Черный флаг (ЛП) - Оливер Боуден

— У меня идея, — прорычал он наконец, и все на палубе, казалось, облегченно вздохнули. — Давайте решим это дело дуэлью. Что скажете, ребята?

Подобно чаше весов, настроение команды возросло, а мое — упало. Я умел просто махать саблей. Блэйни, напротив, был умелым фехтовальщиком. Он мог решить это дело за один удар сердца.

Тэтч хихикнул.

— Но не на саблях, ребята, потому что мы уже видели, что этот малый определенно умеет обращаться с саблей. Нет, я предлагаю кулачный бой. Никакого оружия, ножей в том числе, а, как тебе такое, парень? Подходит?

Я кивнул, мол, да, и подумал, что мне бы подходило больше всего избежание драки вообще, но такой бой был наилучшим из того, что могло мне выпасть.

— Прекрасно. — Тэтч хлопнул в ладоши, и его сабля дрогнула в доске. — Тогда давайте начнем. Вперед ребята, встанем в круг, пусть эти два джентльмена займут его.

Шел 1713 год, и я был уверен, что вот-вот умру.

Так подумать, это ведь было девять лет назад, да? Должно быть, это был тот год, когда ты родилась.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

— Тогда начнем, — скомандовал Тэтч.

Все вскарабкались на снасти и забрались на мачты. Моряки расположились на канатах и верхних палубах всех трех кораблей — каждый вытягивался, пытаясь увидеть происходящее получше. Работая на публику, Блэйни снял с себя рубаху и остался в одних штанах. Зная, что мой торс был тощим, я сделал то же самое. Затем мы подняли кулаки, опустили локти и уперлись друг в друга взглядами.

Мой противник широко улыбнулся за поднятыми предплечьями — его кулачищи были вдвое больше свиной ляжки и во столько же раз тверже. Костяшки пальцев напоминали носы статуй. Нет, это был далеко не бой на саблях, которого так хотел Блэйни, но он был не сильно хуже. Это был его шанс стереть меня в порошок с согласия капитана. Шанс избить меня до смерти не рискуя отведать девятихвостки.

С палуб и снастей донеслись крики членов экипажа, жаждавших увидеть зрелищный бой. Под "зрелищным" я имею в виду кровавый. Одних улюлюканий не хватало, чтобы определить, был ли у них фаворит, но я попытался подумать, как они: что бы я хотел увидеть на их месте? Я бы хотел увидеть спорт.

"Значит, — подумал я, — покажем им спорт." Я поднял кулаки и подумал о том, какой же занозой в заднице был этот Блэйни с самого момента, как я ступил на борт. Никто, кроме него. Только он. Этот тупой, как свиное дерьмо, кретин. Все время, что я провел на корабле, я потратил на то, чтобы избегать Блэйни, и гадать, почему же он меня ненавидел, потому что я не был тем противным выскочкой, каким был дома. Жизнь в море укротила эту часть меня. Даже осмелюсь сказать, что я немного вырос, помудрел. Что я этим хочу сказать: у него не было реальных причин меня ненавидеть.

В тот момент до меня дошло, почему он меня ненавидел. Он ненавидел меня потому. Просто потому. Он бы точно так же ненавидел любого другого, не окажись меня рядом. Какого-нибудь юнгу, возможно, кого-нибудь из чернокожих. Ему просто нравилось ненавидеть.

И за это я, в свою очередь, возненавидел его, и я направил эту ненависть в русло. Недоумевал, откуда пришла его враждебность? Я обратил это в ненависть. Пытался не оказаться у него на пути день за днем? Я обратил это в ненависть. Приходилось терпеть эту глупую, тупую рожу? Я обратил это в ненависть.

Поэтому первый удар был за мной. Я сделал шаг вперед, и меня будто прорвало. У меня было преимущество в скорости и росте, я наносил удары из- под его кулаков, выставленных в защиту, и бил изо всех сил в солнечное сплетение. Он охнул и нетвердо попятился. Скорее от удивления, нежели от боли, он ослабил стойку, и я занес левый кулак в то место над правым глазом, ударить куда, как я думал одну сладкую секунду, было бы достаточно, чтобы прикончить его.

Раздался рев одобрения и жажды крови. Удар вышел хороший, его хватило, чтобы открыть рану, из которой начала течь по лицу стабильная струя крови. Но, увы, его не хватило, чтобы завалить Блэйни. Напротив, то злобное непонимание, что он всегда носил на лице, стало еще более глухим. Еще более злобным. Я нанес ему два удара, а он — ровным счетом ноль. Он даже с места не сдвинулся.

Я быстро шагнул назад. Я никогда мастерски не маневрировал ногами в бою, но на фоне Блэйни я был шустрым. Плюс к тому, у меня было преимущество. Первая кровь осталась за мной, и меня поддерживала толпа. Давид против Голиафа.

— Ну же, жирный ублюдок! — задиристо произнес я. — Ну же, ты же этого хотел с той самой минуты, как я оказался на корабле. Посмотрим, каков ты, Блэйни.

Члены экипажа услышали меня и крикнули в знак одобрения, возможно чисто за смелость. Краем глаза я увидел, как Тэтч откинул голову назад и захохотал, придерживая живот рукой. Блэйни пришлось действовать, чтобы сохранить лицо. И стоит отдать ему должное. Он действовал.

Пятница как-то сказал мне, что Блэйни искусно владел саблей, и что он был бесценным членом в абордажной команде. Но Пятница не упомянул, что Блэйни и в кулачном бою был не промах, и я по каким-то причинам никогда и не предполагал, что он что-то смыслил в боксе. Но одна из крупиц морской мудрости гласила "никогда не предполагай" и, по крайней мере в тот раз, я забил на нее. Моя самоуверенность в очередной раз причинила неприятности.

Как быстро толпа поменяла своего фаворита, стоило Блэйни нанести удар. Никогда не падай в бою. Это — единственное золотое правило. Но у меня особо не было выбора, когда я почувствовал его кулак. У меня зазвенело в голове, я упал на палубу на четвереньки и сплюнул зубы, нанизанные на нить из крови и слизи. Картина перед глазами затряслась и размылась. Само собой, меня били до этого, причем много раз, но никогда, никогда так сильно.

Посреди прилива острой боли и ревущих зрителей — ревущих в жажде крови, которую Блэйни намеревался им дать с большим удовольствием — он склонился ко мне и поднес свое лицо так близко, что до меня донеслось его зловонное дыхание, которое разносилось подобно густому туману поверх почерневших и прогнивших зубов.

— Жирный ублюдок, да? — спросил он, и его рот изогнулся в улыбке. Я почувствовал влажный слизистый плевок на лице. Что стоит сказать о словах "жирный ублюдок", так это то, что они всегда срабатывают.

Затем он выпрямился, и его сапог оказался так близко к моему лицу, что я смог разглядеть паутинообразные трещинки в коже. Все еще силясь стряхнуть боль, я приподнял руку в жалкой попытку защититься от неизбежного пинка.

Но Блэйни целился не в лицо, а в живот, и он пнул так сильно, что меня подбросило в воздух, после чего я снова оказался на палубе. Краем глаза я увидел Тэтча, и, возможно, я позволил себе помечтать, что он был на моей стороне, но он хохотал так же громко над моей неудачей, как когда я бил Блэйни. Я еле-еле повернулся на бок и увидел, что Блэйни шел ко мне. Толпа хотела крови, они кричали об этом. Он поднял ногу, чтобы добить меня, и спросил Тэтча: