Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

— Да, — вздохнул смотритель Сюэ, — только такие счастливые, как сударыня, могут наслаждаться в таком гробу. Столь высокой чести не удостаивают даже нас, придворных.

— Вы слишком скромны, ваше сиятельство, — вступил в разговор шурин У Старший. — Можем ли мы, провинциальные чины, угнаться за вашим сиятельством, когда вы удостоены высочайших почестей придворного сановника Его Величества? Ведь вы, ваше сиятельство, лицезреете светлый лик Сына Неба, а мы из ваших уст внимаем драгоценное слово Его Величества. Вон его превосходительство Тун удостоен титула князя. Теперь сыновья и внуки его будут одеты в халаты с драконами и препоясаны нефритовыми поясами. Так что вам, ваше сиятельство, по-моему, все доступно.

— Позвольте узнать, как вас зовут, почтенный? — спросил Сюэ. — Вижу, за словом в карман не полезете.

— Рекомендую! Брат моей жены, брат У Старший, — представил шурина Симэнь. — Занимает пост тысяцкого в здешней управе.

— Вы брат покойной сударыни? — спросил Сюэ.

— Нет, брат моей старшей жены, — пояснил Симэнь.

Смотритель Сюэ поклонился шурину У и сказал:

— Прошу прощения, сударь.

Хозяин проводил смотрителя Сюэ на крытую галерею и предложил высокое кресло. Когда гость сел, подали чай.

— В чем дело?! Почему нет его сиятельства Лю? — удивлялся Сюэ. — Надо будет послать за ним моего слугу.

— Ваша милость посылали паланкин за его сиятельством, — говорил слуга смотрителя, встав на колени. — Его сиятельство вот-вот прибудут.

— А два исполнителя даосских напевов прибыли? — спросил Сюэ.

— Давно прибыли, ваше сиятельство, — сказал Симэнь.

Вскоре появились исполнители и отвесили земные поклоны.

— Вас покормили? — спросил Сюэ.

— Покормили, ваше сиятельство, — ответили сказители.

— Тогда не подкачайте! Щедро награжу!

— Ваше сиятельство! — заговорил Симэнь. — Для вас приглашена актерская труппа.

— Что за труппа? — поинтересовался смотритель.

— Хайяньская.[1057]

— А, так они ведь на своем варварском наречии поют, — сморщился Сюэ. — Не разберешь, что тявкают. Такие актеры в диковинку разве что студентам-горемыкам, которые года по три над писанием корпели, добрый десяток лет с лютней, мечом и связкой книг за плечами по свету маялись, потом в столице экзамены держали, кое-как чиновное звание получили и опять без жен живут. Нас же, одиноких, почтенных придворных смотрителей, такие лицедеи не интересуют.

— Позвольте, ваше сиятельство, с вами не согласиться, — говорил, улыбаясь, сюцай Вэнь. — Говорят, поселился в Ци, по-циски и говори.[1058] Неужели, ваше сиятельство, вас, пребывающих в высоких теремах и хоромах, нисколько не трогает за душу игра актеров?

— О, прошу прощенья, я совсем запамятовал, что средь нас и почтеннейший сударь Вэнь! — воскликнул Сюэ и, смеясь, ударил по столу. — Представители местной чиновной знати, разумеется, заступаются за себе подобных.

— И сановные мужи из сюцаев выходят, — не унимался Вэнь. — Вы, ваше сиятельство, сучок рубите, а урон всему лесу наносите. Убей зайца — лиса пригорюнится. Всякий за своих собратьев вступится.

— Вы не совсем правы, сударь, — заметил Сюэ. — В одном и том же месте рядом живут и мудрецы и глупцы.

Тем временем доложили о прибытии в паланкине его сиятельства Лю. Встретить знатного гостя вышли шурин У Старший и остальные. Лю поклонился перед гробом и приветствовал присутствующих.

— Где вы до сих пор пропадали, ваше сиятельство? — спросил Сюэ.

— Меня навестил родственник Сюй с Северной стороны, вот и задержался, — пояснил Лю.

Когда все расселись, подали чай.

— Жертвенный стол готов? — спросил своих слуг смотритель Лю.

— Все готово, — ответили те.

— Мы пойдем возжечь жертвенные предметы, — сказал Лю.

— Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, — уговаривал его Симэнь. — Вы уже отдали долг усопшей.

— Как же так?! — не унимался Лю. — Полагается самому принести жертвы.

Слуги захватили благовония. Оба смотрителя воскурили фимиам и поднесли три чары вина с поклонами.

— Не извольте себя утруждать, ваши сиятельства, — говорил хозяин. — Встаньте, прошу вас!

Смотрители отвесили поклоны и встали. Симэнь поблагодарил их за участие и проводил обратно в крытую галерею, где немного погодя расставили столы и подали вино. На обоих почетных местах восседали смотрители Лю и Сюэ. За ними разместились шурин У Старший, сюцай Вэнь и Ин Боцзюэ. Пониже рядом сел Симэнь Цин.

