Стилист - Геннадий Борисович Марченко

и предполагал, исходя из имени — фамилии, Богдан оказался хохлом. Появился он около 6 вечера, когда я уже с ума сходил от скуки, от которой не спасала даже игра на снятой без спросу со стены гитаре с охренительно тугими металлическими струнами. Сосед оказался кругленьким, весёлым парнем с характерным украинским выговором. Рассказал, что прибыл с Полтавщины, где закончил механический техникум, отслужил два года на Дальнем Востоке, а вернувшись домой, вдруг решил, что его призвание — быть артистом.

— Я театр с детства люблю, в школе в самодеятельности участвовал, — рассказывал Богдан, между делом нарезая на развороте «Комсомольской правды» домашнее сало, при виде и запахе которого у меня началось обильное слюноотделение. — Приехал в Москву, подал документы сразу в Щукинское и в ГИТИС. Но не приняли якобы из — за украинского выговора. Решил поступать на следующий год, а пока устроился на фабрику наладчиком, получаю 180 рублей в месяц. На жизнь хватает. И заодно столичный выговор тренирую.

— Это как?

— Беру частные уроки у актрисы Лидии Ферапонтовой, древняя тётка, она ещё Мейерхольда помнит. Три рубля часовое занятие, дороговато, но куда деваться? Слышал про Ферапонтову?

Я признался, что эта фамилия мне незнакома, впрочем, данный факт моего соседа, кажется, ничуть не огорчил.

— Тебе и не надо, ты же не собираешься в артисты? Кстати, сам — то откуда?

Пришлось в очередной раз рассказывать официальную версию моего появления в Москве.

— Ух ты, неужели ничего не помнишь?

— Ничего из того, что было до момента моего появления на Комсомольской площади.

— Вот беда — то, — искренне посочувствовал он мне, нарезая полукольцами репчатый лук и обливаясь слезами. — Хуже нет, чем дома и родни не иметь. В случае чего и приткнуться негде, так и будешь всю жизни мыкаться по общежитиям и чужим людям.

— Ну, может, когда — нибудь встану в очередь на квартиру, обзаведусь семьёй…

— Ага, так тебя, иногороднего, и поставили в очередь, — хмыкнул он, нарезая бородинский хлеб.

— Что ж сразу иногороднего? Паспорт получу, и будет московская прописка.

— Разве что прописка, а приписан будешь к этой комнате… Но отчаиваться не стоит, я же вот не отчаиваюсь. А вот и домашняя горилочка!

Богдан чмокнул в стеклянный бок полулитровую бутылку с самодельной пробкой и принялся разливать её содержимое по извлечённым из тумбочки гранёным стаканам.

— Ну что, давай рубать? Конечно, не домашний борщ с галушками и не крученики, но всяко лучше больничной баланды. Я в 16 лет в районной больнице лежал, мне аппендицит удаляли…

— Аппендикс.

— Чего?

— Аппендикс — это червеобразный отросток слепой кишки, а аппендицит — воспаление этого самого отростка, — козырнул я знаниями.

— Да какая разница… Короче, фашисты так пленных, наверное, не кормили, как нас в той больнице. Как вспомню — бррр… В общем, за знакомство!

Посиделки закончились песнями под гитару. Пел в основном Богдан, причем преимущественно Окуджаву и Высоцкого. Я же исполнил пару вещей из будущего: «Перекрёсток» из репертуара Серёги Чигракова и инструментал из «Nothing else matters». Соседу понравилось, даже переписал слова и аккорды песни Чижа. Всё допытывался, кто автор, пришлось сказать, что не помню, мол, память же отшибло, а вот кое — какие песни почему — то вспоминаются.

На следующее утро вместе с Богданом и стайкой общежитских девчат, которые не без интереса поглядывали в мою сторону, мы в четверть восьмого отправились на кондитерскую фабрику. Он проводил меня к располагавшемуся слева от проходной отделу кадров, который, судя по табличке, работал с 8 утра, а сам отправился по своим делам. Похожая на сушёную воблу кадровичка, уже кем — то предупреждённая о моём появлении, оформила меня быстро, успев даже завести трудовую книжку.

— Зарплата 150 рублей, плюс квартальная премия в размере оклада, минус подоходный, бездетность и профвзносы. Сейчас полу́чите в кассе аванс. К работе приступите завтра. И вот вам направление к мастеру 3—го цеха, сходите, осмотритесь на новом месте… Подождите, объясню, как пройти в кассу и цех, и пропуск выпишу, а то без него дальше проходной не пройдёте.

Протянув в зарешечённое окошечко кассы своё временное удостоверение личности, я получил на руки 25 рублей, и информацию, что вообще — то аванс выдаётся 21—го числа, а зарплата 6—го. Ну ничего, как — нибудь дотянем до зарплаты.

3—й цех представлял собой вытянутое помещение с лентой конвейера посередине, по бокам от которой стояли женщины в белых халатах и чепчиках. По ленте конвейера ползли шоколадные конфеты, которые работницы споро укладывали в цветные картонные коробки, клали сверху на конфеты какие — то бумажки, закрывали крышкой и складывали в ящик.

Мастером оказалась некто Марина Игоревна, заявившая, что у них как раз проблема с грузчиком.

— Было двое, но один уволился, так что Степанову приходится управляться пока одному на полторы ставки. Но на него боимся рассчитывать, уже было, что в запой уходил, отделался предупреждением. Пока вроде держится, но не знаю, надолго ли хватит. Ты — то не пьёшь?

— Неужто я похож на алконавта? Думаю, могу употребить, но только в хорошей компании и только в пределах разумного.

Мы с мастером прогуливались вдоль конвейера, и работницы, несмотря на то, что их руки постоянно находились в движении, успевали фиксировать происходящее вокруг.

— Ой, девки, — донеслось до меня сквозь шум работающих механизмов, — глядите, никак новенький.

— Симпатичный.

— Интересно, женатый? Кольца вроде нет.

Марина Игоревна незаметно погрозила кому — то кулаком, что, впрочем, не укрылось от моего взгляда.

— А вот и Степанов.

Она кивнула в сторону толкавшего перед собой тележку угрюмого, худющего мужика неопределённого возраста с испитой физиономией, в сером халате поверх рубашки.

— Кузьма, иди — ка сюда… Это твой новый напарник, Алексей Михайлович Бестужев.

Степанов к моей персоне отнёсся без эмоций. Только мотнул головой с редкими встопорщенными волосёнками и поинтересовался, нет ли у меня закурить, а после отрицательного ответа принялся размеренно грузить на тележку коробки с готовой продукцией.

— У тебя сменная одежда есть? — спросила Марина Игоревна.

Я с виноватым видом вздохнул и пожал плечами.

— Беда с вами…

Она сменила меня оценивающим взглядом:

— В общем — то похож… Мой бывший примерно твоей комплекции, только потолще. После него кое — какие шмотки остались, вечером пороюсь.

Проинструктированный мастером, чтобы завтра в 8.00 был в цеху как штык, отправился восвояси. Нужно было обеспечить себя предметами первой необходимости, в первую очередь зубной пастой и зубной щёткой, куском мыла, шампунем, бритвенным станком и лезвиями, помазком и пеной (а лучше гелем) для бритья. Жаль, что в это время триммер (во всяком случае в