Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник) - Роберт Хайнлайн

Не мудрствуя лукаво, он решил, что девушка — прекраснейшее из всех созданий, которых он когда-либо видел. И по фигуре и по тому, как она одета. Джефферсон заметил, с каким видом тот смотрит на официантку, и усмехнулся.

— Сынок, не трать попусту свой энтузиазм. Те, на которых стоит посмотреть — за что, собственно, и деньги заплачены, — будут там, — он махнул рукой в сторону сцены. — Начнем с коктейля?

Дон ответил, что поверить в такое не может, а коктейля ему не надо.

— Ну, как хочешь. Ты уже настоящий мужчина, и один кусочек от запретного плода — исключительно ради пробы — вряд ли тебе повредит. Но обед-то, надеюсь, ты мне заказать позволишь?

На это Дон согласился. Пока доктор обсуждал с плененной принцессой меню, Дон огляделся. Интерьер имитировал улицу поздним вечером; над головой загорались звезды. Помещение опоясывала высокая кирпичная стена, скрывавшая несуществующий средний план и заполнявшая пространство между полом и искусственным небом. Легкий ветерок покачивал кроны нависших над стеной яблонь. У дальней стены зала располагался старинный колодец с журавлем. Дон увидел, как к колодцу подошла еще одна из «принцесс», подняла журавль и достала серебряное ведерко с обернутой салфеткой бутылкой.

Напротив, тоже около танцплощадки, убрали столик, чтобы освободить место для большой прозрачной пластмассовой капсулы на колесах. Дон ни разу таких не видел, но знал ее назначение. Это была марсианская «детская коляска» — передвижной кондиционер, обеспечивающий необходимым прохладным разреженным воздухом уроженца Марса. Сквозь стенки смутно виднелся ее обитатель: хилое тело поддерживал суставчатый сервокорсет, призванный помочь марсианину справиться с силой тяжести третьей планеты. Его псевдокрылья уныло повисли, марсианин не шевелился. Дону стало беднягу жаль.

В детстве он встречал марсиан на Луне, но тамошнее тяготение было меньше, чем на Марсе; оно не превращало их в инвалидов, обездвиженных гравитационным полем, чрезвычайно болезненным для существ с подобной эволюционной структурой.

Марсианам было и тяжело, и опасно прилетать на Землю, и Дону стало интересно, что привело сюда этого пришельца. Может быть, дипломатическая миссия?

Доктор Джефферсон отпустил официантку, поднял взгляд и увидел, что Дон во все глаза таращится на марсианина.

— Интересно, зачем он сюда пришел? — проговорил Дон. — Уж наверняка не для того, чтобы поесть.

— А может, он хочет посмотреть, как кормят животных. Я тут тоже отчасти ради этого, Дон. Оглянись вокруг повнимательнее. Такого ты не увидишь нигде.

— Наверное, не увижу… На Марсе уж точно.

— Я не об этом, парень. Содом и Гоморра, которые прогнили насквозь и катятся в яму. «Актерами, сказал я, были духи… и в воздухе прозрачном… растаяли они…», ну и так далее. Вероятно, даже «весь шар земной». Что-то я сегодня разговорился. Ты давай, развлекайся. Скоро это кончится.

Дон растерялся.

— Доктор Джефферсон, вам нравится здесь жить?

— У меня такая же декадентская натура, как и у города, в котором я обретаюсь. Тут моя естественная стихия. Но это не мешает мне отличать кукушку от ястреба.

Доносившаяся непонятно откуда приглушенная музыка оркестра вдруг смолкла, из громкоговорителя раздалось:

— Сводка новостей!

В тот же миг сумеречное небо над головой почернело, и по нему побежали светящиеся буквы, а голос в громкоговорителе принялся вслух читать слова, появлявшиеся на потолке:

«БЕРМУДЫ. ОФИЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ. МИНИСТЕРСТВО КОЛОНИЙ ТОЛЬКО ЧТО ЗАЯВИЛО, ЧТО ВРЕМЕННЫЙ КОМИТЕТ ПОСЕЛЕНИЙ НА ВЕНЕРЕ ОТКЛОНИЛ НАШУ НОТУ. ИЗ ИСТОЧНИКОВ, БЛИЗКИХ К ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ФЕДЕРАЦИИ, ИЗВЕСТНО, ЧТО ТАКОЕ РАЗВИТИЕ СОБЫТИЙ НЕ ЯВИЛОСЬ НЕОЖИДАННОСТЬЮ, И ПРИЧИН ДЛЯ ТРЕВОГИ НЕТ».

Вновь вспыхнул свет и опять зазвучала музыка. Губы доктора Джефферсона растянулись в веселой усмешке.

— Как кстати! — заметил он. — Как своевременно! Эти письмена на стене.

Дон принялся было торопливо комментировать сообщение, но тут началось представление, и он отвлекся. Пока передавали новости, сцена рядом со столиком незаметно ушла в пол, и из образовавшегося углубления поднялось дрожащее в токах воздуха облако, испускавшее лиловое, багровое и розовое сияние. Облако рассеялось, и Дон увидел, что сцена снова вернулась на место, теперь уже с танцовщицами. На заднем плане появилась декорация с изображением горы. Доктор Джефферсон был прав: девушки, на которых стоило поглазеть, выступали на сцене, а не обслуживали столики. Дон так увлекся, что даже не заметил, как принесли заказ. Доктор тронул его за локоть.

— Поешь чего-нибудь, пока не лишился чувств.

— Что? Да-да, сэр. — Дон с аппетитом принялся за еду, но глаза его не отрывались от сцены. В труппе был один мужчина, изображавший Тангейзера[124], но Дон не знал и знать не хотел, кого этот артист играет; он замечал его, лишь когда тот заслонял собой остальных. Так и с ужином: Дон увидел, что именно ест, успев уже на две трети опустошить тарелку.

— Тебе нравится? — спросил доктор.

Дон внимательно посмотрел на сцену, но вдруг понял, что Джефферсон спрашивает о еде.

— Конечно! Ужасно вкусно! — он с интересом принялся изучать содержимое тарелки. — А что это?

— Неужели не узнаешь? Запеченный детеныш грегариана.

Дону потребовалась пара секунд, чтобы уразуметь, что такое грегариан. В раннем детстве он видел сотни маленьких сатироподобных двуногих существ — faunas gregarious veneris Smythii[125]-но сначала не мог увязать общепринятое в обиходе название с дружелюбными, глупыми существами, которых он и его товарищи по играм, впрочем, как и все остальные колонисты Венеры, всегда называли «толкунами» из-за их неистребимой привычки толпиться, толкаться, тыкаться рыльцами, садиться людям на ноги и вообще всячески выказывать неутомимую жажду физического контакта.

Но съесть детеныша этих самых толкунов? Дон почувствовал себя каннибалом и во второй раз за день чуть не уподобился земному кроту, попавшему в космос. Подавившись, он сумел пропихнуть в себя этот кусок, но больше — нет, с него хватит.

Он вновь повернулся к сцене. Венерианская «гора» исчезла, а вместо нее появился мужчина с усталыми глазами, который без умолку выпаливал шутки, жонглируя при этом горящими факелами. Дона этот номер не заинтересовал, и он принялся разглядывать зал. Мужчина, сидевший от них через три столика, встретился с ним глазами и, будто бы не заметив, сразу же отвернулся. Дон призадумался, затем внимательно оглядел мужчину и, кажется, его узнал.