Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни - Джим Батчер

причем всерьез. В смысле, это все равно что обладать какой-то долбаной супермощью! Когда я, как и большинство людей с Y-хромосомой, разговариваю, то мы просто беседуем. Линейно. Мы внимательно слушаем, что говорится, обдумываем услышанное и затем отвечаем. А все остальные разговоры, происходящие в последние несколько тысячелетий? Я понятия не имел, что они существовали, пока не прочитал эту дурацкую статью, – и уверен, что я не один такой бестолковый.

Я немного скептично отнесся к обоснованиям, приведенным в статье. Наверное, существует множество женщин, которые не общаются одновременно на нескольких частотах. Возможно, есть даже мужчины, которые способны управляться на нескольких уровнях без особых проблем. Я просто не один из них.

Итак, дамочки, возможно, бывало такое, что у вас происходит разговор с вашим парнем или мужем, братом или просто приятелем и вы говорите ему что-то совершенно очевидное, а он после разговора выглядит так, словно ни шиша не понял? Я знаю, у вас сразу же возникает досадливая мысль: «Не может же этот мужчина быть настолько тупым?»

Может. Еще как.

Просто наши врожденные сильные стороны не одинаковы. Мы могучие охотники, способные концентрироваться на чем-то одном. Да черт возьми, нам даже приходится выключать радио в машине, если нам кажется, что мы заблудились и надо немедля выяснить, как добраться туда, куда мы едем. Такие уж мы ущербные! Говорю вам, мы можем вести лишь один разговор. Вероятно, какой-нибудь ветеран в области общения типа Майкла Карпентера может участвовать и в двух, но это уже предел. Пять одновременных разговоров? Пять?

Ну конечно. Такого просто не бывает. Во всяком случае, со мной.

Возможно, это было чем-то абсолютно очевидным, а мне просто не хватало ума, чтобы понимать. Может, совет кого-то менее ущербного помог бы мне. Я вернулся к своим мыслям, пытаясь добиться того, чтобы припомнить детали своих недавних разговоров, выстраивая их по порядку, в надежде потом получить консультацию.

Когда мой мозг разобрался с этим, он пошел прямо по той дороге, которую я пытался обойти.

Если я сегодня ночью облажаюсь, то люди, которых я люблю, погибнут. Люди, которые даже не вовлечены в эту драку. Такие люди, как Майкл, его семья и…

И моя дочь Мэгги.

Следует ли мне связаться с ними? Приказать собраться в дорогу и гнать на всех четырех колесах? Но имею ли я право сделать это, когда множество других людей подвергаются тому же риску и нет возможности вывести их из смертельно опасной зоны?

Или же я приму ответственность за смерть моей дочери, как был виновен в смерти ее матери?

Свет не дрогнул, но на какое-то мгновение в душе стало темно, очень темно.

А потом я стряхнул все это с себя. У меня нет времени на пустопорожний скулеж о моей бедной дочери и моей разнесчастной жизни и, черт возьми, о том, как я сожалею об ужасных вещах, которые в этой жизни сделал. Я мог бы потакать своей жалости к себе после того, как совершу поступок. Вычеркну это. После того, как сделаю выигрышную ставку.

Я шлепнул по воде с такой силой, что прозвучал громкий хлопок, вылез из душа, обтерся и начал натягивать чистый комплект своего секонд-хендового барахла.

– Почему ты носишь это? – спросила Лакуна.

Я подпрыгнул, споткнулся и проорал половину слова заклинания, но поскольку я и трусы успел надеть только наполовину, то просто грохнулся на голую задницу.

– Боже! – выдохнул я. – Не делай этого!

Моя миниатюрная пленница подошла к краю комода и оттуда бесстыдно пялилась на меня:

– Не задавать вопросы?

– Не подкрадываться незаметно и зловеще, чтобы так меня напугать!

– Ты в шесть раз выше меня и в пятьдесят раз тяжелее, – рассудительно заметила Лакуна. – И я согласилась быть твоей пленницей. У тебя нет причин бояться.

– Не бояться, – выпалил я в ответ. – Пугать! Это очень неумно – пугать чародея!

– Почему?

– Из-за того, что может случиться!

– Потому что он может шлепнуться на пол?

– Нет! – раздраженно отрезал я.

Лакуна нахмурилась:

– Ты не очень-то умеешь отвечать на вопросы.

Я принялся натягивать на себя одежду.

– Я начинаю соглашаться с тобой.

– А зачем ты это носишь?

Я заморгал:

– Одежду?!

– Да. Она не нужна тебе, разве что на улице холодно или идет дождь.

– Ты же носишь одежду.

– Я ношу доспехи. На случай дождя из стрел. Твоя футболка не остановит стрелы.

– Верно, не остановит, – вздохнул я.

Теперь Лакуна пялилась на мою футболку.

– Аэр-О-Смит, – по слогам прочла она. – Эрроусмит[41]. Эта майка твоего торговца оружием?

– Нет.

– Тогда почему ты носишь майку чужого торговца оружием?

Это было настолько нервотрепно, что я мог избежать инсульта, только отказавшись продолжать разговор.

– Лакуна, – сказал я, – люди носят одежду. Это соответствует их образу жизни. И пока ты у меня на службе, я ожидаю от тебя того же.

– Почему?

– Потому что, если ты этого не сделаешь, я… я… могу выдернуть тебе руки из суставов.

Тут она нахмурилась:

– Почему?

– Потому что мне надо поддерживать дисциплину.

– Это да, – серьезно ответила она. – Но у меня нет одежды.

Я мысленно сосчитал до десяти:

– Я… что-нибудь для тебя найду, попозже. Руки пока отрывать не буду. Просто носи доспехи. Пойдет?

Лакуна сделала поясной поклон:

– Я поняла, милорд.

– Хорошо. – Я вздохнул.

Потом провел расческой по мокрым волосам, не ожидая какого-либо положительного результата, и спросил:

– Ну, как я выгляжу?

– В основном как человек, – сказала она.

– На что я и рассчитывал.

– К вам гость, милорд.

Я нахмурился:

– Что?

– Я к вам за этим и пришла. Вас дожидается посетитель.

Я раздраженно встал:

– Что ж ты сразу не сказала?

Лакуна выглядела запутавшейся:

– Сказала. Только что. И вы здесь были. – Она задумчиво нахмурилась. – Возможно, у вас травма мозга?

– Это бы меня совсем не удивило.

– Хотите, я вскрою вам череп и проверю, милорд? – предложила она.

Такое крохотное существо просто не может быть настолько раздражающим!

– Я… Нет. Нет, но спасибо за предложение.

Это моя жизнь. Адские погремушки! Я кивком приказал Лакуне следовать за мной, главным образом для того, чтобы знать, где она, черт подери, находится, – и отправился обратно в гостиную.

Там была Сарисса.

Она сидела за кухонным столом, ее маленькие ручки сжимали одну из чашек Молли, и выглядела она ужасно. На левой ее скуле красовалась темно-красная гематома, которая опухала на глазах и начинала менять цвет на лиловый. Ее ладони и предплечья были исцарапаны и покрыты синяками – раны, полученные при обороне. Одежду ее составляла выцветшая голубая майка и темно-синие пижамные штаны. И майка, и штаны промокли от дождя