Тёмное время суток - Олег Лёвин

Ненармуни. Ему тогда казалось так, что в порыве. Сейчас он подозревал, что не в порыве это было, а план у нее такой был, чтобы стать проводником, ей нужен был возлюбленный и им стал он Саша Семёнов. Сейчас сложно был понять самому Семёнову: верит он в эту возможность стать вечным или нет, но сложно отрицать очевидное — птица есть, он ее видел. Она огромна и он видел, как она схватила Люду и утащила на дно озера, а потом вынырнула, также держа в клюве тело Люды, и оставила его на берегу, а сама снова нырнула и теперь уже не показывалась. Семёнов первым сообщил о том, что тело Люды лежит на берегу, наблюдал издалека, как ее увозили в морг, но никому не сообщил, в том числе и Квятко, что спустя три дня, ровно тогда, когда тело исчезло из морга, он видел Люду живой в тёмное время суток.

Семёнов смотрел сквозь окно на светлую улицу, жевал мясо, радовался жизни, и было неожиданно, когда кто-то сказал ему:

— Привет, Санёк!

Семёнов вздрогнул и увидел перед собой Игоря Кобякова, который пил его кофе. Серые, злые глаза Игоря внимательно смотрели на поэта, в них не было ни капли эмпатии к собеседнику, и если бы Семёнов не знал, что Кобяков простой школьный учитель, то принял бы его за наемного убийцу. Поэт побаивался Игорька, как его за глаза называли, и не совсем понимал ни его мотивов, ни тем более почему его терпят в Обществе.

— Как дела? Какие новости? — Спросил Кобяков допивая кофе поэта.

— Да так. — Пожал плечами Саша и торопливо стал доедать картошку с гуляшом.

Игорь поставил бумажный стаканчик и откинулся на спинку стула.

— Приходил твой Коновалов со следователем к нам. Выспрашивали.

— Чего это он мой? — Слабо возмутился Семёнов.

— Ну, ты с ним приятельствуешь. А я тебе скажу зря.

— Слушай, Игорь, чего ты к нему привязался? Я вот тебя не пойму: кого ты хочешь уничтожить Петра или птицу? Если Петра, то за что? Просто потому что у него другое мнение по поводу всего здесь происходящего. А если птицу, то и ищи ее.

— С чего ты взял, что я Коновалову чем-то угрожаю? — Вроде как возмутился Игорь, но на лице у него это никак не отразилось.

— Я видел, как ты за ним следишь на своем «пежо». Где он там и ты.

Кажется Игорь напрягся, но внешне сохранял спокойствие, не подавая виду, что слова Семёнова его насторожили:

— А ты, Саша, не забыл для чего нужны вергизы? Я тебе напомню: без нас ничего у вас не получится, если мы не убьем Ненармунь, твоя Люда так и остальные останутся ходячими трупами. Лучше подумай, кто может быть птицей.

— Откуда я знаю. Может Пиков?

— Да вряд ли, этот клоун может ей быть. — От досады при упоминании фамилии Пикова Игорь Кобяков даже поморщился

— Ты что-то так предубежден против него.

— Он много воображает из себя: великий писатель, художник а.. — Игорь махнул рукой, будто показывая насколько презренная личность Пикова. Семёнов доел мясо с картошкой, вытер бумажной салфеткой губы и также как Кобяков откинулся на спинку стула, теперь уже более вальяжно. Без опаски и напряжения посоветовал Кобякову:

— А ты спроси у дяди, кто это может быть, он наверняка знает все такие секреты. Нам то, простым, это знать необязательно, главное, чтобы Ненармунь прилетела.

— Не рассказывает он ничего. — Грустно вздохнул Игорь — Говорит, что для меня это опасно. Ладно, пойду, спасибо за кофе.

Игорь поднялся и-за стола и неровной походкой двинулся к выходу. Семёнов смотрел ему вслед и думал: «Что за чушь, он несет? С какой стати вергизы нам должны помогать и как это он себе представляет». Игорь Кобяков поэту не нравился, да он вообще никому не нравился, его чуждались как в Союзе, так и в Обществе. Он все время вел какие-то свои расследования, подозревал кого-то. Теперь вот Коновалов под подозрение попал. И какие-то у Игоря были странные теории по поводу всего. Семёнов расплатился за обед и отправился в редакцию.

* * *

Майор полиции Анзор Витальевич Щербаков снял китель и аккуратно повесил его на вешалку в шкафчик. Он посмотрел в зеркало и маленькой расческой зачесал редкие волосы назад, на лбу его пухлого лица появились складки. Анзор Витальевич сел за свой рабочий стол, закатал рукав на правой руке, достал тонометр и надел манжету на руку. Он измерил давление, оно было чуть чуть повышенное, а одновременно прищепленный к пальцу пульсометр показывал частоту сердечных сокращений в районе 77, сатурнацию 90 %.

Щербаков сложил измерительные приборы в ящик стола, опустил и застегнул рукав рубашки и задумался. Было девять часов утра. Анзор Витальевич отправил в рот таблетку бисопролола, запил водой из маленькой бутылочки, которая стояла у него всегда на столе. Все эти процедуры он выполнял каждый день уже в течение двух лет. Уровень сахара он мерил дома. Сегодня он, как и давление, был повышенный, что Анзора Витальевича немного беспокоило.

Три года назад у него был инфаркт, потом он перенес серьезную операцию на сердце, у него выявили диабет и серьезное заболевание почек. Кроме того стопы его покрыла экзема, периодически становящаяся мокрой, появились проблемы со зрением и слухом. Странное раннее затухание (Анзор Витальевичу было 40 лет) обрушилось на него внезапно и неожиданно. Он стал быстро толстеть, появилась одышка и сопение. Ему пришлось уйти с оперативной работы, на его прежнюю должность взяли молодую и красивую Квятко, а он отправился возглавлять отдел по мониторингу за религиозных организаций. В нем он был начальник и единственный сотрудник. Но зато у него есть свой кабинет.

Время тикало быстро теперь для Анзора Щербакова, он мучительно это понимал и пытался найти выход. Медицина ничего не гарантировала, и окочурится можно было каждую минуту. Дела службы помогли ему найти выход и дали надежду на вечную жизнь. Однажды проверяя разные организации на предмет выявления в их структуре религиозного элемента и экстремизма, он наткнулся на уставные документы Союза спасения. Его заинтересовал этот клуб по интересам и так он познакомился с Бобковым. Тот был действительно увлечен всем, что касалось мифа