Над картой Родины - Николай Михайлов

НОВЫЕ ЗЕМЛИ НА СТАРОЙ КАРТЕ

СЛАВА РУССКИХ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ

Мы всмотрелись в карту нашей страны, чтобы лучше понять ту природную среду, в которой живет и работает советский народ. И мы, может быть, не подумали при этом, что карта, отразившая природу нашей Родины, ее реки и горные хребты, сейчас не совсем такая, какой она была всего лишь треть века назад. Природа в общем та же, да отчет-то о ней был неполным. Лист карты пестрел пустотами, похожими на типографский брак. Только после работы советских ученых наша родная страна нанесена на карту целиком.

Есть у нас земли, которые всегда оставались в пределах страны и все же могут быть названы «новыми». Их впервые познали, изучили, освоили.

Новыми вершинами, новыми островами, новым начертанием рек на карте мы обязаны росту советской культуры.

Но было бы неправильно думать, что в прошлом Россия мало знала способных и смелых географов. Нет, русский народ и раньше рождал славных путешественников, мореходов, землеведов.

Русский пахарь изведал степь, охотник углубился в леса, рыбак познал морской берег. Эти знания обжитых мест запечатлевались в летописях, писцовых книгах, «чертежах».

Когда в шестнадцатом столетии русским открылась вся громадная, неведомая Сибирь, они за каких-нибудь полвека прошли ее насквозь до самой Аляски. Такой бросок через огромный континент — единственный пример во всей человеческой истории. Народ, прошедший из конца в конец шестую часть мира, — народ великих подвигов.

Вопреки путам самодержавия, вопреки противодействию недальновидных властей, русский народ вырастил умных и мужественных деятелей. Проявляя необычайную силу воли и ломая все препятствия, они пронесли передовую русскую культуру по просторам России до берегов Тихого океана и рубежей Центральной Азии.

В исследованиях своей земли русские люди показали размах небывалый. Вот тому пример: в середине восемнадцатого века Великая Северная экспедиция по замыслу Петра описала труднодоступные берега полярной Сибири всего за десять лет. На небольших деревянных судах, не только при свете дня, но и во мраке полярной ночи, в леденящей стуже наши люди проследили берег океана на протяжении многих тысяч километров — от Вайгача до Анадыря, — и карта Северной Азии приобрела те очертания, к которым теперь все привыкли. Память об этих героях русская Арктика запечатлела в именах мысов, бухт, кораблей: мыс Челюскин, море Лаптевых, ледокол «Малыгин»…

Великий Ломоносов, ушедший от своего времени на целую эпоху вперед, возвел изучение России на научные основы. Проницательно и мудро указал он на государственный смысл освоения Арктики и Северного морского пути.

Сын петровского солдата Степан Крашенинников, подобно Ломоносову, выдвинулся из народных глубин талантом и упорством. Ради науки он провел годы на Камчатском полуострове, и нужда, на которую начальство его обрекло, не помешала ему создать «Описание земли Камчатки», по богатству идей, совершенству метода и мастерству изложения превзошедшее все, что тогда было известно мировой географии.

Исследователь Дальнего Востока Геннадий Невельской первым вошел с моря в устье Амура и доказал, что Сахалин не полуостров, а остров. Неоценима заслуга этого ученого-героя, поднявшего русский флаг над пространствами Нижнего Приамурья, Сахалина и Приморья. Преданный идее, Невельской не отступил ни перед суровой природой, ни перед голодом зимовок, ни перед угрозами тяжкого наказания, которыми бюрократический Петербург пытался сдержать его пыл. Он смело действовал «вне повелений», и в итоге нашим стал край, где ныне крепнут советские твердыни — Владивосток, Хабаровск, Советская Гавань, Комсомольск.

Петр Петрович Семенов Тян-Шанский был руководителем Русского Географического общества, основоположником великой русской географической школы, оставившей позади все географические школы Запада. Эпоху блестящих экспедиций в пустыни и горы срединной Азии начал он своим знаменитым путешествием к ледникам Хан-Тенгри. Тогда, столетие назад, в глубинах Тянь-Шаня еще сохранялся патриархально-родовой быт, и Семенов был там первым посланцем русского народа. Он показал высокий образец всестороннего географического исследования, предмет которого — не только природа, но и жизнь людей.

