На темных аллеях - Татьяна Тронина

— Нет, — сказал Григорий Петрович, когда неверная жена закончила свой покаянный монолог и намекнула, что могла бы вернуться к нему прямо сегодня. — Нет. Ничего не получится. Тебя осквернили. Я к тебе не смогу больше прикоснуться…

Теряя сон

Самый главный праздник (у нас, в России) — это все-таки Новый год, а не день рождения или прочие юбилеи. Новогоднюю ночь ждут практически все. Ждут чуда. Сказки. Возвращения в детство.

Елки, игрушки, подарки… В отделы красочной упаковки выстраиваются длинные очереди — и там разлетается пестрая фольга, шуршит золотая тесьма, поскрипывают липучки на бумажных цветах. Все хотят красоты. Самую простенькую безделушку там завернут как конфетку. Разноцветным дождем сыпется конфетти, и вместе с ним витает в воздухе предчувствие счастья.

А вечером 31 декабря наступает пик предновогодней эйфории.

…Катерина Сергеевна, интересная дама тридцати двух лет, для родителей — Катенька, для друзей Катюша, а для мужа просто радистка Кэт, под этот Новый год была тоже полна приятных предчувствий. Хотя куда больше? Практически все, чем должна обладать счастливая женщина, у нее уже имелось. Но хотелось большего, а чего именно — пока непонятно…

Часу в шестом вечера ее муж, молодой и уже очень известный художник Протасов, вздумал стряпать свой знаменитый плов по рецепту бабушки, артистки, эвакуированной во время войны в Самарканд. Гостей ждали к двенадцати, телевизор смотреть было скучно, елку уже нарядили, и Катерина Сергеевна вышла во двор, прогуляться.

Падал снег.

Катерина Сергеевна ходила по квадратикам света, льющегося из окон, и невнятно мурлыкала какую-то мелодию. Она дошла до конца дома, а потом повернула обратно.

На припорошенном асфальте были четко отпечатаны следы ее сапожек. Молодой женщине вдруг взбрело в голову, будто это не ее следы, а кто-то невидимый преследовал ее. Так она и ходила вдоль дома, то и дело зачем-то оборачиваясь назад, на свои следы.

Двор был тупиковым, с автоматическими воротами — лишь припоздавшие жильцы да гости пробегали иногда мимо Катерины Сергеевны к двум темным подъездам, и все — с пакетами, с туго набитыми сумками.

Заехал на служебном рафике во двор сосед с нижнего этажа, крикнул вслед Катерине Сергеевне что-то веселое, она обернулась, машинально махнула рукой. Потом, подминая сыпучую порошу, вырулил из ворот Аркашка Веселаго на своей вишневой «реношке».

— С наступающим! — тоже крикнул он, выскакивая из машины.

Катерина Сергеевна ответила. Они с Аркашкой были когда-то одноклассниками. Обычная школьная, дворовая дружба.

— Чего не дома?

— Так… свободная минутка. Протасов плов готовит, — ответила она, подходя ближе. Аркашка энергично счищал с машины снег широкой щеткой.

— Закуривай, — предложил он.

— Забыл, я не курю.

— Тогда вот что… — Аркашка запыхтел, полез куда-то под сиденье, достал плоскую армейскую фляжку. — Друг привез прямо из Агдама. Стаканчик… Нюхай! Каково, а?

Катерина Сергеевна задумалась, сунув нос в пластиковый стакан. Аркашка смачно отхлебнул прямо из горлышка.

— Мамаша ждет… ну да ладно, — мужчина опять полез куда-то в глубины своей машины, достал лимон, перочинным ножичком отмахнул ломтик, обмакнул его в открытую банку растворимого кофе, кинул в рот. — Чего смотришь, учись!

Катерина Сергеевна, наконец, решилась:

— И мне лимончика…

После, отхлебнув коньяка и закусив, спросила, не чувствуя языка:

— А что же, сладкого у тебя нет?

Аркашка сделал успокаивающий жест и приложился к фляжке второй раз.

— Садись в машину, а то холодно чего-то, — он плюхнулся на переднее сиденье. Катерина Сергеевна села за руль, но дверь до конца захлопывать не стала:

— Я на одну минутку.

Аркашка достал с заднего сиденья коробку конфет, стал сдирать целлофан.

— А маме? — с ужасом вскричала Катерина Сергеевна, хватая за руки бывшего однокашника.

— Мамаше еще коробка, — кивнул он назад.

Они выпили еще по полстаканчика, закусили конфетами. Катерина Сергеевна почувствовала, как от желудка по всему ее телу разливается тепло, а мысли становятся четкими.

— Аркаша, за рулем пить нельзя, хоть мы и не едем никуда, — сказала она.

— Ерунда. Какие в этот час проверки… Да и двор у нас закрытый. Враги не прорвутся…

— Как Петечка поживает? — подумав, вновь спросила Катерина Сергеевна.

— Ничего, — равнодушно ответил Аркашка, разливая по стаканчикам в третий раз. Видно, мысли его бродили где-то далеко. Петечка был его сыном, чрезвычайно смышленым мальчиком шести лет, который жил отдельно со своей матерью, первой женой Аркашки. Со второй он развелся этим летом. — Ты брось. Ни к чему все эти любезности.

— Это не любезности, — усмехнулась она. — Мне правда интересно. А ты, Веселаго, скучный. Как был в детстве занудой…

Аркашка пожал плечами и стал давить кнопки на магнитоле.

— Одна реклама да шансон, — Катерина Сергеевна нахально полезла в бардачок, откуда вместе с бумагами, сигаретами и прочим барахлом посыпались диски. Она быстро перебрала их: — Что ты слушаешь, Веселаго, что ты слушаешь! Это музыка для чебуречной…

Аркашка вырвал у нее из рук диски, молча засунул их обратно.

— Кажется, ты позволяешь себе лишнего, мадам Протасова, — мрачно сказал он.

— Я знаю, с кем можно, а с кем нельзя. — Катерина Сергеевна легонько щелкнула его по носу.

— А ты знаешь, Протасова, что я всю жизнь мечтаю тебя убить?

— Убей, кто ж тебе не дает?

— …что более злокозненного существа я еще не встречал в своей жизни?

— А вторая жена Аллочка? — скромно напомнила Катерина Сергеевна.

— О, ей до тебя плыть и плыть. Помнишь, как в первом классе ты подложила мне на стул жвачку? А в третьем, помнишь…

— Брось! — перебила его Катерина Сергеевна. — Забыть пора о прошлом. Еще по глоточку, и я ухожу.

— Вот ты опять, ты опять! Разве так плохо вспомнить школьные годы, дурачества эти детские… Знаешь, ведь пятнадцать лет прошло.

— Неужели пятнадцать? — удивилась Катерина Сергеевна, пристально разглядывая содержимое своего стаканчика.

…Вместе с порывом снега из ворот выплыла чья-то высокая, худая, чуть сутуловатая фигура. Фигура держала перед собой коробку с тортом, лицо ее пряталось под капюшоном.

— А вот и Бутюкова собственной персоной, — сказал Аркашка, наклонившись к лобовому стеклу.

— Нелли? Утюгова! — крикнула Катерина Сергеевна, пытаясь отстегнуть ремень безопасности, которым она оказалась почему-то пристегнута.

— Тише. Тоже мне, школьные шуточки. У нее мать осенью умерла.