Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 1. Стихотворения. Поэмы (1902–1910) - Николай Степанович Гумилев

на грудь кровавые цветы,

И томная невеста, чуть дрожа,

Целует похотливого пажа.

111. Одержимый

Луна плывет, как круглый щит

Давно убитого героя,

А сердце ноет и стучит,

Уныло чуя роковое.

Чрез дымный луг, и хмурый лес,

И угрожающее море

Бредет с копьем наперевес

Мое чудовищное горе.

Напрасно я спешу к коню,

Хватаю с трепетом поводья

И, обезумевший, гоню

Его в ночные половодья.

В болоте темном дикий бой

Для всех останется неведом,

И верх одержит надо мной

Привыкший к сумрачным победам:

Мне сразу в очи хлынет мгла...

На полном, бешеном галопе

Я буду выбит из седла

И покачусь в ночные топи.

Как будет страшен этот час!

Я буду сжат доспехом тесным,

И, как всегда, о coup de grâce

Я возоплю пред неизвестным.

Я угадаю шаг глухой

В неверной мгле ночного дыма,

Но, как всегда, передо мной

Пройдет неведомое мимо...

И утром встану я один,

А девы, рады играм вешним,

Шепнут: «Вот странный паладин

С душой, измученной нездешним».

112. Анна Комнена

Тревожный обломок старинных потемок,

Дитя позабытых народом царей,

С мерцанием взора на зыби Босфора

Следит ускользающий бег кораблей.

Прекрасны и грубы влекущие губы

И странно красивый изогнутый нос,

Но взоры унылы, как холод могилы,

И страшен разбросанный сумрак волос.

У ног ее рыцарь, надменный, как птица,

Как серый орел пиренейских снегов.

Он отдал сраженья за крик наслажденья,

За женский, доступный для многих альков.

Напрасно гремели о нем менестрели,

Его отличали в боях короли —

Он смотрит, безмолвный, как знойные волны,

Дрожа, рассекают его корабли.

И долго он будет ласкать эти груди

И взором ловить ускользающий взор,

А утром, спокойный, красивый и стройный,

Он голову склонит под меткий топор.

И снова в апреле заплачут свирели,

Среди облаков закричат журавли,

И в сад кипарисов от западных мысов

За сладким позором придут корабли.

И снова царица замрет, как блудница,

Дразнящее тело свое обнажив,

Лишь будет печальней, дрожа в своей спальне:

В душе ее мертвый останется жив.

Так сердце Комнены не знает измены,

Но знает безумную жажду игры

И темные муки терзающей скуки,

Сковавшей забытые смертью миры.

113. Рыцарь с цепью

Слышу гул и завыванье призывающих рогов,

И я снова конквистадор, покоритель городов.

Словно раб, я был закован, жил, униженный, в плену

И забыл, неблагодарный, про могучую весну.

А она пришла, ступая над рубинами цветов,

И, ревнивая, разбила сталь мучительных оков.

Я опять иду по скалам, пью студеные струи,

Под дыханьем океана раны зажили мои.

Но, вступая, обновленный, в неизвестную страну,

Ничего я не забуду, ничего не прокляну.

И чтоб помнить каждый подвиг, — и возвышенность, и степь, —

Я к серебряному шлему прикую стальную цепь.

114. Выбор

Созидающий башню сорвется,

Будет страшен стремительный лёт,

И на дне мирового колодца

Он безумье свое проклянет.

Разрушающий будет раздавлен,

Опрокинут обломками плит,

И, Всевидящим Богом оставлен,

Он о муке своей возопит.

А ушедший в ночные пещеры

Или к заводям тихой реки

Повстречает свирепой пантеры

Наводящие ужас зрачки.

Не спасешься от доли кровавой,

Что земным предназначила твердь.

Но молчи: несравненное право —

Самому выбирать свою смерть.

115. Колокол

Медный колокол на башне

Тяжким гулом загудел,

Чтоб огонь горел бесстрашней,

Чтобы бешеные люди

Праздник правили на груде

Изуродованных тел.

Звук помчался в дымном поле,

Повторяя слово «смерть».

И от ужаса и боли

В норы прятались лисицы,

А испуганные птицы

Лётом взрезывали твердь.

Дальше звал он, точно пенье,

К созидающей борьбе,

Люди мирного селенья,

Люди плуга брали молот,

Презирая зной и холод,

Храмы строили себе.

А потом он умер, сонный,

И мечтали пастушки:

«Это, верно, бог влюбленный,

Приближаясь к светлой цели,

Нежным рокотом свирели

Опечалил тростники».

116. Завещание

Очарован соблазнами жизни,

Не хочу я растаять во мгле,

Не хочу я вернуться к отчизне,

К усыпляющей, мертвой земле.

Пусть высоко на розовой влаге

Вечереющих горных озер

Молодые и строгие маги

Кипарисовый сложат костер.

И покорно, склоняясь, положат

На него мой закутанный труп,

Чтоб смотрел я с последнего ложа

С затаенной усмешкою губ.

И когда заревое чуть тронет

Темным золотом мраморный мол,

Пусть задумчивый факел уронит

Благовонье пылающих смол.

И свирель тишину опечалит,

И серебряный гонг заревет

В час, когда задрожит и отчалит

Огневеющий траурный плот.

Словно демон в лесу волхвований,

Снова вспыхнет мое бытие,

От мучительных красных лобзаний

Зашевелится тело мое.

И пока к пустоте или раю

Необорный не бросит меня,

Я еще один раз отпылаю

Упоительной жизнью огня.

117. Старый конквистадор