Начало самодержавия в России - Даниил Альшиц

Призывы Адашева и Сильвестра, направленные на то, чтобы одновременно с усилением самодержавия его ослабить, «встроить» в него препятствия, ограничивающие установление единодержавной власти царя, носили идиллический, точнее сказать, утопический характер. Напротив, усилия, направленные на укрепление самодержавия, независимо от различных субъективных намерений и устремлений тех, кто их предпринимал, вливались в единое русло, в единый процесс реального укрепления царской власти.

Кто бы позднее не «нашептал» царю идею создания опричнины, Алексей Басманов или жена-черкешенка Мария Темрюковна (подобные объяснения «корней» опричнины встречаются в литературе), впервые эта идея была высказана публицистами правительства Адашева — Сильвестра — Ивана IV. В «Сказании о Магмете-салтане» — произведении, несомненно близком А. Ф. Адашеву, — прямо говорится о необходимости создать специальные воинские части для охраны внутренней безопасности государства. «Царь же турской умудрился на всяк день по тысячи янычан при себе держит, гораздых стрелцов огненыя стрелбы, и жалование им дает, алафу по всяк день. Для того их близко у себя держит, чтобы ему в его земли недруг не явился и измены бы не учинил. А иныя у него верныя любимыя люди, любячи царя верно ему служат, государю про его царское жалование».

Предложенная здесь модель охранного корпуса, состоящего из преданных (за хорошую плату) воинов, во многом похожа на опричнину. Призыв к делению служилого сословия на «любимых», «верных» и на всех остальных, деления, сопровождавшегося особым царским жалованием, основой которого был земельный оклад, по существу предусматривает будущий опричный передел земельных владений в пользу «верных» и «любимых» за счет прочих — не усердных и не верных.

Фактическое правительство осуществило ряд практических мер в духе этих предложений, в том числе создание личной вооруженной охраны царя — трехтысячного корпуса стрельцов «огненныя стрельбы».

Советники и воспитатели царя — Сильвестр и Адашев — объективно внесли немалый вклад в обоснование будущего опричного террора. Многократно (девять раз!) повторенные в «Сказании о Магмете-салтане» призывы к государю быть грозным, казнить и жечь провинившихся подданных были усвоены и подхвачены автором «Большой челобитной», а затем претворены в жизнь царем Иваном Васильевичем. «Никогда еще литература не играла такой огромной роли в формировании действительности, как в XVI веке», — справедливо замечает Д. С. Лихачев.

Насквозь проникшись убеждением в земных и небесных основаниях своего единодержавия, царь, что вполне естественно, пошел значительно дальше своих учителей. Прибегая к известному сравнению, можно сказать, что деятели периода политического компромисса — прежде всего Адашев и Сильвестр — высадили в «цветочном горшке» политического компромисса зерно баобаба. Зерно это упало на исключительно благодатную почву, ибо самодержавие — неограниченная центральная власть монарха — более других государственных форм соответствовала реальным социально-экономическим и политическим условиям развития страны. Это привело к неизбежным последствиям: политический компромисс треснул и распался…

Укрепившийся самодержец видел все большую помеху и угрозу своему единовластию в союзниках по политическому компромиссу, в системе «мудрого совета», выступавшего и вершившего управление государством от имени интересов «всей земли».

По мере роста и укрепления аппарата и служб централизованного государства все явственнее вставал вопрос — в чьих руках будут находиться рычаги управления. До момента раскола политического компромисса они сосредоточивались в руках у Адашева и Сильвестра. Именем царя они правили страной, намечали и проводили внешнюю политику. Несогласие царя с их внешнеполитическим направлением стало одним из главных поводов для разрыва между ним и его советниками. Это был первый случай, когда царь высказал собственный взгляд по важнейшему политическому вопросу. Адашев, Сильвестр и их сторонники считали необходимым продолжить активную внешнюю политику на востоке и на юге, царь устремил взор на Ливонию. Тот факт, что расхождение во взглядах привело к скорому разрыву и к вражде царя с бывшими советниками, показывает, что к 1558 г. царь как политическая сила достаточно окреп для того, чтобы занять и отстоять самостоятельную политическую позицию.

Причина разрыва и яростной, не оставлявшей Ивана Грозного до гробовой доски ненависти к своим бывшим советникам и к их единомышленникам была значительно глубже, чем то или иное конкретное расхождение даже по весьма важному политическому вопросу. Царь формулировал эту причину неоднократно. Речь идет о бескомпромиссной войне, объявленной самодержавием в лице первого царя Ивана IV политическим силам, которые олицетворяли тенденцию ограничения самодержавия той или иной формой представительства. Власть на местах, отданная на откуп выборным «чинам», — где «излюбленным» старостам, избранным «от простого всенародства», а где и дворянским губным старостам, — как бы изымалась из царских рук. Логика развития земских учреждений и созданных по всем градам и весям судов, являвшихся представительными учреждениями в миниатюре, вела в перспективе к становлению и укреплению представительных учреждений и в высших сферах государственной власти.