Послышались удары в барабан и гонги. Актеры поднесли смотрителям перечень исполняемых вещей. Те выбрали «Красный халат Лю Чжиюаня».[1059] Не успели актеры исполнить и нескольких сцен, как смотрители заскучали.

— Нет, даосские напевы куда интересней, — заметили они и позвали исполнителей.

Под удары в барабанчик с натянутой рыбьей кожей двое стоявших рядом исполнителя запели высокими голосами «Историю о том, как снегопад задержал Хань Вэньгуна[1060] на заставе Ланьгуань».

Вышли повара и отвесили гостям земные поклоны. Смотрители наградили их за угощение. Симэнь распорядился приготовить закусок и вина для сопровождающих смотрителей слуг, но рассказывать об этом подробно нет надобности.

Между обоими высокопоставленными евнухами завязался за столом разговор.

— Слыхал, брат, — говорил, обращаясь к Лю, смотритель Сюэ, — какой десятого дня в столице ураган-то прошел! Молния угодила прямо во Дворец Сосредоточения Духа. Ажурный конек вдребезги разнесло. В гареме до смерти перепугались. Страх великий обуял Его Величество. Сановникам велено было исполнять обязанности с большой осторожностью и тщанием. В обители Высокой Чистоты свершаются ежедневные молебны всем духам. На десять дней запрещен убой скота, закрыта Уголовная палата и прекращена подача докладов. А вчера посол Великого Цзинь с грамотой прибыл. Требуют три наших города, и разбойник Цай Цзин хочет им уступить. Войско под командованием Тун Гуаня должно быть передано в распоряжение десяти цензоров во главе с Тань Цзи и Хуан Анем, которым поручена охрана трех рубежей, но Тун Гуань не желает подчиняться приказу, что вызвало осуждение большинства придворных.[1061] А в день становления зимы[1062] Государь Император свершал жертвоприношения в родовом храме предков. Так вот. В тот самый день, утром, один ученый муж из Палаты церемоний по имени Фан Чжэнь при осмотре храма предков заметил капающую меж кирпичей кровь, а в северо-восточном углу в полу зиял провал. Ученый доложил об увиденном государю, а один из прокуроров в докладе на высочайшее имя резко осудил командующего Тун Гуаня, обвинив его в превышении своей власти и в том, что его как гаремного смотрителя не следовало бы возводить в князья. За Тун Гуанем уже послан гонец Его Величества с высочайшим указом о срочном вызове в столицу.

— Мы, брат, с вами всего-навсего провинциальные чиновники, — отвечал ему Лю. — Какое нам дело, что там при дворе творится. Нам теперь день да ночь — сутки прочь. На то великаны и поставлены, чтобы небо подпереть, когда оно падать начнет. Только думается мне, погубят империю Великих Сунов эти кисляки,[1063] право слово, доконают. Впрочем, как говорится, Вану все трын-трава, коль во хмелю глава.[1064]

Опять вышли исполнители даосских напевов.

— Спойте-ка «Как к чарке пристрастился Ли Бо»,[1065] — заказали смотрители.

Певцы ударили в барабанчик с натянутой рыбьей кожей и запели. Пили до заката. Потом смотрители велели своим слугам приготовить паланкины и стали откланиваться. Как ни удерживал их Симэнь, ему пришлось проводить их за ворота. Сопровождающие окриками разогнали с дороги зевак, а именитые гости отбыли по домам.

Симэнь велел зажечь свечи, а столы не трогать. Повара снова расставили кушанья, и Симэнь сел за компанию с шурином У Старшим, Ин Боцзюэ и сюцаем Вэнем, а слугу послал за приказчиками Фу Цзысинем, Гань Чушэнем, Хань Даого и Бэнь Дичуанем, а также зятем Чэнь Цзинцзи.

Когда все уселись, хозяин позвал актеров и велел им продолжить «Историю нефритового браслета».

— Не понимают их сиятельства прелести южных драм, — заговорил, обращаясь к Боцзюэ, Симэнь. — Если б знал, не стал бы и актеров задерживать.

— Да, брат, хотел как лучше ублажить гостей, да не оценили, — говорил Боцзюэ. — Чего они, бобыли, понимают? Им бы «Заставу Ланьгуань», да всякие вульгарные песенки слушать. Где им настоящую игру понять — страдания и радости, разлуки и встречи?

Послышались удары в барабан и гонги, и актеры стали исполнять сцены, которые им не пришлось спеть накануне. Симэнь велел слугам налить лучшего вина.

— А сестры певицы здесь еще? — спросил сидевший рядом с хозяином Боцзюэ. — Их бы позвал чарки-то наливать.

— Тебе все певички грезятся, — заметил Симэнь. — Они домой давно отбыли.

— Что ж они дня два всего побыли?