Комкор М. В. Калмыков - Давид Алексеев

На ходу бойцам пришлось осваиваться и с новыми условиями борьбы. В этих местах за два последних года кто только ни побывал у власти! Классовая борьба была обострена до предела. Рада, Петлюра, Деникин, Махно взбаламутили всю Украину, процветал бандитизм.

И теперь, когда дивизия шла по очищенной от врангелевцев территории, банды в любую минуту могли напасть на тылы, на обозы. Обстановка была сродни той, в которой протекал незабываемый и крайне тяжелый уральский партизанский рейд. Исключительную бдительность требовалось проявлять и в походе, и на отдыхе.

Первые два дня полки Калмыкова находились в резерве и обеспечивали безопасность тыла дивизии, продвижение ее обозов. Но командующий 4-й армией Лазаревич посчитал «недопустимым оставление 89-й бригады для охраны тылов»[42] и потребовал немедленно выдвинуть ее вперед.

Приказ был исполнен. Передовой 265-й стрелковый полк под командованием А. П. Кононова за двое суток прошел без привалов и отдыха около 140 верст и первым достиг линии авангардных частей наступающей армии. Вскоре он уже принял участие в жестоком бою за станцию Рыково. Разбитый противник оставил там 12 орудий, массу стрелкового оружия, боеприпасов и продовольствия.

Войска Врангеля бежали в Крым, надеясь еще одну зиму отсидеться под прикрытием сплошной сети укрепленных позиций на Перекопском перешейке и за Чонгарским проливом. Нелегко было угнаться за бешеной конницей, нелегко давался бойцам 30-й дивизии, привыкшим в сибирской тайге к ведению своеобразной эшелонной войны, и опыт борьбы с многочисленной кавалерией на голых степных просторах.

На рассвете 31 октября 270-й Белорецкий полк 90-й стрелковой бригады, окрыленный быстрым захватом села Веселого, повел наступление на Елизаветовку. Командир белоречан не принял во внимание, что еще накануне полк утратил непосредственное взаимодействие с соседями на обоих флангах, а также потерял связь с командованием бригады и дивизии.

Один из батальонов после короткой стычки с боевым охранением противника ворвался на окраину села, и все ждали, что с вводом в бой остальных сил полка судьба Елизаветовки будет решена.

Правда, уже тогда в тылах сновали какие-то конные разъезды. Сразу выяснить их принадлежность не потрудились, благодушно посчитали за своих, а они как-то незаметно разрослись в два полка из корпуса генерала Абрамова.

Первый удар кавалеристы противника нанесли по позициям полковой артиллерии. Батарейцы также приняли конных за кавалерийский полк своей дивизии, а когда спохватились, было уже поздно. В упор прямой наводкой расстрелять атакующих не смогли. Взялись за винтовки. Политрук Фрей и помощник командира батареи Путилов возглавили контратаку. Но штыки против сабель — не сила. Началась страшная рубка.

Расправившись с артиллеристами, противник с тыла врезался в боевые порядки батальонов и окружил их. Запас винтовочных патронов у стрелков быстро иссяк. Пулеметных лент было достаточно, но пулеметы один за другим выходили из строя: следовали осечки, патроны заклинивались. Пулеметчики первыми гибли под вороненой сталью казачьих клинков.

Свыше шести часов 270-й Белорецкий полк бился один на один с отборными эскадронами конницы. Лишь после полудня на место катастрофы прибыл 269-й Богоявленско-Архангельский полк, а затем и 265-й полк из бригады Калмыкова. Спасли немногих. В живых из полка, который еще вчера насчитывал свыше двух тысяч бойцов, осталось всего семьсот пятьдесят человек, да и те в большинстве покалеченные, израненные.

Таких больших потерь 30-я дивизия еще никогда не имела.

2 ноября 1920 года павшие под Елизаветовкой были погребены со всеми воинскими почестями в огромной братской могиле[43]. Тяжелы были для всех минуты прощания, особенно для Калмыкова. Ведь с ними он шел партизанскими тропами легендарного рейда, делил тяготы отступления к Вятке и радость побед недавнего Сибирского похода.

Три основные ошибки явились причиной гибели 270-го полка. Вскрыты они были тотчас же, по горячим следам и послужили серьезным уроком для всего командного состава дивизии.

Во-первых, командир белоречан не позаботился о крепости флангов и тыла при встрече с конницей, которая по природе своей стремится к ударам по менее защищенным местам.

Во-вторых, не внял и комбриг Окулич со своими помощниками предупреждению штаба дивизии о том, что в районе Веселое — Елизаветовка группируются крупные силы врангелевской конницы. Командование бригады не приняло оперативных мер к усилению своего авангарда.

В-третьих, автоматический огонь пулеметы не вели. Били по врагу, как и стрелки, одиночными выстрелами. Ранней зимы на юге никто не ждал. В пулеметах оставалась летняя смазка. А утром ударил морозец, небольшой, градусов в десять, но отогреть пулеметы было негде и нечем.

Трагедия, постигшая один из лучших полков дивизии, не расстроила ряды тридцатников. В день похорон павших под Елизаветовкой полки бригады Ильи Смирнова достойно отсалютовали старым товарищам взятием Ново-Алексеевки, а в ночь на 3 ноября они же первыми бросились на штурм Сальковских и Джимбулукских укреплений врага, одолели почти голыми руками проволочные заграждения, ворвались в окопы с перекрытиями и бетонированными блиндажами.

Сбитый с предмостных твердынь, враг ушел за Сиваш под защиту более мощных и, как казалось ему, вообще недоступных укреплений.

«На плечах противника, вслед за эскадронами 1-й Конной армии ворваться в Крым через Чонгарский и Сивашский мосты!» — таким был новый приказ начдива, и теперь он прямо адресовался и бригаде Калмыкова.

Поход от приднепровских плавней до Джимбулука, беспрерывные тяжелые бои последних дней явились для авангардных частей И. К. Смирнова пределом их сил и возможностей. Начальник 30-й дивизии на ходу произвел перегруппировку и выдвинул на линию огня свежие полки.

Бригада Александра Окулича ринулась прямо на юг, к Сивашскому железнодорожному мосту, а бойцы 266-го и 267-го полков бригады Михаила Калмыкова, пройдя через боевые порядки красноуфимцев Смирнова, в ночь на 4 ноября повернули резко влево и взяли курс на Чонгарский пешеходно-гужевой мост.

— Даешь Крым! — под этим кличем пробивались уральцы и сибиряки по солончаковой земле Чонгарского полуострова.

Ледяной ветер, напоенный удушливо-смрадной горечью Сиваша, сек лица, распирал легкие. За пять часов наступления передовые полки обеих бригад, одолев нормы суточных переходов, почти одновременно вышли к урезу Гнилого моря на заданных им направлениях. И все-таки опоздали. Задачу форсирования с ходу решить было невозможно.

Первоуральцы 268-го полка Я. М. Кривощекова остановились перед пролетами взорванного Сивашского железнодорожного моста. Осадил коня и комбриг Калмыков, выскочивший с головным дозором малышевцев 266-го полка к Чонгарской переправе. Деревянный пешеходно-гужевой мост пылал. Стропила рушились в багряно-свинцовые воды пролива, вздымая ввысь трассы огненных искр.

Вновь закупорилась «крымская бутылка» — враг навязывал позиционные методы борьбы.

Михаил Васильевич расположил штаб бригады в развалинах хутора Мартьяновки. Настало время все изучить, взвесить. Перед рекогносцировкой комбриг развернул карту. На бумаге очертания Чонгарского полуострова удивительно напоминали силуэт двугорбого верблюда, на котором долго не усидишь. Карта говорила, что на всем Чонгаре нет ни одной реки, ни одного ручья. Была водокачка, но и та взорвана. Колодцев тоже — раз-два и обчелся, да разве вода в них: муть да соль голимая. А полки где укроешь? Под крышами два десятка домишек, а народа — тысячи. Костры не запалишь: не то что дров — прутика, щепки днем с огнем не отыщешь. Плохи надежды и на собственные, внутренние «кочегарки». Обозы застряли в местах выгрузки. Хлеба по полфунта на брата в день — больше не выдашь. Правда, в Ново-Алексеевке разжились пшеницей, а теперь и конина готовится впрок (бьют беляки по лошадям). Но варить-то на чем?

Калмыков поднялся и позвал помощников ехать с ним к проливу. Деревянный мост, подожженный с обеих сторон, сгорел дотла. Огонь слизнул весь настил, все поперечные брусья. Только сваи еще дымили одинокими свечками.

Пролив шириной около 200 метров был глубок: в полтора, а то и в два человеческих роста. О переправе вброд и думать нечего.

— А что это там белеется? — спросил Калмыков, указывая влево на массу каких-то материалов.

— Заготовки на новый мост, — пояснил старший разведки. — Для танков, видать, построить хотели…

— И вы еще медлите! Штабеля сейчас же рассредоточить и надежно укрыть. Возьмите на учет каждый брус, каждую доску. Отныне за них головой в ответе.

— Да, дровишки теперь будут! — довольно потирая руки, проговорил адъютант Александр Верещагин.

— Дровишки?! На костер такие бревна?! — напустился тут же Калмыков. — По ним перекинемся на ту сторону.