Его волчица. Я тебя приручу (СИ) - Невинная Яна

Я старался понять безудержно веселящихся людей, их стремление затопить алкоголем сознание, отодвинуть от себя реальность, отстрочить приговор, но их действия были пиром во время чумы. Они вели себя как идиоты, бесили и раздражали одним своим присутствием.

Но время развлечений быстро прошло, когда на общем собрании я огласил повестку дня.

К моему удивлению, никто не забился в истерике, когда я поведал группе истинное положение вещей. Возможно, дело было в похмельном угаре, из которого еще не вышла молодежь. Или же перспектива прожить хоть сколько-то по сравнению с теми болезнями, которые их убивали, показалась лучшей.

Я предоставил выбор, и трое человек ушли из логова, решив пойти своим путем, правда, вскоре вернулись, испугавшись обрисованных перспектив показать перед людьми свою волчью натуру.

Логово. Так дом окрестили новые обитатели, и название прижилось. Логово, стая. Мы все понемногу принимали свою вторую сущность. И готовы были бороться за жизнь и за свое место обитания.

Могли и уехать, позорно сбежать, но пока было некуда. Запасы стремительно угасали, за новыми уже съездили в город, но скоро растают и они тоже – народу много, но они не в состоянии внести свой вклад, разве что ловить дичь. Но пока новички не изъявляли желания охотиться, были еще слишком цивилизованными.

Но вскоре им придется сбросить цивилизованность, гром уже грянул – оборотни заявили о себе. Помимо них нас поджидали и другие опасности.

Либо доконает болезнь, либо нападут оборотни, либо найдут местные власти. Не исключено, что и Вежбицки может добраться до нас с единственной целью уничтожить следы преступления.

Поэтому единогласно было принято решение сидеть и не высовываться, как бы ни хотелось позвонить близким и сообщить о себе. Мы перебрали все варианты, но ни один не казался правильным.

Если связаться с родными, то они обязательно заявят в полицию на Вежбицки, раскроется существование оборотней, наличие их гена у пациентов. Нас запрут в лабораториях, будут изучать, ставить опыты, но никто не станет давать нам крови – и мы умрем.

Нет смысла будоражить общественность. Всё равно человечеству никогда не дадут узнать тайну об оборотнях. Оставаться здесь – пока единственно возможный выход.

По крайней мере, есть надежда поймать еще одного оборотня. И кто знает, вдруг когда-то не будет надобности вливать новые порции крови и настанет полное исцеление. Без надежды человек падает в пропасть, без надежды он ничто.  

А пока нам нужно поддерживать в себе жизнь, снова и снова вливать в себе кровь, запасы которой далеко не безграничны.

В присутствии Михала я постарался вколоть себе среднюю порцию крови, но тот, кажется не обратил на это особого внимания. Наверное, причиной тому была Кася. Михал проводил много времени со своей девушкой, которая чувствовала себя сносно, но была еще слаба, а еще она теперь боялась его, не называя явной причины.

Но страх был ощутимым, девушка вздрагивала при его появлении, мало говорила, осторожно обходя тему больницы и профессора. Михал замкнулся в себе, но хотя бы выбросил из головы бредовые мысли о моей связи с Вежбицки.

Наблюдая за пациентами, которые принимали свои дозы крови, лежа и сидя где попало в комнате, отведенной под медицинский кабинет, я пытался запомнить их лица и имена. Я должен знать их всех, ведь это моя стая.

Я руковожу этими людьми, получив от них нечто вроде присяги, но ни с кем не могу сблизиться. Пожалуй, разве что Михала подпустил к себе ближе.

Никак не получается побороть в себе тягу к обособленности. Никто не заслуживает абсолютного доверия, вернее, я даже не пробовал довериться кому-то, рассказать о том, что лежит на душе.

Как бывает паршиво, как я боюсь совершить ошибку, как распирает от самых разных чувств и ощущений. Наверное, каждый ведет подобную внутреннюю войну. Наряду с этим ждет неминуемого конца.

Я перекинулся парой слов с пациентами, некоторые девушки даже пытались флиртовать, мужчины забрасывали вопросами.

Когда они ушли, я заглянул в журнал переливания крови. Михал сделал соответствующую запись, значит следит за мной и держит под контролем ситуацию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я прислушался к своим ощущениям от крови, бегущей по венам. В самый первый раз, когда мне вкололи то, что считалось уникальным препаратом, покалывающее онемение разлилось по всему телу, изможденному болезнью, а потом по нему словно забегали крошечные язычки пламени, поджигая изнутри и уничтожая очаги болезни.

Я чувствовал себя обновленным, перерожденным, чистым. Блаженная истома охватила все члены, и я погрузился в умиротворенный сон.

В следующие разы я почти ничего не чувствовал, да и теперь не было сильных ощущений, всего лишь кровь, бегущая по венам. Она ничего не давала, как будто я был здоровым сам по себе и не нуждался в ней.

Эта загадка мучила, нужно было обязательно разобраться в ней. Кася вряд ли даст вразумительный ответ. Я даже допускал безумную мысль об одиночном проникновении в стан врага, в «Возрождение», чтобы выпытать правду у профессора, но так подло по отношению к своим людям поступить не мог. Придется пока страдать от неизвестности.

Выхожу в ночь. Казалось, прошло столько времени с похорон, мы нашли оборотней, потеряли еще двоих людей, провели собрание, но все еще длится ночь, до рассвета еще несколько часов.

Тьма полностью поглотила окрестности. Вязкая и непроницаемая, словно живая субстанция, взявшая себе за правило каждый день убивать свет. Растворяясь в ней, сижу на крыльце дома в одиночестве с сигаретой между пальцами. Тихо шелестят ветви деревьев, изредка ухает в лесу ночная птица, едва слышные шорохи и звуки леса отдаются в сознании, напоминая о непрерывной деятельности живых тварей.

Далеко в горах завывает ледяной ветер. Тепло лета постепенно отступает перед холодом осени. Я обнаружил в себе способность приглушать отзвуки постоянного копошения, которые напоминали назойливый комариный писк. Удавалось вернуть прежнюю тишину, которую слышит обычный человек.

Но только временно. Хищник внутри требует ежеминутного состояния готовности. К чему бы то ни было. Прислушиваться, всматриваться, осязать. Хищник приказывает всегда быть начеку, во всеоружии, быть сильным и беспощадным.

Внутренний зверь руководит мною, и я подчиняюсь ему, потому что ощущение собственной мощи делает живым и помогает верить в возможность будущего для всех моих людей.

Я поднимаюсь с крыльца, делаю еще пару затяжек. Курить, честно говоря, не хочется, никотин противно налипает на легкие, оседая на них черными сгустками – я прямо-таки физически это ощущаю, но нужно чем-то занять руки.

Нужно унять нервы. Расхаживаю вдоль дома, заглядывая в закрытые и занавешенные окна, за которыми мечутся тени. Как жалкий сирота, жаждущий людского тепла.

Вслед за мной с крыльца ступает Диана, стройная брюнетка с красивыми раскосыми глазами. Некоторые ушлые бабенки во время веселья пытались приставать ко мне, к Михалу, к другим парням, будто им мало было своих, я же чувствовал только омерзение, а потом невероятную усталость.

Мне было не до чего. Но сейчас почему-то встрепенулся от появления Дианы. Виной всему моя взбудораженность, адреналин, гуляющий в крови.

– Почему ты не спишь? – с придыханием мурлыкает Диана, и в темноте ее обнаженные ноги в шортах прямо-таки светятся.

– Есть дела.

Отвечаю кратко и грубо, чтобы даже не думала вступать в разговор.

Не собираюсь с ней сближаться. Пусть все улягутся спать, а я пойду искать Веру. Я почувствовал ее там, в окрестностях стаи.

Вера овладела всеми моими мыслями. Стала наваждением. Странное, ничем не обоснованное ощущение, что она находится рядом, даже приближается ко мне, затопило с головой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Решительно невозможно, глупо, больше походило на начинающееся безумие. Будто я сам себе придумываю новые страдания, чтобы еще больше наказать себя.

Наверное, нужно пойти на поводу у потребностей тела и затрахать какую-нибудь девку, желательно похожую на Веру, чтобы голова встала на место. Мне этого не хотелось, но, наверное, так было бы лучше для всей общины, которая очевидно боялась лидера, похожего на бешеного зверя, который предпочитал одиночество, не терпел возражений и отдавал строгие приказы.