. Сперва он получит наставление у Птолемея, а затем направится в свой храм неподалеку, где совершит жертву своему гению. Вам лучше убраться отсюда, пока вас не приняли за попрошаек. Или, того хуже, убийц.

Порфирий расхохотался.

– Скажи, Публий, разве можно найти убийц императора до того, как они его убьют? Умей ты подобное, ты был бы не сельским фрументарием, а префектом претория.

– Уходи быстро, – велел один из ветеранов и качнул копьем. – Не то не сможешь уйти…

Мы не стали далее испытывать судьбу и вскоре вышли на большую дорогу.

– Это хорошая идея – меняться одеждой и ролями, – сказал Порфирий. – Птолемей узнал меня, потому что я вел себя как господин. Но притворись я твоим телохранителем, он даже не посмотрел бы в мою сторону.

– А почему тебя не узнал Публий Секст?

– Он представить не мог, что вокруг императора не будет отряда охраны.

Мы пошли по дороге.

– О чем ты думаешь, Маркус? – спросил через некоторое время Порфирий.

– Доберусь до первого лупанара, – ответил я, – найму лучшую гетеру и поставлю ее рамзесом.

Порфирий засмеялся, и дальше мы шли молча.

Солнце уже склонялось, когда Порфирий сверился с картой и повернулся ко мне.

– Как ты относишься к культу императоров, Маркус?

– С почтением, господин. Принцепс – отец римлян. Твой храм есть наш общий лариум.

Порфирий улыбнулся.

– На этой дороге построили кумирню моего гения. Наместник потратил огромную сумму – украл, конечно, большую часть. Публий Секст сообщил, что я собираюсь принести там жертву. Следует так и поступить.

– Откуда Публий Секст это узнал?

– Он не знает ничего. Таков был обращенный к нам глас богов, Маркус. Научись узнавать его. Теперь я и правда хочу осмотреть этот храм лично.

– Далеко ли он?

– Нет, – ответил Порфирий. – Если верить карте, мы почти пришли.

Я огляделся по сторонам.

– Но здесь какие-то сады за забором.

– Да. Они называются «Сады Порфирия». Кумирня моего гения там. Вход дальше.

– А это что за здание с зеленой дверью? – спросил я, показывая на дом с другой стороны дороги. – Похоже на таверну. Есть ли она на твоей карте?

– Да, – ответил Порфирий. – Это мансий. Пристанище для путников. Мы отдохнем здесь до завтрашнего полудня, выспимся как следует, а затем посетим мой храм.

– Далеко ли до Элевсина?

– Думаю, будем там через день.

Поужинав в пустом мансии, мы разошлись по своим комнатам. Перед сном я сделал упражнение «Рамзес», но в этот раз истины не узрел.

Одно из двух – либо прав был Птолемей, либо боги наказывали меня за шутку про гетеру.

Маркус Зоргенфрей (TRANSHUMANISM INC.)

– Вот, – сказал Ломас. – Еще один участник тайной вечери.

Он протянул мне лист бумаги. Я увидел все ту же прорисовку барельефа из тайной комнаты под спальней Порфирия.

Теперь красным кружком была обведена голова другой фигуры. Прежде я окрестил ее богомолом.

– Ничего не напоминает? – спросил Ломас. – Думайте вслух.

– Глаза по краям лица, – сказал я. – Большие и фасетчатые. Как у богомола.

– А если забыть про насекомых?

– Рыба-молот? – спросил я неуверенно.

– Нет.

– А что тогда?

Ломас нагнулся – и поставил на стол странный предмет.

Это был старинный музыкальный инструмент – продолговатый металлический ящик красного цвета, квадратного сечения, длиной в полметра и высотой сантиметров в пятнадцать. По его краям блестели никелированные решетки динамиков, а в центре размещались какие-то ползунки и индикаторы. Выглядел ящик весьма