Зверобои залива Мелвилла - Петер Фрейхен

Несмотря на это, я взял Унгарпалука с собой в Туле, и мы очень полюбили "Снежного воробья". Я не знаю, стал ли бы он искуснее других сирота умер еще мальчиком, но Унгарпалук всегда великолепно справлялся с собаками, и они его слушались. Собаки знают, кто их боится; но того, кто умеет пользоваться бичом, они слушаются, и Квапагнук знал, как управляться с ними. Он сам умел найти выход из любого положения. Для китобоев он был хорошим проводником и заботился, чтобы собаки не причинили им вреда. И если уж наши гости могли чего-нибудь опасаться, то лишь тогда, когда дело касалось вдовы Алоквисак, самой сильной женщины из всех, которых мне когда-либо приходилось встречать. Она ездила с адмиралом Пири во многие экспедиции, и он тоже удивлялся ее силе. Алоквисак была необычайно искусна в постройке каменных домов; таскала такие камни, которые часто двое мужчин с трудом могли сдвинуть с места. Несколько лет назад она потеряла мужа; с тех пор ей не приходилось жаловаться на недостаток мужского общества. Все приезжающие погостить в Туле могли рассчитывать на ночлег в доме вдовы. Сейчас Алоквисак занималась приготовлением кожи и других вещей, необходимых китобоям для путешествия на юг. Им надо было заготовить по две пары камиков и новые штаны; вся работа проходила под присмотром Навараны.

— Мне думается, что до отъезда чужеземцев не плохо бы взять Алоквисак к нам в дом, — сказала Наварана. — У себя ей не о ком заботиться, у нас она может шить и по ночам, а отоспится же после.

Алоквисак пришла в восторг от такого предложения, но у нее были и свои намерения.

— Помни, я ведь вдова, — сказала она, улыбаясь, — и должна быть благодарна, если случай посылает мне мужчин; я рада позаботиться о белых гостях. Оказывать должное гостеприимство — дело чести!

Но Наварана твердо стояла на страже добродетели не столько из моральных принципов, сколько из практических соображений: вдова нужна, чтобы шить, а не развлекать гостей. Я сказал Наваране, что чужеземцев надо обеспечить полным снаряжением в кратчайший срок, не теряя попусту время, оставшееся до нашего отъезда на юг.

Кроме того, я послал гонца на санях через глетчер к мысу Йорк, чтобы предупредить жителей поселка, что мы скоро пройдем мимо них на лодке. Гонцу я разрешил еще добавить, что у белых людей не хватает некоторых предметов одежды, но вряд ли жители мыса Йорк смогут помочь им, а это, конечно, весьма прискорбно, так как чувство благодарности, наверно, заставило бы китобоев каждый год приезжать туда. Я был уверен, что такой маневр заставит жителей мыса Йорк постараться и перещеголять обитателей Туле в гостеприимстве и помощи. А если и после этого у нас кое-чего не окажется, то я рассчитывал на помощь жителей мыса Мелвилла. Нам еще не хватало спальных мешков, а уже становилось холодно, и путешествие в это время года через залив Мелвилла в открытой лодке могло быть весьма неприятным.

Я решил, что доставлю китобоев прямо к острову Тома, и возможно, что мы встретим там какой-нибудь корабль, если и не "Хортикулу", то по крайней мере судно, на котором эти пятеро сумеют уехать на юг. В этом случае я смогу достать на судне хотя бы самые необходимые товары. Я знал, что всего нужного мне не могут уступить, ведь они возвращаются из летнего плавания и у них туго с продовольствием, но немного спичек и керосина у них найдется, а может быть, и еще что-нибудь.

Я не рассчитывал вернуться в Туле на лодке. Время года было позднее, а залив замерзает в конце сентября. Я намеревался добраться по льду с острова Тома к мысу Седдон в южной части залива Мелвилла. В тот год там жили мои лучшие друзья из рода Навараны — двое ее дядюшек. Они, конечно, примут меня с распростертыми объятиями; у них я могу оставить свою лодку до весны. Если же залив замерзнет раньше, чем я сумею добраться до мыса Седдон, то я оставлю лодку у острова Тома; надо полагать, что полярные медведи не обойдутся с ней слишком сурово. Возникал еще один очень важный вопрос кого из эскимосов мне взять с собой. Я должен отобрать опытных людей, но не слишком много, так как лодка невелика. Мне не хотелось брать женатых, ведь мы возвратимся только в конце зимы, а мужьям надо прокормить свои семьи и, помимо этого, добыть песцов на продажу. Расстояние до острова Тома велико, и возможность вернуться обратно на лодке в этом году исключалась. Но мы не могли взять с собой сани с упряжкой, чтобы вернуться домой по льду на собаках. До последней минуты я втайне надеялся, что мое судно покажется за мысом Атолл. Но несколько бывалых эскимосов ходили на Пинго и уверяли меня, что в этом году слишком много льда. Пожалуй, это был самый плохой год из всех, проведенных мной в Гренландии: этим летом ни одно судно не смогло пробиться в Туле. Китобои тоже рассказали, что весной они безуспешно пытались подойти к мысу Йорк.

