ГРЯЗНЫЕ ИГРЫ - Александр Белов

В баре царил полумрак, играла тихая музыка, Аида казалась по уши влюбленной. В него, в Петю! В глубине души он понимал, что завтра она так же искренне будет любить другого. Но сегодняшний вечер — и ночь — были их, Пети и Шарон. То есть, конечно же, Аиды. Он ласково называл ее Аидюша. Интересно, а как бы ему пришлось обращаться в моменты интимной близости к великолепной Шарон, окажись она в его объятиях? Петя задумался. Шариком ее называть, что ли? Нет, пусть будет Аидюшка, такая своя, такая киска. Петя прямо облизнулся.

Аидины очертания уже начали расплываться, а иногда даже двоиться. Сегодня он явно перебрал. Не надо бы мешать коньяк с виски. Но ведь напитки такие классные, отказаться просто невозможно. Халява, сэр!

Ему сейчас было слишком хорошо, а это означало, что поутру будет хреново. Петя даже не представлял себе, насколько хреново ему будет по этому самому утру.

Проснулся Петя с дикой головной болью. Было уже не утро, а день — сквозь жалюзи пробивался луч по-весеннему яркого солнца.

— Аид, дай воды, — не отрывая головы от подушки, простонал Петя.

Ему никто не ответил. Выпростав руку из-под одеяла, он почесал нос и оглушительно чихнул. И только тут понял, что рука у него отчего-то липкая и влажная. Это что еще за хрень? Окончательно открыв глаза, он тупо и бессмысленно смотрел на свою ладонь — она была вся в крови.

—        Блин, что за дела?— озадаченно спросил сам себя Петя.

Он с трудом, постанывая, перевернулся на другой бок и через мгновение уже был на ногах, вскочив с кровати, как ошпаренный. На постели лежала мертвая Аида. Под левой лопаткой у нее торчала рукоятка столового ножа. Вся кровать была в крови.

Петя попятился назад, широко, как выброшенная на берег рыба, открыл рот, и в комнате раздался дикий, протяжный, похожий на заводской гудок, вой... Только он не сразу понял, что этот вой издает он сам!

Тотчас, словно в ответ на этот гудок, дверь приоткрылась: в комнате появился свежевыбритый Фил, благоухающий дорогим парфюмом, от одного запаха которого Петю чуть не вывернуло наизнанку. Фил будто специально ждал за этой дверью. Он бесстрастно оглядел окровавленную кровать и удивленно свистнул:

—        Нехило повеселился, Петруха! Похоже, врач здесь уже не понадобится.

Петя все орал, все не мог успокоиться... Он был в шоке и, чтобы вывести его из этого состояния, Фил был вынужден отвесить ему несколько оплеух.

—        Заткнись немедленно, — приказал он. — Давай быстро под душ.

Петя перестал орать и начал безостановочно икать. Фил тем временем быстренько сгреб в охапку его одежду и вместе со шмотками запихнул Исаева в ванну, включив воду на полную катушку.

Пока Петя мылся, труп, кажется, зашевелился, но Фил не обратил на это ровно никакого внимания.

—        Хватит плескаться, Ихтиандр хренов, — Фил ударил несколько раз кулаком в дверь ванной. — Давай там, одевайся. И побыстрее.

Наконец мокрый и несчастный Петя выбрался из ванной. Его била мелкая дрожь, и он все пытался заглянуть в комнату, видимо, надеясь, что все увиденное с похмелья растает, как мираж. Однако мираж не таял. Аида все в той же позе лежала на окровавленных простынях. И все так же у нее под лопаткой торчал нож. Кто же это ее так подло? Неужели он сам?

—        Пошли, пошли отсюда, — торопил его Фил. — Да, натворил ты, Петька, де-лов. И что теперь?

—        Не знаю, не знаю, — шептал Петя, цепенея от ужаса. — Поверь, Валер, ни хрена не помню!

—        Говорил я тебе, меньше пей. Вот и , допился до чертиков — выговаривал ему Фил. — Что тебе там спьяну причудилось? Зачем бабу-то пырнул? Аидка вроде не скандальная телка, послушная...

—        Это не я... — неуверенно сказал Петя.

—        А кто? — изумился Фил. — Вы как с нею поднялись вчера в номер, так больше и не выходили. А мы еще внизу сидели... Лев Викторович подъехал. На твое счастье, надеюсь, — Фила, похоже, осенила идея. — Уж он-то что-нибудь придумает. Не дрейфь, Петька! — Фил^ хлопнул Исаева по плечу. — Мы своих в обиду не даем. Тем более из-за какой-то там мертвой кошелки.

—        А что с ней будет? — Петя снова начал икать.

—        Да уже ничего не будет. Вечный покой. В сосновом лесу, — Фил печально покачал головой: мол, все там будем.

У Пети отвисла челюсть: Фил говорил о смерти так спокойно, так привычно, что ему стало страшно. Или Фил привык закапывать трупы сотнями? В сосновом-то лесу!

Пошатываясь, Петя подошел к креслу у стены и рухнул в него лицом вперед. Перед глазами все завертелось, потом из этого вращающегося круга вышла голая Аида... Она протянула к нему окровавленные руки и спросила глухим голосом: «Петя, за что?» Потрясение было настолько сильным, что он потерял сознание...

Очнулся Петя от того, что кто-то хлестал его по щекам. Он лежал на полу и, открыв глаза, узрел над собой Льва Викторовича. В руке тот держал мокрое полотенце. Убедившись в результативности своего метода приведения в сознание, он взял со столика, стоявшего рядом, коньяк и граненый стакан европейского образца.

—        На, выпей, это были первые его слова. И он плеснул в емкость сразу граммов сто коньяка.

Петя сел, зажмурившись, проглотил коньяк и запил его минералкой прямо из бутылки. По пищеводу будто господь прошел босыми ногами! Через несколько секунд ему полегчало... Он кое-как встал, сделал несколько шагов вперед, развернулся, как марионетка на ниточках, и буквально упал спиной в мягкое кожаное кресло. И тут же его одолела икота...

—        А теперь полюбуйся, — Павлючков высыпал на пол перед Петей пачку моментальных поляроидных снимков.

«Подстава, чистой воды подстава», — думал Петя, рассматривая фотографии и окончательно осознав, что произошло.

Теперь он абсолютно уверен, что никакой Лиды он не убивал. Даже случайно, хотя о какой случайности могла идти речь? Убийство было явно подстроено... Все снимки были на одну и ту же тему: на них был Петя в разных ракурсах, и рядом с ним окровавленная Аида с ножом в спине:

Не узнать его было нельзя. Ему стало страшно: если уж они готовы так запросто погубить человека, чтобы подсечь такую неважнецкую рыбешку как он, то чего еще от них можно ждать? Он с ужасом смотрел на невозмутимых, как сфинксы, Фила и Павлючкова.

—        Ну-с, молодой человек, что будем делать? — Павлючков препротивно барабанил пальцами по столу.

—        Что вы хотите? — Петя собрался и даже перестал икать.

От злости у него и голова перестала болеть. Или это от коньяка?

—        Есть предложение... Мы прячем концы в воду. Никто не узнает о насильственной смерти вашей прекрасной возлюбленной, — Павлючков явно издевался.

«Вот сволочь! — подумал Петя. — А я-то хорош, идиот! Опять из-за бабы погорел! Влип конкретно».

—        Но фотографии я оставлю у себя. Пока, — продолжал Павлючков, многозначительно улыбаясь. — Здесь, — он указал пальцем на Аиду, — сейчас все уберут. Или вы предпочитаете другое развитие событий: милиция, следствие...

—        Нет, нет, — застонал Петя. Опять заболела голова, чертова кость! — Что вы от меня хотите? — еще раз повторил он.

—        Теперь ты будешь работать на нас, — сказал Фил. — Нас очень интересует все, что делает, и даже все, что думает твой босс.     -

—        Я буду все рассказывать, — обреченно согласился Петя.

—        Это хорошо. Но — мало, — вмешался Павлючков. — Нас интересуют копии документов, записи разговоров, все контакты. Аппаратурой мы вас обеспечим. Будем работать вместе.

Петя обреченно кивнул.

—        Все у нас получится, — жизнерадостно закончил разговор Павлючков.

На сей раз Петя вздохнул. Чего ж не получиться-то? Уже получилось, мало не покажется...

Фил был горд собой чрезвычайно. Это была его первая самостоятельная постановка! Правда, идею подсказал Белов, а тот позаимствовал ее из «Крестного отца». Там конкретно подставили гада-сенатора, подсунув ему в постель убитую шлюху.

Зато Филу удалось выстроить мизансцену без реальных жертвоприношений. Кровь была та самая, купленная для нового фильма, итальянская. А рукоятку ножа на залипах он одолжил у знакомых киношников, которые снимали как раз очередной кровавый боевик, где ножи и заточки торчали из мертвых тел едва ли не в каждом кадре. У них этого добра было до хренищи. Аида же вообще сыграла свою роль идеально, не хуже настоящей актрисы.

Петрухи ему было не жаль. Сам, козел, на рожон лез. На халяву траву щипал. Ну так и пусть сидит теперь на привязи...

XX

По весне Каверин пошел на поправку. Сильные приступы и провалы сознания случались только, тогда, когда приезжали особисты. Именно в такие моменты мозг Каверина поражала необратимая амнезия. В госпитале он значился Василием Бесфамильным.

Как только Каверин начал ходить, он стал задумываться над тем, как сделать отсюда ноги, пока его все-таки не раскусили. Ведь жизнь это не латиноамериканский сериал, где амнезия длится ровно столько, сколько требуется по сюжету. Любой доктор поопытнее здешних костоправов мог раскусить его в момент.