Комкор М. В. Калмыков - Давид Алексеев

Непрерывные бои и отсутствие подвоза породили в частях дивизии патронный голод. Когда дело касалось боеприпасов, Калмыков всегда был прижимист. Не давал лишку в батальоны, а докладывая о наличии боеприпасов, безбожно прибеднялся. Ловчить приходилось не от хорошей жизни, но только так и удавалось иметь кой-какой запас на черный день.

На Тоболе и эта «копилка» быстро иссякла. Пришлось выдавать в день по 10—20 патронов на стрелка и по сотне на пулеметы. Не лучше было положение и в полковой артиллерии.

Новый начальник дивизии Е. Н. Сергеев[38] был засыпан заявками на боеприпасы. Удовлетворить их не было возможности, и тогда начдив решился огласить в приказе всем командирам полков такое сообщение начальника артиллерийского снабжения Восточного фронта:

«Каждые три дня дают одни миллион патронов, который мы высылаем по очереди каждой армии фронта. Отсюда видите, что очередь вашей армии наступает через 9—10 дней… Причем предупреждаю, что каждую партию патронов назначает сам Реввоенсовет Востфронта в зависимости от боевой обстановки, а поэтому гарантировать аккуратную высылку даже по очереди не могу. Выход один: нужны героические меры сокращения расходов огнеприпасов… Необходимо собирать гильзы, отобрать максимум патронов у тыловых команд, умело распределять их между полками, строго следить за дисциплиной огня…»

— Положение аховое. Так трудно не было даже в партизанском походе, — заключил Калмыков после ознакомления с приказом. — Но не дают нам значит на других фронтах обстановка труднее. Ведь сама Москва сейчас на осадном положении — деникинцы к Туле вырвались. Надо крепиться, на штыки да на руки свои больше рассчитывать.

Осенью 1919 года главным фронтом страны стал Южный фронт, все силы республики были брошены на борьбу с Деникиным. Но не снималась и задача скорейшей ликвидации колчаковской армии. А помощь? Лишь на один рабочий Урал могли рассчитывать части Восточного фронта, и только что воссозданные партийные, советские и военные организации уральского края оказали ее с фантастической быстротой.

К середине октября армии фронта получили десятки маршевых рот, семь новых крепостных полков, одну стрелковую и одну кавалерийскую дивизии. В красноармейские части вливались те, кто вынес на своих плечах все тяготы колчаковщины.

Как и в марте, в ротах Богоявленско-Архангельского полка насчитывалось по сорок-пятьдесят человек. Но вот пришло пополнение, и полк стал опять обретать полную силу. Прибывали восемнадцатилетние и те, которым было под сорок. Жадно слушали новобранцы рассказы о Красной Усольской республике, о рейде с Блюхером по вражеским тылам, о боях под Кунгуром, Молебским и Нытвенским заводами. Не забывали старые стеклодувы вставить слово о трудовом мастерстве Калмыкова. Ветераны походов на Магнитку и Оренбург восхищались его воинской удалью. И, командуя полком регулярной Красной Армии, говорили они, Калмыков ни разу не дрогнул. Какой роте туго, там и он всегда. Если отступать нельзя, станет в рост под пулями. «Не берут же», — скажет, расправляя усы, и все уже летят за ним в атаку.

— В бою строг, горяч, а так рассудителен, справедлив. С чем ни приди к нему, всегда поможет. Наш брат — рабочий, — тепло и сердечно отзывались бойцы о своем командире.

В октябре в дивизии проходила партийная неделя. Вместе с комиссаром командир был озабочен тем, чтобы за эти дни в ротах максимально выросла партийная прослойка. Помня наказ ЦК говорить людям только суровую правду, Калмыков звал лучших бойцов и командиров вступать в ряды коммунистов и вести за собой людей на трудную, но великую борьбу.

Наступление от Петропавловска к Кургану было последней удачей армии Колчака. Сдержав и измолотив на тобольских плацдармах отборные части Колчака, войска 3-й и 5-й армий возобновили свой сибирский освободительный поход.

У врага резервов больше не было. Его тыл стал тем же фронтом. За спинами колчаковцев поднялась могучая народная армия — сорок тысяч сибирских партизан. И покатилась белая гвардия к Омску.

Последние дни октября 269-й Богоявленско-Архангельский полк, как и вся 30-я стрелковая дивизия, провел в наступательных боях. Новый месяц бойцы Калмыкова встретили уже на берегах Ишима. Вторая большая сибирская река была форсирована с ходу.

В те дни из дивизии было направлено три представления к высшей военной награде: командование ходатайствовало о награждении орденами Красного Знамени командиров 262-го Красноуфимского полка Т. И. Шевалдина, 2-го кавалерийского дивизиона К. К. Рокоссовского и 269-го Богоявленско-Архангельского полка М. В. Калмыкова.

