Зверобои залива Мелвилла - Петер Фрейхен

Когда мы обогнули мыс Атолл, ветер стал еще благоприятнее, он дул почти точно в корму, но на пути попадалось все больше и больше льдин. Не раз нам приходилось огибать большие льдины; мы убирали парус и двигались на веслах, медленно пробираясь зигзагами по небольшим протокам между льдин. Итукусук и Квангак взяли с собой каяки; теперь они переселились в них, чтобы искать для нас открытые протоки. Время от времени мы приставали к айсбергу, кто-нибудь взбирался на него, чтобы осмотреть окрестности и разобраться в обстановке, но выяснялось одно и то же: льды и льды насколько хватал глаз!

В конце концов мы вынуждены были пристать к берегу, чтобы отдохнуть и обсудить, что делать дальше. После того как мы натолкнулись на паковый лед, мы почти не продвинулись вперед, и сейчас настало время немного поспать. Итукусук взобрался на скалу и вернулся оттуда с очень неутешительным известием: весь пролив Смита забит льдом — такое случается только раз в десятилетие. Северный ветер гнал паковый лед к югу, нагромождая его вдоль берегов. Но мы уже не могли вернуться назад: пытаться идти против ветра и движения льдов слишком безрассудно. Раз мы начали путешествие, надо его продолжать, и к счастью, Итукусуку удалось обнаружить узкий проток, идущий вдоль берега к югу. Мы снова пустились в плавание, лавируя и протискиваясь между льдинами, пока совершенно неожиданно не попали в широкую полосу открытой воды, простиравшейся до самого берега; ей, казалось, нет конца. Мы тотчас поставили парус и поплыли на юг; лодка двигалась быстро, пока шли по открытой воде. Как только льды снова начали смыкаться, мы решили высадиться на берег, так как очень нуждались в отдыхе. Я согласился с эскимосами, что Пакитсок — самое лучшее место для лагеря, там, если потребуется, можно ждать пока улучшится ледовая обстановка.

* * *

Пакитсок — название небольшой, но замечательной пещеры. Эскимосы рассказывают, что в давние времена эта пещера была больше всех пещер Гренландии, вместе взятых. Тогда в ней можно было поставить чум, и он даже не заслонял прекрасного вида на море. Но люди использовали Пакитсок не по назначению, они оскорбили духов, и это имело серьезные последствия. По преданиям, рассказанным старыми эскимосами, которые общались с духами, Пакитсок принадлежала Торнарсуку, владыке земли и гор. В награду за разрешение жить в его пещере Торнарсук требовал, чтобы люди каждый раз оставляли бы для него немного мяса. Однако люди часто забывали это делать. Однажды случилось, что молодые и несмышленые охотники, остановившиеся в пещере, оскорбительно отозвались о духах. Они высмеивали Неквивик, старую владычицу морей, говоря, что Торнарсук гораздо сильнее ее.

Неквивик живет на дне моря и посылает всякого морского зверя людям, чтобы они охотились; она может носиться по морю со страшной быстротой. Бедный Торнарсук, владыка земли! Он, конечно, не может так быстро передвигаться, ибо ему приходится пробираться через утесы. Когда Неквивик услышала, как пренебрежительно отзываются о ней молодые охотники, то решила показать им свою силу. Она вызвала страшное моретрясение, которое поколебало всю Гренландию. Торнарсуку пришлось скрыться в самой глубине горы, и он так испугался Неквивик, что больше уже не смел показываться.

Когда люди вернулись в Пакитсок после моретрясения, они сразу не могли отыскать пещеру. Старый Отония обычно ставил песцовые ловушки близ Пакитсока, поэтому первым прибыл туда зимой. Он подумал, что позабыл дорогу к пещере, хотя знал это место как собственный дом, и стал опасаться, что кто-нибудь разорил его ловушки. Обойдя скалу, он снова вышел на лед, чтобы взглянуть на вершины гор, и тогда увидел, что не ошибся. Но пещеры больше не существовало. Зимой многие охотники, побывав там, рассказывали то же самое — пещера исчезла. И только с возвращением солнца и света выяснилось, что же произошло. Неквивик в гневе выбросила на берег так много обломков скал, что они загромоздили всю пещеру и завалили вход в нее.

Эскимосы все же расчистили вход и опять стали пользоваться пещерой Пакитсок для ночлега. Сейчас она значительно меньше, чем была; половина ее завалена обломками скал, такими большими, что человеку не под силу сдвинуть их, но все же места достаточно. С годами люди построили удобные нары внутри пещеры. Это лежанка из небольших камней, покрытая толстым слоем мха и сухой травы. Каждый год тот, кто приходит первым, должен заменить мох и сено на нарах.

