Тайна затворника Камподиоса - Вольф Серно

– А дальше? – не совсем понял его мысль Витус.

– А на обратной стороне я когда-нибудь нацарапаю дату, когда меня выпустили, поставив перед этим предлог – ex. Таким образом будущие узники узнают, что в тюрьму не только попадают, но из нее, бывает, и выходят.

– Надеюсь, этот камень принесет тебе счастье.

– Поглядим. А теперь давай продолжим. Мне самому интересно, в каком состоянии моя зрительная память.

– Левая стена, третий ряд кладки сверху, четвертый камень слева.

– Mors non curat mukera. Латинская пословица, которая переводится примерно так: «Смерть деньгами не предотвратишь».

Некоторое время они продолжали эту игру. И всякий раз магистр Гарсия находил правильный ответ. В конце концов он с довольным видом откинулся назад:

– Видишь, память моя меня не подводит. Ты мне должен семнадцать золотых дублонов. Когда-нибудь в будущем расплатишься со мной...

Дни проходили с удручающей монотонностью. Каждое утро Витус процарапывал черточку на полу: на сегодняшний день их уже сорок три. Сорок три дня ожидания, надежды, обид и ругани...

И сорок три ночи...

Ночи одиночества, тоски и отчаянья. Часы тьмы, когда слышатся только храп спящих, приглушенный кашель и шепот Аманда и Феликса.

Он навсегда запомнил ночь, когда их любовный шепот прервал стук в дверь. Затем кто-то несколько раз пытался всунуть ключ в дверной замок. Шепот мгновенно стих, и у Витуса было такое ощущение, будто страх заполнил всю камеру. Наконец, шаги удалились по коридору.

Витус почесал спину, используя для этого черенок ложки, которым процарапывал риски на камне пола.

С ним-то что будет? Никто ему не говорит, за что он тут сидит. Никуда его не вызывали. О нем словно забыли. Вроде бы никакого Витуса из Камподиоса не было и нет.

Тягостное бытие действовало на нервы и магистру. Все заключенные давно и досконально изучили все привычки и особенности остальных сокамерников. Витус знал, как каждый из них ест-пьет, как спит, как разговаривает, смеется, ругается, плачет, молится. Даже то, как кто их них справляет нужду. Не потому, что он этим интересовался, а потому, что сидел так близко, что не видеть этого не мог. Особые неудобства это вызывало у Аманда и Феликса, поэтому Витус всякий раз подчеркнуто отворачивался. Но то, чего не видели его глаза, с особой чувствительностью воспринимали обоняние и слух.

За это время он успел подружиться с маленьким ученым...

Витус снова бросил взгляд на сорок три черточки у своих ног. Цепь зазвенела. Он безучастно раздавил клопа, который переползал его колено. Мог бы и не делать этого, потому что клопов в камере не счесть, их сотни, если не тысячи – они везде и всюду. В первые дни он ожесточенно почесывался после их укусов, но со временем это перестало его так сильно раздражать. Витус не без интереса отметил, что его тело почти не реагирует на эти укусы: как и во многих сходных ситуациях, начал срабатывать эффект привыкания.

Потом, в разгар лета, в камере появилось великое множество мух. И с каждым днем их становилось все больше. Наконец, их стало столько, что в камере стоял постоянный гул. Мухи, правда, не такие кусачие, как клопы, но они омерзительны по-своему: их словно какая-то невидимая сила тащила к дыре с фекалиями, которую они обсиживали, погружая в испражнения свои хоботки, а потом подлетали к лежащим у стен людям и садились им на руки или прямо на лицо. Поначалу узники с ними сражались, но потом сдались. Этой погани много, и уворачиваться она умеет.

И сегодня они гудели с утра, как пчелы в улье, но никто не обращал на них особого внимания. Каждый мысленно был на воле, где столько дел...

Витус видел, как в руке Аманда то появлялся, то исчезал кусок хлеба. Всякий раз, когда ломоть исчезал, Феликс доставал его из-под своей рубахи. И хотя Витус не упускал ни единого его движения, он никак не мог заметить, как ломоть туда попадает.

– Слушай, как у тебя это выходит? – спросил он.

Аманд игриво вытянул губы в трубочку и прищелкнул языком:

– Тю-тю-тю, так я тебе и объяснил! Считай, что это колдовство.

– К чему наводить тень на плетень?

– Ладно, смотри – может, и догадаешься, – примирительно улыбнулся фокусник. – Кто владеет разными трюками, никогда не раскроет, как они у него получаются. Волшебники и чудодеи с того и живут, что зрители не соображают, как и что у них получается.

– Ну да, а поскольку они никому своих секретов не выдают, кто-то из самых нетерпеливых и неуемно-любопытных, а то и завистливых может и впрямь решить, что тут не обошлось без колдовства, – вмешался в разговор магистр Гарсия.

– Если вдуматься, как раз в этом нас и обвиняют, – кивнул Феликс. Это был один из тех редких случаев, когда и он вступил в разговор. – Но надо быть последним дураком, чтобы всерьез подумать, будто не обошлось без темных сил, если за пазухой у кого-то пропадает сухарь.

– Я не из этих дураков, – согласился магистр. – Но вот за святую инквизицию не поручусь.

– Давайте, ребята, не будем спорить, – Аманд театрально поднял руки и развел их. – Витус, я с удовольствием показал бы тебе, в чем тут хитрость. Каждый может убедиться, что это никакого отношения к колдовству не имеет. К сожалению, у меня ничего не получится.

– Почему это?

Аманд некоторое время не произносил ни слова. Ему явно нравилось быть в центре всеобщего внимания.

– Валяй, выкладывай, – не отставал от него магистр.

– Ну, ладно. Я долгое время жонглировал шариками, этот номер зрители всегда очень хорошо принимали. – Аманд в который раз полез Феликсу за пазуху и достал, в который уже раз, оттуда кусок сухого хлеба. – Нужно упражняться день за днем, чтобы сохранить необходимую ловкость. Я под конец жонглировал пятью шариками одновременно. Жаль, что не могу показать вам этого.

Магистр недоверчиво заморгал, а потом заметил не без ехидства:

– А я умел жонглировать даже семью шариками. И мне тоже обидно, что я вам не могу этого показать!

– Ах, ты мне не веришь, подлый ты человек? – разгорячился Аманд. Он толкнул Феликса в бок. – Сделай что-нибудь! Ну, сделай же!

– Спокойствие! – воскликнул Витус, которому пришла в голову неплохая мысль. – Ты утверждаешь, будто умел жонглировать пятью шариками?

– Это такая же правда, как и то, что ты видишь меня сидящим перед тобой! – обиженно ответил Аманд.

И тогда Витус объяснил ему свою идею.

Две недели спустя Витус проснулся очень рано утром. Протерев глаза, он убедился в том, что сумерки только-только рассеиваются. Его взгляд упал на пять шариков из хлеба, лежавших на полу между ним и магистром. После успешного представления Аманда не проходило дня, чтобы кто-то из заключенных не пробовал повторить этот фокус. К удивлению Витуса, самым ловким оказался магистр.