Все трое в боях за Ишим проявили не только зрелое командирское мастерство, но и высокую личную отвагу. Трифон Шевалдин, преследуя противника с горсткой бойцов, пленил два батальона 13-го Омского полка в полном составе. Константин Рокоссовский с тридцатью всадниками атаковал артиллерийскую батарею белых и, подавив сопротивление пехотного прикрытия, тоже взял се в плен в полной исправности. А вот что говорилось в приказе Революционного Военного Совета Республики по личному составу армии о присуждении ордена Красного Знамени командиру 269-го стрелкового полка Михаилу Васильевичу Калмыкову:

«…командуя полком с 16 августа 1918 г., названный товарищ проявил себя как решительный опытный и распорядительный командир. 4 ноября 1919 г. тов. Калмыков, форсировав реку Ишим и задавшись целью отрезать отступающего противника, который сгруппировался в районе с. Михайловского, направил главные силы в лоб неприятелю, а сам с небольшой группой зашел ему в тыл. Противник, не ожидая с этой стороны нападения, растерялся и бежал. В результате этого было захвачено 1200 пленных, штаб сводной дивизии, 338 000 патронов, 12 пулеметов, много снарядов и другого имущества»[39].

Последний день декабря полк Калмыкова встретил в деревне Дубровской. Ее крепкие рубленые избы растянулись двойной цепочкой вдоль Сибирского тракта, который тут уже целиком и полностью оправдывал свое громкое название. Вокруг величавая тайга, снега непроходимые и морозы трескучие.

Давно позади остались степи Прииртышья и Приобья. После Омска оперативные приказы штаба дивизии стали похожими на расписание движения поездов. В них категорически указывалось: какого числа, к какому времени, к каким населенным пунктам должны выйти авангарды бригад. Так прошли Татарск и Барабинск, Ново-Николаевск и Юргу.

Стремительно протекали марши, но легкой железнодорожно-санной прогулкой они, разумеется, не были. Перегоны от станции до станции тянулись по нескольку десятков верст, и деревни на тракте также редки. Многие участки дороги были сплошь забиты бесконечными лентами поездов с замороженными паровозами и вагонами, набитыми мерзлыми трупами тифозных. В деревнях чуть ли не в каждой избе брошены сгорающие в сыпняке колчаковцы.

Заболевали и свои, выбывали из строя обмороженные. Эвакуировать их в тыловые госпитали часто было почти невозможно. Но никакие тяготы не в силах были остановить полки.

В Омске части 30-й стрелковой дивизии были включены в состав 5-й Краснознаменной армии. Белоречане и богоявленцы, верхнеуральцы и троичане попали в боевую семью тех, кто принес свободу их родным местам — Башкирии и всему Южному Уралу. Бойцы Калмыкова узнали, что их письмо, посланное еще в феврале из-под Нытвы на родной Богоявленский завод, дошло по назначению. Жители поселка ответили на него формированием нового батальона добровольцев. И вот, с честью пройдя вместе с 5-й армией весь ее многотрудный путь от Бугуруслана и Уфы через хребты Урала, они встретились со своими земляками на бескрайних просторах Сибири.

В канун нового 1920 года высшее командование получило от штаба дивизии две победные реляции. В первой говорилось о занятии 20 декабря частями 2-й бригады города Томска. Не менее весомым был и второй телеграфный рапорт (к его написанию 269-й стрелковый полк имел уже самое прямое отношение):

«Части 3-й бригады в 13 часов 23 декабря заняли город Тайгу, в котором захвачено большое количество артиллерии, пулеметов, много эшелонов с буржуазией и военными трофеями, учесть которые даже приблизительно не представляется возможным».

Теперь полк продвинулся еще дальше, прошел Мариинск, нацелился на Красноярск.

Днем 31 декабря в Дубровскую прибыл новый начальник 30-й стрелковой дивизии Альберт Янович Лапин;[40] с ним Калмыков до этого не встречался и с любопытством всматривался в его раскрасневшееся от мороза юное лицо. Десятый год Калмыков в армии, но никогда еще не видел, чтобы дивизиями командовали такие юнцы. Лапину было всего двадцать лет.

Однако, когда речь заходила о боевых делах Лапина, забывался комсомольский возраст начдива. На первый план выступали его геройские подвиги, не по годам богатый организаторский и командирский опыт. Сын профессионального революционера-большевика, он стал коммунистом еще в июне 1917 года. В дни Октябрьского вооруженного восстания в Москве, руководя отрядом молодых красногвардейцев, брал штурмом Алексеевское юнкерское училище. Затем фронт. Был комиссаром разведотдела и штаба 5-й армии. В дни контрнаступления Восточного фронта принял 232-й полк 26-й стрелковой дивизии; командуя им, освобождал Бугульму, отважно дрался в лесах Башкирии, в горах под Златоустом…