Мы вытащили лодку на берег и, оставив собаку стеречь ее, проникли в пещеру. Когда-то вход в пещеру был настолько велик, что человек свободно мог войти в нее не сгибаясь, но теперь нам пришлось вползать через низкое и узкое отверстие. Очутившись внутри, мы зажгли лампы, развели огонь и занялись приготовлением пищи. Нас охватило приятное тепло, и это очень обрадовало китобоев, особенно Рокуэлла Симона. Он уже совершенно оправился после тяжелых переживаний на льдине. Дни, проведенные в Туле, научили его любить эскимосов, а теперь он находился на седьмом небе оттого, что ему довелось переночевать в арктической пещере. Рокуэллу все представлялось романтическим приключением.

Все уселись вокруг огня, а Рокуэлл подошел к проходу в смежную пещеру, расположенную налево от входного лаза. Туда вело только одно отверстие, и там редко кто устраивался. Когда Рокуэлл приблизился к этой пещере, мы услышали необычный гул, донесшийся оттуда. Китобои встревожено повскакали с мест, но Меквусак отнесся к шуму спокойно, с чувством явного превосходства.

— Скажи, что там все еще живет Торнарсук, — обратился он ко мне. Объясни им, ведь белые люди, конечно, не знают того, что Торнарсук владыка земли и гор, но он не причинит никакого вреда, если ему оставить немного мяса. Бояться нечего!

Я перевел его слова Рокуэллу, который проявлял признаки беспокойства, когда грохот снова прокатился по всей пещере. Он прекратил свои исследования и уселся рядом с нами у огня. Я хорошо знал, что в пещере всегда слышится приглушенный гул: вероятно, это отзвуки передвижения льдов или камней. Но вдруг мы все замолчали и стали напряженно прислушиваться звук послышался совсем близко, а потом стал постепенно исчезать, как будто уходил все глубже и глубже в скалу. Рокуэлл нерешительно рассмеялся, словно хотел подшутить над старинными поверьями эскимосов.

Семундсен первым нарушил молчание. Он говорил медленно и задумчиво.

— Ты никогда не должен насмехаться над тем, что эскимосы рассказывают тебе, — сказал он Рокуэллу. — Их предания могут показаться наивными, но ведь ты не знаешь этой страны. И ты не испытал темноты полярных ночей и зимнего одиночества. Никто не знает, какие странные мысли приходят человеку, когда он остается совсем один. Человек должен иметь крепкие нервы, если он собирается провести зиму в Гренландии в полном одиночестве. И если он не выдерживает… Иногда ему приходится расплачиваться всю жизнь. Поверь мне, я знаю это. Вот что случилось с моим самым лучшим другом…

Семундсен замолчал, смотря прямо перед собой, как будто вглядывался в прошлое; мы попросили его продолжать. Именно здесь, в странной пещере Пакитсок, где глухой шум отдавался в ушах, рассказ Семундсена произвел на нас особенно сильное впечатление.

ИСТОРИЯ УЛАВА

Трудно сказать, что влечет человека в полярные страны, заставляя его из года в год возвращаться туда, пока, наконец, не оказывается, что там он провел уже полжизни. Иногда это объясняется семейной традицией — дети хотят походить на отцов; да и пусть они лучше уж уходят и становятся хорошими охотниками, чем, оставшись дома, сделаются ворами. Но не стоит завидовать судьбе охотников. Их заработок весьма скуден, и многие из них, оставшись дома или нанявшись на корабли, идущие на юг, могли бы и заработать куда больше, и жизнь их была бы куда спокойнее, чем здесь, в условиях полярной зимы. Но есть нечто, что влечет человека на Север, чего он и сам не поймет, если проживет здесь только год или два.

Есть люди, которые неспособны жить на севере в одиночестве. Таким лучше не возвращаться сюда. Есть люди, которые разочаровываются, узнав, что жизнь здесь вовсе не состоит из непрерывных приключений. Конечно, жизнь охотника за пушниной совсем не та, что на родине, но самое главное отличие полярных стран — постоянное однообразие: холод, тьма и одиночество.

Большинство охотников, которых я знал в районе северных морей, ничем не отличалось от обычных людей — это были здоровые и нормальные мужчины. Они, правда, могли перенести зимовку, но часто полярная ночь действовала им на нервы. Если человек четыре месяца находится в полном одиночестве, когда кругом царит вечная тьма и солнце ни разу не показывается, то случается, что самое незначительное нарушение привычного распорядка доводит до исступления.

Я знал человека, который совсем лишился рассудка, когда остался наедине со своими мыслями. Он был умелым ловцом-капканщиком и лучшим в мире товарищем. Не одну зиму он провел в Восточной Гренландии. Звали его Улав, фамилии его я не буду называть, так как он еще жив. В Гренландии он чувствовал себя как дома. Улав не был слишком одаренным человеком, особенного образования он тоже не получил, не мог похвастаться и богатым воображением, но охотником был, как говорится, отменным.