Лэйси из Ливерпуля - Маурин Ли

— Я об этом даже не мечтаю, миссис Наттинг, — сухо ответила Элис. — Благодарю вас, для меня Эмбер-стрит достаточно фешенебельна. Я живу там и умру там же. Мы переделываем комнату для стирки в ванную, так что скоро нам не придется ходить в туалет во дворе. Мне этого достаточно.

— Как приятно сознавать, что мои деньги за мытье волос шампунем и укладку пойдут на устройство внутреннего туалета для Лэйси. Сегодня ночью я усну спокойно.

«Неужели эта ужасная женщина вообще может спать и грязные мысли не заставляют ее бодрствовать ночи напролет?» — подумала Элис. Но она оставила эти мысли при себе, хотя иногда, когда она имела дело с такими неприятными клиентками, это было нелегко.

— Он такой красивый, — мечтательно произнесла Фионнуала за чаем. — Немножко похож на архангела Гавриила. С ним не сравнится ни одна кинозвезда. И вы ни за что не угадаете, что он сделал, когда я помогла ему занести вещи. Он поцеловал мне руку !

— Вот это да! — На Маив это, похоже, произвело впечатление, но Орла, для которой и предназначались слова Фионы, была далеко-далеко отсюда.

— У него есть радиола, — продолжала Фионнуала, желая привлечь внимание своей сестры, — куча пластинок и миллион книжек.

Теперь пришла очередь Кормака удивляться:

— Каких книжек?

— О, всяких разных. Их так много, что не запомнить. Правда, он сказал, что я могу взять почитать любую, если мне захочется.

— А он позволит мне взять у него какую-нибудь?

— Я спрошу, если хочешь. — Фионнуала улыбнулась с чувством превосходства. — Мы уже подружились. Правда, мам?

— Ну, конечно, милая. Полагаю, так оно и есть. — Новый жилец наверху, похоже, намеревался подружиться со всеми.

— Он спросил, может ли называть меня «Фиона», и я ответила «да», а когда я назвала его «мистер Грини», он сказал, чтобы я звала его «Нейл», даже несмотря на то, что он учитель.

Орла возродилась к жизни.

— Он ведь не твой учитель, так что вы равны, — раздраженно заметила она. — С чего бы ему ожидать, что кто-то твоего возраста будет называть его «мистером»? Ты ведь не ребенок.

— Мистера Флинна я называю мистером Флинном, — запинаясь, возразила Фионнуала.

— Да, но ведь мистер Флинн — старик. Сколько лет этому Нейлу?

— Двадцать семь, он сказал.

— Ну вот, — удовлетворенно заметила Орла, словно нашла подтверждение своей точке зрения. — И мне не нравится имя Нейл.

Фионнуала покраснела.

— А мне не нравится имя Микки.

— Мне наплевать.

— Мне тоже.

— Девочки! — устало вырвалось у Элис. — Пожалуйста, не могли бы мы спокойно выпить чаю?

— Тогда скажи Орле, чтобы она оставила меня в покое, — угрюмо бросила Фионнуала.

— Орла, побереги свой сарказм для кого-нибудь другого, а не для своей сестры.

— Что я такого сказала? — Орла с невинным видом оглядела сидящих за столом, но ей никто не ответил.

Как только с едой было покончено и со стола убрали посуду, Кормак занялся своим домашним заданием. Казалось, ему совсем не мешают разговоры и царившая вокруг суматоха. Фиона мыла тарелки, Маив вытирала их, Элис начала готовить тесто и начинку для сладких пирожков и лукового пирога на завтра.

За Орлой зашел Микки Лэвин, они собирались на прогулку. Элис сочла это верхом идиотизма в такую холодную погоду, но и они с Джоном делали подобные глупости, когда он ухаживал за ней. Влюбленные всегда хотят остаться одни. Погода, какой бы ужасной она ни была, значения не имеет.

Элис раскатала тесто; она надеялась, что у Орлы с Микки не было ничего серьезного. Он был неплохим парнем, учитывая его происхождение: средний сын в семье, где девять детей, отец почти никогда не утруждал себя работой, а мать была страшной неряхой — вечно ходила в переднике, даже отправляясь по магазинам. Старший сын сейчас сидел в тюрьме за воровство. Несмотря на такое происхождение, Микки сумел не опуститься и даже как-то умудрился стать учеником сварщика.

Однако Элис хотела все-таки чего-то лучшего для своих дочерей — для всех своих дочерей, если на то пошло. Она задумалась над тем, может ли получиться что-нибудь у Фионы с Нейлом, но потом решила, что вряд ли. Как только о его приезде станет известно, ему начнут строить глазки все молодые одинокие женщины в Бутле, не исключая и кое-кого из замужних дам.

Она положила начинку на холод, чтобы сохранить ее. В твидовом пальто и с шарфом на голове появилась Фиона, объявив, что идет на исповедь.

