Музейный артефакт - Данил Корецкий

– У матери прокуратора – Варении, трепыхание сердца. Собрали целителей, но никто не смог ничего сделать, а некоторые побоялись даже браться! И у твоего Ави ничего не получилось. Я рассказал про лучшего городского лекаря, и Крадок приказал доставить тебя к нему несмотря ни на что… Думаю, я подоспел вовремя!

Клодий засмеялся, но тут же оборвал смех и продолжил:

– Это семья знатного рода, прокуратор назван в честь своего деда – префекта Рима, а его брат в честь отца – командира преторианской гвардии. Если ты поможешь их матери, думаю, все обвинения будут сняты!

Кфир глубоко вздохнул и лег на спину, широко раскинув руки. Прямо над ним светили с неба золотистые звезды и толстенький желтый полумесяц. Сейчас они выглядели совсем не так, как через щель в стене узилища. И дышалось сейчас совершенно не так, как там. Свобода! Черный властелин вновь помог ему! Что он за это потребует? Ладно, не важно… Главное, удалось вырваться из застенка и избежать суда…

Вскоре они прибыли на место. Стража у ворот при виде Клодия отсалютовала копьями, отставив их на длину вытянутой руки и вновь прижав к туловищу, да еще пристукнув древками о землю.

Несмотря на позднее время, дворец не спал. Усиленная стража перекрывала темные аллеи, слуги с факелами стояли у входа, в окнах тоже метались беспокойные сполохи света, отражая царящую во внутренних покоях сумятицу.

Они поднялись по ступенькам и вошли внутрь. Кфир не один раз бывал у Вителия Гарта и проходил гораздо дальше обычных посетителей, а потому неплохо знал расположение помещений. Они прошли через высокий прохладный холл, выдержанный в серых и пурпурных тонах. В углу, прямо на полу, под надзором легионера с копьем понуро сидели все лекари Ершалаима: человек десять – от заведомого шарлатана Мисаила до «номера второго», как Ави сам себя называл до недавнего времени. Теперь, наверняка, он считал себя «номером первым».

Все подняли на звук шагов головы, которые уже непрочно сидели на плечах и могли в любой момент отделиться от никчемных туловищ. При виде Кфира на всех лицах появились улыбки надежды. На всех, кроме испуганного лица Ави. Тот снова уткнулся мрачным взглядом в пол. Кфир презрительно усмехнулся.

Потом они шли по отделанному красным гранитом коридору с длинным бассейном посередине, в котором плавали золотые рыбки и через каждые семь шагов били струи приятно журчащих фонтанов. На стенах, чадя, горели факелы, а в промежутках между ними недвижно, как статуи, замерли в полумраке копьеносцы.

После коридора они повернули направо и оказались в помещении, которое слуги называли «танцующие гетеры». Именно здесь они и остановились. Выложенные мелкой разноцветной мозаикой танцовщицы грациозно застыли на стенах, их изогнутые станы и гибкие руки наводили на мысль, что это живые красавицы, превращенные в выпуклые изображения черным колдовством… Мысль о колдовстве – не самая подходящая в данных обстоятельствах, и Кфир перевел взгляд в пол, на котором такой же мозаикой был изображен бассейн с плескающимися дельфинами. Он как раз стоял на одном из них, как повелитель водных пучин…

– Поспеши сюда, лекарь! – золотоволосая женщина лет тридцати пяти, распахнув двустворчатые двери, выбежала навстречу.

«Как я обойдусь без перстня?» – в смятении подумал Кфир, следуя за ней.

В просторной спальне было много народу: у окна спиной к вошедшим стоял высокий широкоплечий мужчина в красной тоге с копной золотых волос, несколько служанок суетились у постели под балдахином, на которой лежала матрона преклонных годов. Черные, с сединой волосы разметались по подушке, обрамляя некрасивое, изборожденное морщинами лицо: низкий покатый лоб, нос «уточкой», маленький, сжатый рот.

– Мама, мы привезли лекаря! Сейчас он тебя исцелит! – бросилась к постели светловолосая.

– Спасибо, Цецилия…

Маленькие, черные, глубоко посаженные глазки с надеждой обратились на Кфира.

– Сердце… Оно прыгает, как будто хочет выскочить из груди…

Лекарь взял ее за руку, посчитал пульс, покачал головой.

– Красный червь шевелится в нем, это очень опасно…

Мужчина у окна повернулся и подошел ближе. Золотой сноп волос делал его похожим на одуванчик, но это впечатление сохранялось недолго: суровое, будто высеченное из камня лицо, квадратный волевой подбородок, короткий прямой нос, на переносице, между холодных голубых глаз залегла глубокая морщина. Скорее это была озабоченная скала, на вершине которой по недоразумению вырос одуванчик.