Сохранение положения царя в качестве почетного подопечного своих советников — положения, сложившегося в период его юности и политической незрелости, — грозило стать нормой взаимоотношений царя с его правительством. Дальнейшее развитие централизованного государства в условиях сохранения этого положения вело бы ко все большему закреплению несамостоятельности царя в управлении страной, к той или иной форме раздела власти между государем и его подданными. Формы подобного раздела в изобилии демонстрировала Европа. Наиболее пугающим Грозного примером неполновластия монарха была Польша, где шляхта фактически управляла страной. Предотвращение такого развития требовало решительных действпй. И царь «за себя встал».

Подготовка и проведение опричного переворота

Выехав в декабре 1564 г. из Москвы в Александровскую слободу, царь объявил, что покидает свое царство потому, что «бояре и все приказные люди» чинили всяческие убытки и населению страны, и государству, а «понаказати» их ему мешали.

«И в чем он, государь, бояр своих и всех приказных людей, так же и служилых князей и детей боярских похочет которых в их винах понаказати и посмотрити, и архиепископы, и епископы, и архимандриты, и игумены, сложася с бояры, и з дворяны, и з дьяки, и со всеми приказными людми, почали по них же государю царю и великому князю покрывати».

Далее в сообщении летописи об установлении опричнины четыре раза повторен ультиматум царя всем перечисленным духовным и светским чинам. Исполнение его было единственным, но непременным условием его возвращения на царство: «Хто будет государьские лиходеи которые изменные дела делали, и в тех ведает бог да он, государь, и в животе и в казни его госуг дарьская воля…», и чтобы царь «государьствы владел и правил, яко же годно ему…».

Нетрудно заметить, что те же самые тезисы порой в дословных формулировках царь излагал в письме Курбскому.

Можно сказать вполне определенно: в летописном рассказе об учреждении опричнины и в самом указе об ее учреждении, переданном летописью, нет ни единого тезиса, ни единой мысли, которые не были бы уже высказаны в политической публицистике, прежде всего в сочинениях самого царя. Иначе говоря, указ об учреждении опричнины, излагающий причины, вынудившие царя на эту меру, является документом, завершающим идеологическую подготовку опричнины, начатую еще в «Челобитной», написанной от имени Пересветова. Вместе с тем этот указ открывает новую полосу апологии опричнины как опоры самодержавия, оправдания ее в качестве учреждения.

Соответственно в более поздних сочинениях царя тезисы и формулировки, обосновывающие введение и поддержание опричного порядка, будут повторяться в целях утверждения и оправдания уже происшедшего перехода к единовластию.

Теория (апология) самодержавия Ивана Грозного, формулированию и отстаиванию которой он уделил столько внимания, пронизана идеей опричнины. Она предполагает разделение государевых слуг на тех, кто «слугует близко», и на тех, кто не столь надежен и «слугует отдалее». Первые «слугуют близко» к царю для того, чтобы охранять его от «лиходеев», чтобы неусыпно и беспрекословно выполнять царскую волю, быть по существу аппаратом ее воплощения.

Мысль царя о методе создания такого аппарата и до учреждения опричнины и во время ее существования работала в одном направлении. Корпус верных слуг, с помощью которых можно защитить себя и свою власть от покушений окружающих его и ненадежных «сигклитов», следует пополнять из худородных низов! Сам факт возвышения служилого человека «из грязи в князи» должен, по мнению Грозного, навечно привязать его к царю как верного и преданного слугу. Наиболее ярко ход мыслей царя проявился как раз в тех случаях, когда он сетовал на то, что эти «новые люди» обманули его ожидания. Вспомним, как объясняет царь задним числом накануне опричнины обстоятельства возвышения А. Ф. Адашева. «Нам же такия измены от вельмож своих видевше, и тако взяв его от гноища и учиних с вельможами, а чаючи от него прямые службы». Абсолютно по той же схеме излагает он в письме к Василию Грязному в 1574 г. причину приближения к себе как самого Грязного, так и других опричников из «худородных»: «…ино что по грехом моим учинилось (и нам того как утаити?), что отца нашего и наши князи и бояре учали изменяти, и мы вас, страдников, приближали, хотячи от вас службы и правды».