Любовники чертовой бабушки - Людмила Милевская

— Давай напьемся, — предложил он любезно. Я согласилась и, громко икнув, испугалась:

— Кажется, уже напилась.

— Ерунда, это быстро пройдет.

Мы стали пить. Я не пыталась угнаться за Себастьеном, впрочем, он и не позволил бы. Чем больше мы пили, тем лучше нам становилось.

— Знаешь, чем человек отличается от животного? — вдруг спросил Себастьен.

— Тем, что ходит на двух ногах? Думаю, мы скоро встанем на четвереньки.

— Нет. Человек отличается от животного тем, что может пить водку. Именно водка делает человека человеком.

— Она же превращает его и в животное, — вставила я.

— Умная мысль, — похвалил меня Себастьен. — Во всем нужна мера. Человек должен пить до тех пор, пока ему не захочется открыть свою душу. Тебе хочется открыть свою душу?

— Себастьен, моя душа нараспашку! — с восторгом воскликнула я.

— Значит, тебе уже хватит, — заключил он. — Брось пить и пошли-ка пешком по ночному городу. Хочу слушать рассказ о твоей бабуле. Подходит такая программа?

Я взвизгнула от восторга.

— Подходит! Я обожаю свою бабулю! А кто будет о бабуле рассказывать?

— Ты, больше здесь некому.

С бутылкой шампанского мы покинули «Парти дэ плэзир». Себастьен нес бутылку непринужденно и очень красиво: зажав горлышко между указательным и средним пальцами. Я была горда тем, что иду рядом с ним. Он мною тоже гордился.

— А нас полиция не арестует? — на всякий случай спросила я.

Себастьен обиделся:

— Арестует? Меня? Героя? Мюз, ты спятила! Не бойся со мной ничего и рассказывай, — потребовал Себастьен, — рассказывай о мадам Бабуле.

И я с удовольствием начала рассказывать, потому что бабуля мой вечный кумир.

— Бабуля стремится к совершенству и превращает свою жизнь в сказку. Ей это удается, — начала я.

Цоканье лошадиных копыт раздалось у нас за спиной. Мы оглянулись и увидели настоящую карету с кучером на облучке.

— Поедем? — спросил Себастьен. — Я тоже хочу превратить жизнь в сказку!

— Наверное, дорого, — засомневалась я.

— Ерунда, я плачу, — крикнул Себастьен, на ходу заскакивая на подножку кареты и поражая меня своей прытью. — Франция хорошо обеспечивает национальных героев! — с гордостью просветил меня он.

Пристыженная за свою Родину, я уселась в карету. Мы неспешно поехали.

— А что любит твоя бабуля? — внезапно спросил Себастьен.

— Меня.

— Ты человек, а я спрашиваю о том, чем ей нравится заниматься.

— Много чем. Бабуля все любит, кроме работы. Бабуля говорит: если будешь работать, у тебя никогда не будет денег. Без денег счастливой быть трудно, потому что приходится себя ограничивать. Ограничивая себя в желаниях, унижаешь воображение. Человек с униженным воображением — раб. Так считает бабуля.

Себастьен восхитился:

— Гениально! А что еще она говорит?

— Что женщина вообще ничего не должна уметь делать: лишь сводить мужчину с ума.

— Гениально!

Пришлось согласиться:

— Да, но не у всех это получается. Во всяком случае, у бабули в восемьдесят шесть это выходит гораздо лучше, чем у меня в двадцать пять.

Себастьен радостно поразился:

— Так ей всего восемьдесят шесть?

Я уточнила:

— Еще не исполнилось.

— Да она же еще ребенок в сравнении со мной! Я сейчас!

Себастьен достал трубку, лихорадочно набрал номер и долго молчал в трубку. Потом он передал трубку мне и грустно сказал:

— Говори.

— Кто это? Немедленно признавайтесь или я рассержусь! — услышала я строгий голос бабули, впрочем, не лишенный кокетства.

— Бабулечка, это я.

— Муза? Ты?

В ее голосе было столько разочарования, что я едва не зарыдала.

— Да, бабуля, это я, твоя Муза.

— И хорошо, — сказала бабуля мстительным тоном, — а то я уже думала, что это опять сумасшедший, который звонит мне два года подряд.

Я прозрела:

— Себастьен, ты влюбился в мою бабулю?

— Да, — трагично кивнул он своей огромной лохматой головой. — Я безумно влюбился на старости лет.

— Муза! — тем временем возмутилась бабуля. — Чем ты там занимаешься?

— Слушаю объяснения в любви, — честно призналась я, потому что не научилась врать любимой бабуле.

Она ответила:

— Не буду тебе мешать, — и вновь повесила трубку.

Себастьен запаниковал:

— Она опять рассердилась?

— Нет, бабуля не привыкла мешать признаниям в любви. Но как ты мог безумно влюбиться в бабулю? — поразилась я. — Ты же ни разу ее не видел!