– Я Марк Крадок. Вылечи нашу мать, и ты будешь щедро вознагражден! – властно сказал он. – Можешь колдовать, можешь делать, что хочешь – сейчас и впредь ты под защитой Рима!

Что-то очень неприятное ворохнулось в памяти, сердце екнуло, но Кфир списал это на ответственность предстоящего лечения.

– Я исполню все, что могу! – кивнул он. – А пока пусть заварят настой мяты до зеленого цвета, больной нужно расслабиться…

Цецилия шевельнула рукой, и одна из служанок тут же убежала на кухню.

А Кфир простер руки над грудью Варении и принялся читать заговор от красного сердечного червя. Конечно, с перстнем все было бы проще и быстрее, но как раз этот заговор он хорошо знал, а потому надеялся на успех. Когда он расчистил путь из сердца по жилам, громко приказал червю оставить тело больной и совсем тихо подкрепил приказ именем Черного властелина, Варения содрогнулась и облегченно вздохнула.

Кфир напоил знатную пациентку отваром мяты. Он уже почувствовал, что дело идет на лад. И действительно – пульс постепенно вошел в норму, бледные щеки порозовели, из глаз исчез затаенный страх.

– Мне стало лучше, – достаточно твердым голосом проговорила она. – Сердце перестало прыгать и стучит, как всегда, ровно!

Кфир довольно кивнул.

– Настой мяты надо пить каждые два часа. А завтра я осмотрю тебя и повторю некоторые процедуры, – он улыбнулся.

К завтрашнему дню он надеялся получить обратно магический перстень и окончательно вылечить мать благородного семейства.

– Марк, проводи лекаря к Публию и разведите все его беды, – сказала Варения, и чувствовалось, что она привыкла к повиновению.

– Конечно, мама! – улыбка смягчила черты лица златоглавого. От избытка чувств он хлопнул Кфира по плечу, да так, что у того подогнулись колени.

– Пойдем к моему брату, наместнику императора Рима, – сказал он. – Он очень суров, но уверяю тебя, ты можешь рассчитывать на благосклонное отношение…

Улыбающаяся Цецилия проводила их до двери. Ожидающий среди танцующих гетер Клодий приложил кулак к груди, приветствуя Марка. Потом двинулся следом, отставая на несколько шагов, как бы подчеркивая соблюдение дистанции между простым трибуном и командиром легиона. Они шли по анфиладе комнат, по длинным, освещаемым факелами коридорам. Кфир тоже отставал, стараясь держаться за спиной Марка Крадока. Он рассматривал сзади его могучую фигуру, его золотые волосы, и ворохнувшееся в душе беспокойство разрасталось. Оно было связано с чем-то страшным, с тем, что он постарался навсегда забыть и что сейчас из глубин памяти пробивалось сквозь толстую корку забвения.

Наконец, рабы распахнули тяжелые высокие двери с тонкой резьбой, стражники приветственно пристукнули копьями, и они вошли в огромный высокий зал, который освещался не дымными коптящими факелами, а греческими светильниками, дающими ровный яркий свет и пахнущими благовониями.

Посередине, на покрытом шкурами зебр возвышении стоял резной трон с высокой спинкой, а на нем сидел мужчина в красной тоге и золоченых сандалиях. У него тоже была копна золотых волос, но потускневших, и выглядел он старше своего брата. Фигура была не атлетической, а скорей грузной, выдвинутая нижняя челюсть и опущенные углы рта делали его похожим на бульдога. Выцветшие глаза изучающе сверлили лекаря. Под этим ледяным беспощадным взглядом Кфиру стало не по себе.

– Слава богам, он вылечил нашу маму, Публий! – сообщил Марк, подходя к трону.

– Да, до меня уже дошли добрые вести, – густым басом произнес прокуратор, вставая и спускаясь по нескольким ступеням.

Кфир удивился. Каким образом? Лечение происходило в закрытой комнате, из которой они вышли первыми. И никто не обгонял их на недолгом пути… Неужели римлянин читает мысли?

– Я благодарен тебе, лекарь, – продолжил Публий. – И вся наша семья тоже. Мы рано потеряли отца – его отравил неблагодарный раб, и мать сама вырастила трех детей…

Он обнял подошедшего Марка за плечи. Оба, улыбаясь, смотрели на Кфира. А тот окаменел, потерял дар речи, в глазах у него потемнело. Слова наместника, как тяжелое копье, пробило спасительный панцирь забвения, и страшная правда вынырнула из глубин сознания наружу. Он все вспомнил!

Авл Луций говорил, что они идут в гости к Крадокам! Марк Златокудрый с супругой Варенией встречал Авла у ступеней виллы! Это он, Кфир, тот «неблагодарный раб», который насыпал яд в бокал Марка! А теперь он оказался в окружении семьи убитого им римлянина! Может быть, они уже узнали его и теперь играют, как кошки с мышкой, скрывая за мнимой приветливостью планы страшного мщения…