— Но ты исповедовалась в прошлую пятницу. Какие страшные грехи ты совершила, что тебе снова понадобилось каяться, да еще так скоро?

— Никакие, мам. Просто мне хочется сходить в церковь.

— Не задерживайся, милая. На улице очень холодно. — Было что-то трогательное и вместе с тем жалкое в том, что девушке в возрасте Фионы не оставалось ничего другого, кроме как пойти в церковь.

Маив, у которой было утреннее дежурство в больнице и которой нужно было вставать с первыми лучами солнца, отправилась пораньше в постель с книгой. Элис предложила принести ей чашку какао. Кормак сделал свое домашнее задание и тоже улегся в кровать, взяв с собой энциклопедию.

Наконец-то Элис осталась одна. Она включила радио — вскоре должны были передавать пьесу. Джон появится очень поздно. Когда он приходил домой, она обычно уже спала. Эта ужасная миссис Наттинг несла чушь, рассуждая о тех больших деньгах, которые они зарабатывали. После всех накладных расходов у Элис оставалось немногим больше того, что она получала, когда работала на фабрике, а заработки Джона вообще казались смехотворными, если учесть, сколько времени он проводил в мастерской. Тем не менее он делился заработанным, о чем свидетельствовала будущая ванная комната.

Иногда Элис охватывало чувство вины за то, что она сидит в теплом доме, положив ноги на скамеечку, слушая радио или читая, в то время как Джон работает не покладая рук. Если бы только он нашел себе помещение поближе, она бы забегала к нему вечерами с термосом чая и вкусным теплым пирогом. Сейчас они виделись очень редко. Лицо ее погрустнело. Их брак стал пародией, неудачной шуткой. Они обращались друг к другу с холодной вежливостью.

Началась пьеса, и она прибавила громкость. Лучше ей не думать о Джоне и об их отношениях.

— Я люблю тебя, Орла, — прошептал Микки. — Когда я работаю, то не могу думать ни о чем, кроме тебя. Ты не идешь у меня из головы. Это сводит меня с ума.

«И я тоже люблю тебя, — хотелось ответить Орле. — Я испытываю точно такие же чувства. Я не могу дождаться, пока ты поцелуешь меня. Я все время думаю о тебе».

Однако вслух Орла не сказала ничего подобного. Она не хотела, чтобы он знал, какие чувства она к нему питает. Вместо этого она произнесла:

— Мне не нравится здесь, Микки. Тут темно и грязно, и пахнет мочой.

— Куда еще мы можем пойти? — беспомощно сказал Микки.

— Почему бы нам просто не погулять?

— Я устал от прогулок. Мне ужасно хочется целовать тебя. Как ты думаешь, твоя мать разрешит нам воспользоваться гостиной?

— Для чего? — язвительно поинтересовалась Орла.

— Ты знаешь, для чего.

— Я неуютно себя чувствую в нашей гостиной, зная, что за стенкой находится мама.

— Мы можем заниматься невинными вещами, например целоваться.

— Надеюсь, ты не предлагаешь заняться не столь невинными вещами где-нибудь в другом месте?

Неожиданно Микки повернулся и пошел прочь.

— Я даже не мечтаю об этом, — холодно бросил он.

Она смотрела, как его мальчишеская, не очень высокая фигура исчезает в просвете арки. Отблески света из окон домов, стоящих по обеим сторонам улицы, падали на его блестящие черные волосы и широкие плечи. Даже со спины он выглядел необыкновенно привлекательным. Она знала, что причинила ему боль, отказавшись воспринимать его всерьез. Что-то кольнуло ее в сердце, и она вдруг почувствовала, что вся дрожит, испытывая какие-то незнакомые ей и странные ощущения.

— Микки! — окликнула она, когда он уже собирался свернуть за угол. — Ох, Микки!

— Орла!

Они бросились навстречу друг другу. Микки подхватил ее на руки, поцеловал, закружил на месте, снова поцеловал и, расстегнув пальто, обнял за талию. Он просунул руки ей под джемпер, и она почувствовала, как он сжимает ее ребра сквозь тонкую ткань нижнего белья.

— Микки, — восторженно выдохнула она, когда он провел большими пальцами по ее соскам. Как-то так получилось, что бретельки соскользнули, лифчик расстегнулся, и Орла застонала от удовольствия, когда ее обнаженной груди жадно коснулись руки Микки.

О боже, она кончает! А Микки задирал ей юбку, гладил ее обнаженные бедра и уже запустил руку ей в трусики.

Впоследствии Орла не могла вспомнить в точности, что же именно произошло дальше; в памяти остались только совершенно восхитительные и необычные ощущения. Потом они шли обратно на Эмбер-стрит, Микки обнимал ее рукой за плечи, а она обхватила его за талию. Орла все еще дрожала и чувствовала себя как-то странно, словно она оказалась в другом мире, не таком, в котором жила раньше. Она ушла из дома девушкой, а возвращалась женщиной.