— Мне кажется, я знаю ее лучше себя. Я влюблен в ее голос, в ее речь, в воздух, которым дышит она. Надеюсь, это не слишком поэтично для твоих молодых ушей? — спохватился вдруг Себастьен.

Я его похвалила:

— Ты настоящий поэт. Жаль, не слышит бабуля. Но как тебе удалось так сильно влюбиться?

— Понимаешь, Мюз, я всю жизнь искал женщину, которая мечтает лишь об одном: как она будет кружить головы настоящим мужчинам. Я счастлив, что Казимеж тебя полюбил. Умер бы, не узнав, что есть на свете мадам Бабуля!

Я догадалась:

— Это Казимеж дал тебе номер телефона бабули?

— Да. Давай позвоним ей вдвоем.

— Когда?

— Завтра днем.

— Завтра днем я не смогу, снова пойду по магазинам. Позвоним ночью.

Карета медленно следовала по Монмартру, а я смотрела на Себастьена и завидовала своей бабуле. Это была очень грустная зависть. Господь сотворил мою родную бабулю такой обольстительной, что она сводит мужчин-героев с ума даже в восемьдесят шесть лет, причем на расстоянии, а я не способна свети с ума какого-то Колю, да еще в тесном контакте. Не говоря уже о Казимеже, который сначала клялся в любви, а потом меня бросил. Ну почему меня все бросают?!

— Хочу выпить с горя! — потребовала я.

Видимо, у Себастьена было свое горе, он сказал:

— Правильно, с горя выпьем, отпустим карету и пойдем гулять.

Мы выпили и запели. Я выпорхнула из кареты и понеслась по Монмартру. Я пела и кружилась в вальсе, а прохожие останавливались и с удовольствием смотрели на меня. Я подражала моей бабуле и очень боялась, что у меня не получается. Неожиданно для себя я предложила:

— Давай ей позвоним прямо сейчас.

Себастьен сразу понял, о ком идет речь, и согласился:

— Давай.

И мы позвонили.

— Бабулечка! Это я!

— Муза! Откуда ты все время звонишь?

— Бабуля! Я звоню из Парижа!

— Сейчас же прекрати звонить из Парижа. Ты хочешь, чтобы меня арестовали?

— Кто?

— КГБ!

От неожиданности я сболтнула:

— КГБ уже нет.

— Нельзя же так напиваться, — возмутилась бабуля и бросила трубку.

Я схватила за руку Себастьена. С хохотом мы забежали в кафе и закружили от счастья в вальсе. Мы оба обожали мою бабулю, и поэтому нам было хорошо. Вальс танцевать я не умела, отчего Себастьен пострадал. Я безбожно топталась по его старым ногам, а он стоически переносил это и упрямо пытался вести меня в танце. Мои волосы развевались, французы восторженно нас ободряли и аплодировали. Я чувствовала себя королевой Парижа…

Нет, пить мне нельзя совершенно — французское шампанское особенно. В крайнем случае, ситро «Буратино».

Глава 25

Утром (точнее, в полдень) я проснулась от жуткой головной боли. Сгоряча хотела отложить поход по магазинам, но разум возобладал: я вскочила с постели. После прохладного душа жизнь показалась не слишком противной, а когда в номер доставили пиво, я, сделав пару глотков, забыла про боль и отправилась по магазинам. Деньги закончились как-то внезапно. Прозрение застало меня за примеркой дорогущего платья, с которого я заносчиво (на глазах продавщицы) сорвала красочный ценник. Продавщица к моей неплатежеспособности отнеслась истерически. Поднялась кутерьма. Я энергично проводила психическую атаку на дюжих охранников, вполне успешно тесня их к выходу из универмага. За этим делом и застал меня Тонкий. Он заинтересовался шумом и поспешил мне на помощь.

Тонкий нехотя отсчитал продавщице деньги за платье и затащил меня в свой автомобиль. Через полчаса я, притихшая и изрядно струхнувшая, была доставлена к усатому мужчине с сигарой. Конечно, я подозревала, что с меня могут спросить за валюту, но надеялась, что это произойдет не скоро.

Когда мужчина с сигарой строго взглянул на меня, я подумала: «Не стоит изощряться в бессмысленных оправданиях. Вторая сумка (размером с мешок!) доверху набита уликами».

Я не испытывала угрызений совести и не чувствовала за собой ни малейшей вины, но опасалась строгого наказания — Так, приступим к делу, — наконец сказал мужчина с сигарой.

Я рефлекторно втянула голову в плечи и промычала нечто невнятное.

— Что ты сказала? — строго осведомился он.

Ответить я не смогла: боролась с острым желанием посетить туалет. И напрасно: мужчина приветливо взглянул на меня и сообщил:

— Мы довольны тобой. Могу даже вынести тебе благодарность. Умница, ты меня не подвела.

Не веря своим ушам, я испытала легкое головокружение, но вовремя сообразила, что о растрате мужчина не подозревает. Такая мысль едва не лишила меня сознания. Сейчас Тонкий скажет ему про сумку, и я пропала.