Микстура от косоглазия - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вилку?
– Да.
– Очень даже хорошо, – обиженно протянула Майя, – она у меня вечно конфеты отбирала.
– Неправда, – возмутилась я, – «Мишки» у тебя отнимала Лариска Васина, а я ластики тащила. Где вы их брали, такие прозрачные, с картинками?
Эля захихикала.
– Папа из Германии привозил. Ладно, Майка, забери Вилку и введи ее в курс дела. Она теперь с нами работать станет, а Катю уволим, обнаглела совсем.
– Кто такая Катя? – поинтересовалась я, пока Майечка препровождала меня в другой конец помещения.
– Нахалка, – сердито ответила Майя, – мы ее буквально на улице подобрали, денег дали, работу предоставили, надо же благодарной быть, ан нет! Принялась с нас запредельные суммы требовать, все кричала, что она одна всю работу делает, а мы с Элей только денежное дерево обстригаем! Ну не хамка ли! Ведь главное – все придумать, а это Элечка делает. Будем от нее избавляться. Хочешь чаю?
Я кивнула. Во-первых, я и впрямь с удовольствием выпью чашечку чая, а, во-вторых, глупая Майечка во время чаепития станет еще более болтливой. Ничто так не располагает к беседе, как совместное распивание бодрящего напитка.
– Вас тут всего трое? – спросила я, размешивая сахар.
– Сейчас да, – кивнула Майечка, – Эля генератор идей, я – организатор, а Катька исполнитель. До нее у нас две девочки работали: Аня и Ксюша.
– А почему ушли?
– Не знаю! Одна исчезла, пропала, другая тоже не появляется, испарилась!
– Да ну! – всплеснула я руками.
– Представь себе, – кивнула Майя, – полгода тут провели, показались нам хорошими такими. Сначала Ксюша появилась, уж не знаю, где ее Эля взяла, а потом Ксения Аню привела. Мы с Элечкой их полюбили, такие веселые девочки!
– Неужели вы не искали их?
Майечка вздохнула:
– Ну съездила я сначала к Ане домой, там мама с ее дочкой осталась. Она их бросила, ушла и не вернулась, а у Ксении я в закрытую дверь ткнулась. Она квартиру снимала, тут, неподалеку, в переулке Вольского, за пять минут добежать можно. Ну я и ходила к ней целый месяц, да зря. А потом там другие жильцы появились. Ладно, давай о деле. Вот смотри: Фильчина Наталья, сумасшедшая собачница. Обожает своего пуделя, совсем без разума. Зовет его сыночком, целует, лижет, просто смотреть противно. Значит, ей предсказали, что Рэмик, так зовут придурочного пса, пропадет. Думаем, Наталья за сведения о его нахождении тысячи баксов не пожалеет, она хорошо зарабатывает.
Вот теперь слушай внимательно. Каждый день, в пять вечера, Рэмика выводит гулять лифтерша, полуслепая старая карга. Спускает пса с поводка и стоит возле подъезда. Наташа запрещает выгульщикам отстегивать собаку, требует, чтобы с ней ходили по двору, только сама Фильчина до полуночи на своей фирме вкалывает, а Рэмик без поводка быстрей свои делишки делает, вот бабка его и спускает, неохота ей по двору вышагивать. Ты схватишь пса…
– Он меня укусит!
– Нет, Рэмик очень доброжелателен.
– Он ко мне не пойдет.
– Покажешь конфету – полетит!
– Ладно, предположим, возьму собаку, дальше что?
– Пойдешь по этому адресу, привяжешь Рэмика в сарае, поставишь ему миску с водой, и все.
– Вдруг пес погибнет?
– С какой стати? – удивилась Майя.
– Убежит.
– Глупости, на цепь его посадим.
– Замерзнет.
– В сарае тепло, бросишь кобелю тряпок.
– Кто-нибудь его себе заберет…
– Там вообще никого нет, не волнуйся, да и Наташа сразу приедет за ним.
– И когда надо все проделать?
– В среду.
– Ладно, – для виду кивнула я, – поняла. Собака не ребенок.
– Что ты, – замахала руками Майя, – мы только ерундой занимаемся! Сумочку стырить, ну, собачку увести, а дети – нет. Киднепинг – это серьезно.
На лице Майечки было самое честное выражение, но я не поверила ей. Очень хорошо помню рассказ Алины про балерину, у которой пропал годовалый ребенок, которого потом «нашла» Элиза. Просто Майечка не хочет меня сразу пугать, втягивает в дело постепенно.
ГЛАВА 14
Ночью мне не спалось. Олег мирно храпел на своей половине кровати, я же вся извертелась, без конца переворачивая подушку. Одеяло казалось то излишне жарким, то отвратительно холодным, и еще раздражал звук равномерно капающей воды, доносившийся из кухни.
Измучившись от бессонницы, я встала, прикрутила кран и села у окна, облокотившись на столик.