Настойчиво и смело работали русские путешественники в Центральной Азии. На большом протяжении этот континентальный край примыкает к южным и восточным границам России, и все последнее столетие лился туда свет русской географической культуры. На смену смутным средневековым россказням о таинственном поднебесном Тибете, необъятной Монголии, безжизненной Гоби пришли точные знания, их внесли в мировую науку прежде всего русские географы.

Больше всех сделал Николай Михайлович Пржевальский, один из самых замечательных путешественников всех времен и народов. Неутомимо совершая экспедицию за экспедицией, он, говоря словами Семенова Тян-Шанского, «своим орлиным полетом рассекал самые неведомые части Азии». Проведя в пути почти 11 лет и пройдя свыше 30 тысяч километров, великий русский географ обновил ее карту.

Пржевальский открыл много новых горных хребтов и распутал строение гор Центральной Азии, опровергнув схему, предложенную Гумбольдтом. Он достиг в Тибете верховьев великих китайских рек Янцзыцзян и Хуанхэ, положил на карту озера Лобнор и Кукунор, нашел дикую лошадь и дикого верблюда, собрал и привез богатейшие ботанические и зоологические коллекции — до 35 тысяч образцов. Труднодостижимая, дотоле почти неизвестная середина самого большого из материков была впервые изучена, осмыслена и с блеском описана.

В Пржевальском слились лучшие черты русского человека — широкий размах и скромность, глубина чувства и ясность мысли, самозабвенное служение высокой цели и готовность во имя ее преодолеть любые преграды. Жажда познания, необычайная целеустремленность, всепобеждающее мужество, неистребимая любовь к активной, творческой жизни, преданность родине и стремление прославить ее — вот Пржевальский. Чехов говорил: «Таких людей, как Пржевальский, я люблю бесконечно…»

Рождая легенды, совершал свои мирные подвиги этот светлый человек и укреплял нашу давнюю дружбу с народами Китая, Кореи и Монголии.

Ученики Пржевальского продолжали его дело. Петр Козлов во главе экспедиционного каравана вдоль и поперек исходил середину Азии. Ему удалось найти мертвый город Хара-Хото, а в нем — библиотеку с двумя тысячами древних книг. Эту занесенную песками столицу народа си-ся местные жители оберегали от взоров европейцев, но наш путешественник ее отыскал.

Правители России боялись народа и, чтобы подорвать его веру в свои творческие силы, приучали к раболепию перед всем иностранным. И в географии предавали они наши интересы. Связанные с заграничным капиталом издатели, продавшиеся им журналисты молчали об успехах русских путешественников, но поднимали на щит иностранцев.

Рассказывали о работе Кука в высоких южных широтах и оставляли в тени явный пример нашего научного превосходства — открытие русской экспедицией Фаддея Беллинсгаузена и Михаила Лазарева материка Антарктиды. Писали об открывателе Индии Ваоко да Гаме — и забывали, что Афанасий Никитин проник в Индию на четверть столетия раньше. Считали, что Норденшельд первым из людей обогнул самый северный мыс Сибири, тогда как русские мореходы плавали в тех местах раньше на два с лишним века.

Царские власти были склонны оставлять в пренебрежении замыслы русских ученых. Петр Кропоткин силой научного прозрения предсказал Землю Франца Иосифа, но задуманная им экспедиция не была разрешена, и архипелаг открыли, и при том случайно, Пайер и Вейпрехт — австрийцы.

Труды самых знаменитых наших путешественников выходили редко, — даже книги Пржевальского, который был настоящим народным героем, до революции не переиздавались ни разу. А иные работы и вовсе не печатались. Да советской власти не увидело света полное описание путешествия на Тянь-Шань Семенова Тян-Шанского — гордость русской географической науки.

В основе работы русских географов всегда лежало необычайное обилие настойчиво собранных, тщательно проверенных, глубоко продуманных и обобщенных фактов — это придавало слову русского ученого убедительность и достоверность.

Русские географы-классики всегда думали об интересах родины, обращались в своих книгах к народу — и именно в этом устремлении находил силу и краски их язык, всегда яркий, а подчас подлинно художественный.

Глубокая человечность пронизывала всю работу передовых русских географов, как и всех деятелей передовой русской культуры. Они без предубеждения относились к другим народам и не делили людей на «низшие» и «высшие» расы.