Последняя история Мины Ли - Нэнси Чжуён Ким
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Салат из морской капусты, один из любимых Марго, подавил волну печали, поднимающейся в груди. Его нежная желатиновая консистенция, соленый вкус с кислинкой успокаивали расшатанные нервы. Как же Марго тосковала по океану! В подростковом возрасте она часто одна ездила на автобусе на пляж и часами гуляла или сидела на скамейке, читала и смотрела на воду.
– Нам тогда действительно приходилось тяжко.
Вернулась официантка и поставила на гриль блюдо с сырым мясом – маринованными ребрышками и свининой. Соевый соус и сахар, имбирь и чеснок карамелизовались, жир закапал в огонь. Испытывая чувство глубокой признательности, Марго передвинула мясо, чтобы не прилипало к грилю. Какой же радостной и насыщенной порой бывает жизнь, несмотря на разочарования и трагедии. Каждая трапеза, даже такая безрадостная, как эта, была своего рода празднованием того, что осталось на этой земле – того, что еще можно попробовать, почувствовать и увидеть.
Марго представила маму в Гранд-Каньоне – крошечная среди темных теней под скалами красного и песочного цветов, выточенными ветром и водой в течение миллионов лет. Опять вспомнилась поездка в Лас-Вегас, руки матери, вцепившиеся в руль, открытые окна и скрипящая на зубах пыль.
– Мы с мамой тогда съездили в Вегас.
– В Вегас? Ты вроде говорила, твоя мама никуда не ездила.
– То была первая и единственная поездка. Мне было лет шесть. Думаю, до этого мама никогда не ездила по автостраде, так она тащилась. – Марго засмеялась. – Удивительно, что нас не оштрафовали. В общем, мама собиралась там с кем-то встретиться. Кажется, это было как раз перед тем, как мама открыла новую лавку.
– Интересно. – Мигель доел остатки салата из морской капусты. – С кем она тогда собиралась встретиться? У нее ведь не было семьи, верно?
– Нет. Но… не думаю, что миссис Бэк как-то к этому причастна. То есть теперь-то я ей верю, и все же странно, что мама так резко перестала с ней общаться, согласись?
– Ну, скорее всего, это произошло само по себе. Иногда люди отдаляются друг от друга, или, может, у нее просто не было времени на друзей – только на церковь и тебя, пожалуй. Она ведь пыталась выжить, верно?
Как только мясо подрумянилось, Марго сначала положила порцию на тарелку Мигеля, как сделала бы мама, и только затем – себе. В груди образовался комок. Она положила немного теплого риса, кусочек мягкой свиной грудинки и острый соус самджан на все еще влажный красный лист салата, завернула и запихала все это в рот.
Будучи подростком, в ресторанах Марго часто разглядывала большие группы за соседними столиками, завидуя их многочисленности – за одним столом над общей едой собиралась целая семья, несколько поколений. Между родителями и детьми, старшими и младшими братьями и сестрами существовала довольно четкая иерархия, которая оберегала атмосферу единства, общности. Машинальные мелкие жесты (наливать напитки и накладывать еду сперва другому человеку и при этом использовать обе руки) как бы говорили: «Мы всегда будем друг друга защищать».
И все же, несмотря на эти жесты, на хрупкие попытки выразить свои чувства, они с матерью не могли поладить, не могли расслабиться рядом. Может, они слишком отличались?
Или напряжение вызывало то, что они были двумя одинокими женщинами, которые будто зеркально отражали друг друга – чужую печаль, разочарование, ярость? Если одна из них испытывала радость, то другая чувствовала не то же самое, а укол ревности, вызванный страхом одиночества, который заставляла нападать на радость другой. И откуда взялся этот страх одиночества? Был ли он универсальным или свойственный только матери? Или, может, даже свойственный всем корейцам?
Мама, дитя войны, наверняка умерла бы в одиночестве, если бы ее не нашли. К тому же весь мир каждый день говорил женщинам: если вы одиноки, то вы никто. Одинокая женщина – пустое место.
Мигель почти не знал Лос-Анджелеса, поэтому после ужина они решили осмотреть окрестности. Марго была рада передохнуть, отвлечься – лишь бы хоть на время выкинуть маму из головы и сердца, переполненных подробностями ее жизни. Она так долго делала все возможное, чтобы избежать правды о болезненном прошлом матери, а теперь оно обрушилось на нее потоком запутанных фактов, эмоций и образов: продавщица носков миссис Бэк с ее размазанной алой помадой; некролог любовника матери, который к тому же внешне походил на Марго – та же квадратная челюсть, глаза, скулы; искусственная улыбка хозяина ресторана; мама, лежащая на полу лицом вниз; плотный запах гнилых фруктов, въедающийся в кожу.
– Поехали к океану, – предложила Марго, заводя машину. – Прогуляемся немного по пирсу, а потом вернемся и сходим в бар или заценим старый клуб сальсы в центре.
– Я только за! – воодушевленно согласился Мигель.
Четверть часа спустя они добрались до бульвара Пико, названного в честь последнего губернатора мексиканской Калифорнии. Бульвар тянулся на запад от Лос-Анджелеса до самого пляжа, к побережью становясь все богаче, чище и тише.
Несмотря на холод и сырость океана, Марго приоткрыла окно, впуская свежий воздух. Она всегда любила пляж и в подростковом возрасте часто приезжала сюда одна, плюхалась на песок, зарывалась в него пальцами и любовалась бушующими волнами. Иной раз она прогуливалась по старому скрипучему пирсу и играла в «Галагу» на игровых автоматах. Марго ездила по местной линии до станции Римпау, где пересаживалась в автобус, который доезжал до Санта-Моники за час.
Ее завораживал запах и шум волн. Огромный мутно-синий океан не только представлял собой будоражащее зрелище, но также являлся настоящим кладезем живых организмов: рыб и водорослей, осьминогов и китов – все они жили своей жизнью, не подозревая о земном мире над ними. Марго также успокаивала мысль, что с противоположной стороны океана люди с совершенно другого континента смотрят в ту же бездну воды, пространства и времени – бездну всеобщего одиночества и тоски.
«Тогда мы с тобой будем слишком далеко друг от друга», – сказала когда-то мама.
А теперь она ушла навсегда.
На Оушен-авеню они припарковались у обрыва, рядом с ухоженной лужайкой, крепкими пальмами и зоной отдыха для пенсионеров. На скамейках в своих тюках лежали бездомные.
– Пройдемся немного? – предложила Марго Мигелю.
Они вышли из машины, сразу почувствовав холодный, пронизывающий ветер. Тьма опустилась на город, на пирсе плясали огни ярмарки, прожекторы касались поверхности воды, создавая сияющие желтые пятна. Спешащие к пирсу туристы кутались в пальто и свитера и наполняли тьму какофонией голосов и языков