Значит, Аня Кузовкина и Ксюша Савченко все-таки были знакомы между собой и вместе «трудились» у «гадалки». Интересно, почему у Ксюши оказалась куртка Ани, да еще с ее паспортом? Анечка ушла из дома на секундочку за почтовым переводом именно в этой белой курточке с мехом. Если человек, позарившийся на ее деньги, убил девушку, то как куртка попала к Ксюше? Напрашивались два вывода. Либо Аня не ходила на почту, обманула Елену Тимофеевну, поехала куда-то с Ксенией. Анечка ведь не рассказывала матери, что работает у Элизы, скрывала. То ли не хотела давать маме деньги, то ли понимала, что Елена Тимофеевна, добропорядочная, правильная женщина, никогда не одобрит то, чем занимается ее дочь. И потом, Алина сказала, что они были вместе.
Я встала и уперлась лбом в холодное, отчего-то влажное стекло.
А может, Аня жива? В морге-то лежала Ксюша Савченко, я теперь это хорошо знаю, и что мне прикажете делать?
Внезапно в голове ракетой вспыхнула идея. Господи, как просто! Эля занимается мошенничеством, и не всегда ее задумки выглядят невинно. Одноклассница не сразу введет меня в курс дел, впрочем, кое о чем вообще скорей всего ничего не расскажет. Вполне вероятно, что Аня и Ксюша по указке Эли провернули какое-то гадкое дело, а клиент, не догадавшись об их связи с госпожой Элизой, решил сам разобраться с девочками. Ксюшу он убил, Аню, наверное, тоже, а может, нет… Дело за малым: заглянуть в список клиентов Эли и понять, кто из них рассвирепел до последней степени.
Утро началось с истерического вопля Марины Степановны:
– Владимир Семенович! О, он нашелся! Лаврик! Мой малыш!
Я, заснувшая только в шесть утра, страшно разозлилась, натянула халат и, выйдя на кухню, довольно зло спросила у Вована, меланхолично пившего кофе:
– Чего она так орет?
– Лаврик отыскался.
– Это кто?
– Кот.
– У вас есть кот?
– Пропал на даче в октябре, – пояснил Вован, – а сегодня утром мне на мобилу позвонил сторож и говорит: «На пороге вашей дачи Лаврик сидит, орет, забирайте животину». Вот вечером поеду.
– Как это вечером? – завизжала Марина Степановна, влетая на кухню. – Владимир Семенович! Вы с ума сошли, я пожалуюсь Лоре! Поезжайте прямо сейчас.
– Но у меня работа! – возразил Вован.
– Вы за свою работу жалкие копейки получаете, – кинулась в атаку Марина Степановна, – Лора давно велит службу бросить и в администраторы к ней идти. Кому ваша служба нужна? А? Какой с нее прок?
Вован слегка покраснел.
– Мама, вы великолепно знаете, что я борюсь с преступностью.
– Без вас с ней драться станут, – мигом возразила Марина Степановна, – бесполезное, между прочим, дело, как воровали, так и будут воровать! Вы, Владимир Семенович, глупостями занимаетесь! Никакого толку от вашей работы…
Честно говоря, я пожалела бедного мужика, не повезло ему с маменькой, вылитая Медуза горгона!
– И если вы сейчас не поедете за Лавриком, – злобно закончила Марина Степановна, – я, во-первых, пожалуюсь Лоре, во-вторых…
– Хорошо, – неожиданно покорно кивнул Вован, – уже бегу.
Марина Степановна замерла, потом процедила:
– Неужели, прежде чем выполнить просьбу, надо довести меня до инфаркта. – Она выплыла из кухни, в воздухе остался лишь запах противно-въедливых духов.
– Ты зачем потакаешь всем ее капризам? – налетела я на Вована.
Тот протянул руку, украшенную чудовищными перстнями, за хлебом и пробормотал:
– С матери станется Лорке нажаловаться, прямо сейчас ей все сообщит.
– Каким же это образом? Насколько я поняла – твоя жена на гастролях!
Вован с легкой улыбкой посмотрел на меня.
– Вилка, человечество давно придумало мобильные телефоны! Если Лора узнает, что я не захотел поехать за Лавриком, спокойная жизнь кончится! Нет уж, лучше сделать, как велят, меньше проблем. Дача-то недалеко, сразу за Кольцевой. Туда-сюда, за два часа обернусь! Эх, знала бы ты, как я этого кота ненавижу! Прямо скулы сводит! С огромным удовольствием удавил бы мерзавца и содрал с него шкуру, хотя вообще-то кошек люблю! Вон ваша какая симпатичная!
Высказавшись, Вован встал, взял с подоконника ключи от «Лексуса» и, тяжело вздыхая, ушел. Я оглядела кухню. Делать нечего, придется заниматься уборкой. В нашей семье исторически сложилось так, что Томочка готовит и гладит, а я бегаю по комнатам с пылесосом и приношу продукты. В общем-то, это совершенно правильно, у Томуськи аллергия на любые чистящие средства и очень слабые руки, а я запросто несу десять килограммов картошки. Только не надо, прочитав последнюю фразу, удивленно восклицать: