Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 1. Стихотворения. Поэмы (1902–1910) - Николай Степанович Гумилев

class="stanza">

Но где же солнце, где луна?

Где сказка — жизнь и тайна — смерть?

И неужели не пьяна

Их золотою песней твердь?

И неужели не видна

Судьба — их радостная мать,

Что пеной жгучего вина

Любила смертных опьянять.

Напрасно ловит робкий взгляд

На горизонте новых стран.

Там только ужас, только яд,

Змеею жалящий туман.

И волны глухо говорят,

Что в море бурный шквал унес

На дно к обителям наяд

Ладью, в которой плыл Христос.

97. Игры

Консул добр: на арене кровавой

Третий день не кончаются игры,

И совсем обезумели тигры,

Дышат древнею злобой удавы.

А слоны, а медведи! Такими

Опьянелыми кровью бойцами,

Туром, бьющим повсюду рогами,

Любовались едва ли и в Риме.

И тогда лишь был отдан им пленный,

Весь израненный, вождь алеманов,

Заклинатель ветров и туманов

И убийца с глазами гиены.

Как хотели мы этого часа!

Ждали битвы, мы знали — он смелый.

Бейте, звери, горячее тело,

Рвите, звери, кровавое мясо!

Но, прижавшись к перилам дубовым,

Вдруг завыл он, спокойный и хмурый,

И согласным ответили ревом

И медведи, и волки, и туры.

Распластались покорно удавы,

И упали слоны на колени,

Ожидая его повелений,

Поднимали свой хобот кровавый.

Консул, консул и вечные боги,

Мы такого еще не видали!

Ведь голодные тигры лизали

Колдуну запыленные ноги.

98

Одиноко-незрячее солнце смотрело на страны,

Где безумье и ужас от века застыли на всём,

Где гора в отдаленьи казалась взъерошенным псом,

Где клокочущей черною медью дышали вулканы.

Были сумерки мира.

Но на небе внезапно качнулась широкая тень,

И кометы, что мчались, как волки свирепы и грубы,

И сшибались друг с другом, оскалив железные зубы,

Закружились, встревоженным воем приветствуя день.

Был испуг ожиданья.

И в терновом венке, под которым сочилася кровь,

Вышла тонкая девушка, нежная в синем сияньи,

И серебряным плугом упорную взрезала новь,

Сочетанья планет ей назначили имя: Страданье.

Это было спасенье.

99. Renvoi

Еще ослепительны зори,

И перья багряны у птиц,

И много есть в девичьем взоре

Еще не прочтенных страниц.

И лилии строги и пышны,

Прохладно дыханье морей,

И звонкими веснами слышны

Вечерние отклики фей.

Но греза моя недовольна,

В ней голос тоски задрожал,

И сердцу мучительно больно

От яда невидимых жал.

У лучших заветных сокровищ,

Что предки сокрыли для нас,

Стоят легионы чудовищ

С грозящей веселостью глаз.

Здесь всюду и всюду пределы

Всему, кроме смерти одной,

Но каждое мертвое тело

Должно быть омыто слезой.

Искатель нездешних Америк,

Я отдал себя кораблю,

Чтоб, глядя на брошенный берег,

Шепнуть золотое «люблю!».

100. Сада-Якко

В полутемном строгом зале

Пели скрипки, Вы плясали.

Группы бабочек и лилий

На шелку зеленоватом,

Как живые, говорили

С электрическим закатом,

И ложилась тень акаций

На полотна декораций.

Вы казались бонбоньеркой

Над изящной этажеркой,

И, как беленькие кошки,

Как играющие дети,

Ваши маленькие ножки

Трепетали на паркете,

И жуками золотыми

Нам сияло Ваше имя.

И когда Вы говорили,

Мы далекое любили,

Вы бросали в нас цветами

Незнакомого искусства,

Непонятными словами

Опьяняя наши чувства,

И мы верили, что солнце —

Только вымысел японца.

101. Основатели

Ромул и Рем взошли на гору,

Холм перед ними был дик и нем.

Ромул сказал: «Здесь будет город».

«Город, как солнце», — ответил Рем.

Ромул сказал: «Волей созвездий

Мы обрели наш древний почет».

Рем отвечал: «Что было прежде,

Надо забыть, глянем вперед».

«Здесь будет цирк, — промолвил Ромул, —

Здесь будет дом наш, открытый всем».

«Но надо поставить ближе к дому

Могильные склепы», — ответил Рем.

102. Манлий

Манлий сброшен. Слава Рима,

Власть всё та же, что была,

И навеки нерушима,

Как Тарпейская скала.

Рим, как море, волновался,

Разрезали вопли тьму,

Но спокойно улыбался

Низвергаемый к нему.

Для чего ж в полдневной хмаре,

Озаряемый лучом,

Возникает хмурый Марий

С окровавленным мечом?

103

Моя душа осаждена

Безумно странными грехами,

Она — как древняя жена

Перед своими женихами.

Она должна в чертоге прясть,

Склоняя взоры всё суровей,

Чтоб победить глухую страсть,

Смирить мятежность бурной крови.

Но если бой неравен стал,

Я гордо вспомню клятву нашу

И, выйдя в пиршественный зал,

Возьму отравленную чашу.

И смерть придет ко мне на зов,

Как Одиссей, боец в Пергаме,

И будут вопли женихов

Под беспощадными стрелами.

104. Камень

А. И. Гумилевой

Взгляни, как злобно смотрит камень,

В нем щели странно глубоки,

Под мхом мерцает скрытый пламень;

Не думай, то не светляки!

Давно угрюмые