В лодке, кроме меня, должны поместиться пять китобоев; поэтому я решил взять только трех эскимосов. Мой выбор в первую очередь пал на незаменимого Меквусака. Он был стар и поэтому не особенно нужен в Туле, но его опыт представлял огромную ценность для нас в предстоящем путешествии. Он знал каждый уголок в заливе Мелвилла, знал бесчисленное количество пещер, неизвестных другим, где можно переночевать, он предсказывал погоду лучше, чем кто-либо другой. Вопрос о втором эскимосе мы обсуждали вместе с Навараной и остановились на Квангаке, который недавно убил другого эскимоса и взял его жену. Для его репутации очень полезно поехать в экспедицию с пятью белыми; это придало бы ему больший вес, и люди перестали бы болтать об убийстве, о котором следует забыть. Женщина, которой он добился таким, несколько необычным способом, по словам Навараны, была толстая, ленивая и глупая. Поэтому ей бы тоже пошло на пользу остаться на некоторое время без мужа. В наше отсутствие она могла бы пожить у Навараны, а уж моя жена не даст ей спуску во всем, что касается расстановки капканов на песцов, шитья и другой работы.

Квангак был другом детства Навараны. Вместе они пережили трагические дни в ту пору, когда последний большой голод посетил страну. Наварана была еще совсем девочкой — она жила с дедом Меквусаком и бабкой Амой. Все вместе двинулись на юг, чтобы спастись от голодной смерти. Их соседи ушли на месяц раньше Меквусака; у него еще оставалось немного мяса, которое он разложил по капканам как приманку для песцов. Прежде чем уйти, он хотел собрать это мясо. По пути они свернули на глетчер за мысом Александера и набрели на несколько снежных домов.

Там они нашли двадцать человек погибших от голода во время снежного бурана. Это были люди из их поселка и среди них родной брат Меквусака Квумангапик. Только двое были еще живы — Квангак и его мать Куллабак. Меквусак не мог взять обоих в сани — у него в упряжке осталось лишь несколько изголодавшихся собак. Куллабак находилась при смерти, поэтому он взял сына и оставил мать. Они благополучно спустились с глетчера и доехали до Сарфалика; там Меквусак оставил детей в старом холодном каменном доме, с прорванными пузырями в окнах. А сам вместе с несчастной женой поехал на поиски тюленей.

Дети голодали, сильно мерзли и им было страшно. Квангак был уверен, что он скоро умрет, как его спутники на глетчере; Наварана вдруг увидела, что он вытащил свой нож и отсек себе один из пальцев на ноге. Раз уж все равно придется умирать, сказал он, то уж лучше умирать по частям и проследить, как это происходит. Пусть сначала умрут пальцы, а потом постепенно все тело. Наварана пришла в ужас, но в то же время это произвело на нее большое впечатление. Она раздумывала, не последовать ли ей примеру Квангака, но в этот момент снаружи раздался крик, выведший детей из оцепенения. Они взглянули друг на друга и сначала решили, что их зовет смерть; потом прислушались, и Наварана узнала голос бабушки. Меквусак убил моржа, и все теперь могли вдоволь поесть. Поэтому у Навараны все пальцы уцелели, а у мальчика осталось только девять. Когда на следующее утро Наварана проснулась, Квангак исчез. Он ушел, очевидно, еще с вечера, когда все трое спали. Мальчик взял с собой большой кусок мяса и пошел обратно к матери. Куллабак была еще жива, он дал ей мяса, чтобы восстановить ее силы. Но идти она не могла, поэтому Квангак взял самые маленькие сани, положил на них мать и привез ее в Сарфалик; там они присоединились к Меквусаку и держались вместе, пока не доели моржа. С тех пор Наварана и Квангак стали близкими друзьями, и сейчас она велела ему отправляться со мной, хотя он предпочел бы остаться с молодой женой. Но он привык слушаться Наварану, которая всегда, может быть и не очень тактично, напоминала ему, что она и ее дед спасли Квангаку жизнь. Я никак не мог понять, каково было участие Навараны в спасении Квангака — ведь она только плакала вместе с ним и видела, как он отрезал себе палец.

Третьим я выбрал Итукусука — хорошего друга и опытного путешественника. Он был сильным, ловким и к тому же неженатым. Раньше он был женат на известной красавице Арналуак, дочери Кволугтангуака, одного из великих охотников Гренландии. Итукусук тоже считался уважаемым охотником и владел прекрасной собачьей упряжкой; но он оказался слишком уступчивым, и теперь у него не осталось ни жены, ни собак. Он все потерял, пока два года путешествовал с доктором Куком. Доктор Кук понравился эскимосам, так как у него было снаряжение и имущество, которое он привез в Эта. Итукусук считал, что его особо отличили, когда Кук выбрал его и Апилака в свою экспедицию на Север [так]. Доктор Кук обещал им щедрое вознаграждение по возвращении, поэтому оба молодых человека очень гордились, когда уезжали. Жен они оставили в семьях.