Рай с привкусом тлена - Светлана Бернадская

class="p">— Рано или поздно это должно было случиться, — предвидя град обвинений, поспешила добавить я. — Возможно, я лишь несколько ускорила события, но такое положение не могло продолжаться вечно.

Дон Леандро резко остановился, и я едва не натолкнулась на его плечо.

— То есть, с самого приезда в Кастаделлу вы под боком у достопочтенных граждан собирали армию рабов? Вооружали их, тренировали? А мы-то все недоумевали, откуда у мятежников столько людей, чтобы захватить город!

— Я не знала всего, — признание далось мне с трудом. — Я думала, что все будет не так…

— А кто знал? — с глухим раздражением поинтересовался дон Месонеро. — Этот ваш Вепрь, вероятно? Зачинщик бунта и предводитель мятежников? Не понимаю… как они смогли провернуть это под носом у Диего?

Признание о Туманных островах едва не сорвалось с моих губ, но я удержала его на кончике языка. Чего доброго, заботливые господа сенаторы благодаря моей болтливости лишат семью Адальяро прав на владение Драконьим Даром. А железо — тот товар, на который в ближайшее время спрос только повысится: Саллиде необходимо оружие. Плавильня на Туманных островах — пока мой единственный шанс раздобыть средства на существование.

— Что вы намерены теперь делать? — с вызовом спросила я. — Судить меня за организацию мятежа?

Благородные доны обменялись хмурыми взглядами, не сулившими мне ничего хорошего. Я на всякий случай отступила назад и оглянулась в поисках Жало.

— Боюсь, в сложившихся условиях это будет крайне затруднительно, донна Адальяро, — первым совладал с собой дон Леандро Гарденос. — Если господам судьям и удалось выжить вчера, то едва ли они осмелятся возражать мечам и аркебузам. Победителей, как известно, не судят… Если победителям удастся удержать победу, — он недобро хмыкнул и окинул меня многозначительным взглядом.

— Никто не должен знать об этом, — с усилием разжал побелевшие губы дон Месонеро. — Если правда об участии донны Вельданы в бунте вскроется в Сенате, мы похороним надежду склонить остальных на нашу сторону. И не получим помощи Аверленда. Кастаделле нужен надежный тыл, а донна Вельдана — связующая ниточка между севером и югом.

Я выдохнула с некоторым облегчением и расслабила стиснутые в кулаки ладони. По крайней мере, благородные доны не забьют меня камнями в собственном саду.

— Вы написали письмо дядюшке, донна Вельдана? — дон Леандро вскинул темную с проседью бровь.

— Еще нет. Как раз хотела заняться этим после того, как повидаю донну Изабель.

— Буду признателен, если вы займетесь письмом безотлагательно, — с нажимом произнес дон Леандро, выдавая истинную цель визита. — А мы с доном Месонеро присоединимся к вам сразу после того, как выразим соболезнования почтеннейшей донне Адальяро.

— Разумеется, — церемонно кивнула я и жестом пригласила их продолжить путь.

Донна Изабель сегодня еще больше напоминала деву скорби. Бледная, печальная, с покрасневшими опухшими глазами, в траурном платье и кружевной черной накидке поверх головы, она сидела возле каменного гроба с открытой крышкой и не подавала признаков жизни. Я ощутила пока еще слабый, но уже довольно отчетливый запах трупного разложения и невольно задержала дыхание. В Аверленде имелись схожие традиции в течение трех дней нести прощальную службу у гроба покойного, но здесь, на юге, в условиях адской жары оставлять усопшего в доме было бы неразумно, и я невольно поблагодарила Творца за то, что тело Диего сразу же перенесли в усыпальницу. Завтра к вечеру гроб наконец закроют крышкой, навечно отрезав моего несчастного мужа от мира живых.

— Донна Адальяро, — подал голос дон Гарденос и встал перед Изабель на одно колено. — Мне так жаль.

Она вздрогнула, подняла безжизненные глаза. Бледная тонкая кисть показалась из-под траурного кружева накидки, и дон Леандро с чувством поцеловал ее.

— Смерть вашего сына — огромное несчастье для всех нас, — поддержал друга дон Месонеро и тоже склонился перед Изабель. — Соболезную вашей утрате.

Я почувствовала себя как никогда лишней в этой неуютной компании.

— Э-э-э… схожу на кухню и попрошу Нейлин приготовить закуски для поминального стола, — пробормотала я и поскорее ретировалась из обители смерти, что вгоняла меня в тоску по Диего и вызывала безграничное чувство вины за его убийство.

Оказавшись за пределами усыпальницы, я первым делом вдохнула полной грудью успевший уже нагреться, но все-таки свежий воздух. Затем обогнула мрачный фасад усыпальницы, подошла к маленькому надгробию из белого мрамора и ласково коснулась его рукой.

— Мой ангелочек, — прошептала я с нежностью. — Ты теперь там не один… Да хранит тебя Творец…

Тяжелая, давящая тоска затопила мою грудь. Надеюсь, Диего не проклинает меня с того света… Ах, заслужила ли я его прощение? Будет ли он столь добр, чтобы отыскать на небесах маленькую невинную душу и позаботиться о ней, пока в этом мире я забочусь о других детях?

Не хотелось думать о том, что тяжкие грехи Диего могут вместо рая затянуть его в преисподнюю…

Сегодня утром у здания городского хранилища жарче, чем в полуденный зной в Халиссийской пустыне. Даже не верится, что богатые дома Кастаделлы могли вмещать такое количество народа. Человеческое море шумит, вздымается волнами, взрывается громкоголосым штормом. А из-за запертых ворот тянет дымком и свежей стряпней. Разъяренная толпа напирает на решетку, но впускают через узкую калитку не всех.

— Пропустите, дьявол вас дери!

— Мы не станем просить милостыню! Мы возьмем свое!

— Теперь это наше!

— Мы хотим есть!

Смотритель городского хранилища старательно прячет растерянность за грозно нахмуренными бровями. Стоящие по бокам аркебузиры из остатков городской стражи, присягнувшие новой власти, придают ему некоторую уверенность, но едва ли они смогут долго сдерживать голодную толпу.

— Только по спискам! Муниципалитет кормит только горожан! — охрипшим голосом выкрикивает смотритель. — Проходят только те, у кого имеется бумага!

— К дьяволу ваши сраные списки!

— Подотрись ты своей бумагой!

— Город нам должен!

— Кормите нас!

На нас, патрульных конников, никто не обращает внимания. Я молча спешиваюсь, сую поводья не глядя кому-то из братьев и незамеченным пробираюсь сквозь ощетинившуюся острыми локтями толпу, взбираюсь на каменную балюстраду у лестницы.

— Тихо! — отработанный за вчерашний день раскатистый рык вырывается из моих легких. — Прекратите осаду! Всех накормят!

— Вепрь!

— Это Вепрь!

— Освободитель!

— Тихо! Пусть говорит!

— Прикажи им накормить нас!

Я оглядываю оборванных, изможденных людей, в их глазах плещется ярость и обожание, ненависть и надежда.

— Городским властям необходимо знать, скольких людей они обязаны кормить, — говорю громко и отчетливо. — Муниципалитет должен получить сведения о количестве новых горожан…

— Мы не хотим! — выкрикивает из толпы рослый татуированный халиссиец. — Мы не собираемся оставаться в вашей сраной Кастаделле и снова горбатиться на господ!

— Мы хотим домой! — поддержал его смуглый товарищ. — Возвратиться на свою землю! Найти свои семьи!

— Считайте своих трусливых крыс,