Тайна затворника Камподиоса - Вольф Серно

Но самое ужасное, что грозило узнику, – это пытки. К ним прибегали всякий раз, когда он упрямо отказывался признать свою вину. Этому признанию придавалось тем большее значение, что именно оно служило основой для обвинительного приговора. Признание служило доказательством. Не будь его, нечем было обосновывать обвинительный приговор. Поэтому многочасовые допросы тщательнейшим образом протоколировались церковниками. Записи эти должны были послужить материалом для будущих судебных процессов. И все это для того, чтобы добиться единственной цели – вырвать под пытками признание! «Да! – должен был, в конце концов, вскричать подсудимый. – Я еретик! Да, я грешен! Да, я вступил в союз с сатаной!..»

Что мучители намерены сделать с магистром Гарсия?

Время тянулось неимоверно долго. Никто не мог бы сказать точно, сколько времени им пришлось ждать, но вот дверь камеры вновь со скрежетом отворилась. На пороге появилась тщедушная фигура магистра. Шатаясь, он сделал несколько шагов – и рухнул посреди камеры на каменный пол. Несчастный дрожал всем телом.

– Это магистр! – испуганно воскликнул Аманд.

Дверь камеры вновь захлопнулась.

– А ну, тихо там! – Витус первым пришел в себя. Подозвал Давида с Хабакуком. – Положите его на спину и подтащите его поближе ко мне, чтобы я мог до него дотянуться.

Когда они присмотрелись к лицу ученого, у них перехватило дыхание. От переносицы до корней волос на лбу его тянулась рана – ожог, как клеймо, в форме креста.

Витус взял руку магистра, нащупал пульс – он был сильным, но прерывистым. Дурной знак. Затем осмотрел рану.

– На лбу она очень глубокая, – подытожил он. – Кое-где даже зияет лобная кость. Боль он испытал страшную. Почему они решили прежде всего изуродовать его?

– Потому что за моей лобной костью скрываются неугодные им мысли, – прошептал магистр Гарсия и криво усмехнулся. Свидетелям этого короткого разговора было не до улыбок.

– С этого момента я запрещаю тебе говорить, – решительно произнес Витус.

– Разговор как-никак отвлекает от боли.

– Ты врач или что-то в этом роде? – спросил Давид, вопреки своему имени самый рослый из братьев.

– Врач – это чересчур громко сказано. Но я знаю, как надо обращаться с магистром в его нынешнем состоянии.

– Что тебе сейчас необходимо?

Витус немного поразмыслил.

– Мне требуются лекарственные травы, жаропонижающие средства, материал для перевязки, свежая вода, прибор с горелкой, древесный уголь и еще много чего. А зачем тебе все это знать?

– А в какую сумму это, по-твоему, может обойтись?

– Понятия не имею. А если бы и знал, нам все равно этого не заполучить.

– Это как сказать... – Хабакук обменялся быстрым взглядом с Давидом. Тот в знак согласия опустил веки. Потом оба вопросительно посмотрели на Соломона. Все трое о чем-то быстро заговорили. И довольно быстро пришли к общему мнению.

– Извините нас! Мы скоро... – вежливо проговорил Хабакук.

Минуты две спустя он протянул Витусу монету в одну восьмую реала.

– Но где вы ее взяли? – вырвалось у юноши. Однако он тут же овладел собой. – Э-э... большое спасибо! Не знаю, что и сказать...

– Я думаю, сейчас самое время позвать Нуну. За деньги он готов достать что угодно... – мягко предложил Хабакук.

Некоторое время спустя хромой пришел.

– Чего вам? – проворчал он. – Жратву я вам уже приносил. – Он избегал смотреть в сторону магистра.

– Я хотел бы попросить вас принести нам лекарства, – вежливо сказал Витус. – Надо без промедлений помочь магистру Гарсия.

Нуну стоял посреди камеры, подбоченясь:

– Помощь заключенным оказывать запрещено. Разве что... с разрешения самого инквизитора!

Витус протянул ему монету.

– Это другое дело, – надсмотрщик поднял монету, чтобы лучше ее разглядеть. А потом сделал то, чего никто от него не ожидал: попробовал ее на зуб.

Они переглянулись, не веря глазам своим. А потом рассмеялись, сначала тихонько, толкая друг друга в бок, а потом уже, не стесняясь, начали покатываться от хохота.

– Pecunia non olet! – прошептал магистр.

Это понял один Витус и прыснул.

– А ну заткнитесь вы, свиньи! – колосс не понимал, над чем они смеются, но сообразил, что это связано с ним. Но самое важное Витус теперь знал.

– Для начала мне потребуется перо и лист бумаги, чтобы написать, что нужно. Городской аптекарь читать, конечно, умеет. И подберет все, о чем мы просим. А ты все эти снадобья и бинты принесешь сюда. Тогда посмотрим.

– И только-то? – скривил рот в ухмылке Нуну.

– Еще ты должен освободить меня от этого кольца в полу, а то я не смогу заняться больным.

– Это запрещено!

– Тогда все отменяется, отдавай монету обратно!

По лицу Нуну было видно, что он мучительно ищет выход. Денежку заполучить, конечно, хочется, но долг, долг!.. Победила жадность.

– Ну-ну, если по-другому ничего не выйдет, я тебя раскую. Только на время!

– Конечно, – согласился Витус.

На другой день Витус приступил к детальному осмотру магистра. Он был по-прежнему прикован к цепи, но мог вставать, делать несколько шагов в любую сторону и все проверить и пощупать, как говорится, собственными руками.

Магистр страдал от боли, но упорно просил, чтобы ему объясняли каждый шаг, предпринятый лекарем. Может быть, это отвлекало его от тягостных мыслей.

– Что это? – спросил он, когда Витус бросил в кипящую воду пригоршню семян.

– Льняное семя.

Магистр открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, однако Витус опередил его:

– Брось ты эти расспросы, магистр! Лучше тебе говорить поменьше! Я постараюсь объяснить, что к чему: рана у тебя на лбу – это сильнейший ожог. Иными словами, рана, в которой очень много жара. А жар, вызванный огнем, всегда таит в себе большую опасность. Из учения Галена о четырех соках следует, что жар лучше всего подавлять веществом, обладающим противоположным воздействием, в данном случае льняным семенем, потому что лен сам по себе представляет элемент тепла, но мягкого. Надо кипятить его в воде, а затем смочить полученной жидкостью платок. Этот платок следует положить на пышущую жаром рану, после чего лен вытянет из нее все ядовитые вещества и тем самым снимет жар.

– Звучит недурно, – кивнул больной. – Надеюсь, таким же окажется и воздействие компрессов, – и Витус с помощью Хабакука занялся израненным лицом магистра.

Семнадцать часов спустя, на рассвете другого дня, Витуса разбудил магистр.

– Мне кажется, дела идут на лад! – бодро воскликнул он.

– Надеюсь, ты не преувеличиваешь, – обрадовался Витус. Он взял больного за запястье. Некоторое время сосредоточенно молчал. Потом ощупал подмышки больного. Помрачнел. – Пульс у тебя учащенный, подмышки горячие. Боюсь, у тебя начинается жар.