Приключения Бесхвостика Пелле - Йоста Кнутссон

«Повыше будет, чем сарай в Коньковом переулке», — подумал Пелле.

Они вслед за Калле-Моряком вошли в огромный вестибюль. Калле очень важничал, потому что ему было известно, какой именно лифт идёт на верхний этаж.

— Некоторые здесь не в первый раз, — сказал Калле. — Поторапливайтесь, чтобы сесть в лифт всем вместе!

Лифт помчался вверх с невероятной скоростью и через полминуты был уже на восьмидесятом этаже. У Пелле даже закружилась голова.

На крыше с важным видом сидел Небоскрёб-Калле.

— Воображает, что он владелец этого дома, — шепнул Калле-Моряк на ухо Пелле.

— Он злой? — шепнул Пелле в ответ.

— Да нет, просто глуповат немного, — прошептал Калле-Моряк и завопил во весь голос. — Привет, Небоскрёб-Калле! Как тебе тут, на ветерке?

— А как там вы в ваших погребах? — сказал в ответ Небоскрёб-Калле и повернулся к Пелле. — А мы, как мне кажется, не знакомы, я тебя раньше не видел. Ты что, впервые здесь? Ну, как бы то ни было, меня зовут Чарльз. Небоскрёб-Чарльз.

— А меня — Петрус, — сказал Пелле. Он счёл уместным немного пошутить.

— Так ты из нашей старушки-Швеции? Ну, как там теперь? Есть ли дома выше трёх этажей?

— Конечно, есть, — ответил Пелле, — хотя больше шести обычно не бывает.

— Я так и думал, — сказал Небоскрёб-Калле, — как же можно строить такие низкие дома? В квартиры совершенно не попадает свежий воздух!

— Зато у нас салака хорошая, — сказал Пелле, которому стало обидно за Швецию.

— Я не ем салаку, — сказал Небоскрёб-Калле. — Слишком много костей, и на вкус так себе. Нет, когда привык к устрицам, салаки уже и не хочется. Но ты должен полюбоваться видом.

Пелле вспрыгнул на ограждение и посмотрел вниз. Надо признаться, вид был и в самом деле превосходный. Далеко-далеко внизу на улицах люди были не больше Муравьёв. Церковь казалась крошечной, хотя она была ничуть не меньше, чем церковь, в часовне которой жила Старушка Майя.

— А что ты делаешь тут, наверху? — спросил Пелле.

— Масса дел, — быстро ответил Небоскрёб-Калле, — просто масса. Надо же всё здесь содержать в порядке — масса дел. Ни сна, ни отдыха. Внизу на улице не был три года. Но мне там и не нравится. Как будто что-то давит. И воздух скверный. Нет, если уж и жить где-то, так тут, наверху — это так же верно, как то, что меня зовут Небоскрёб-Чарльз.

— Развоображался, — шепнул Пелле Калле-Моряк.

— Может быть, сыграем партийку в небоскрёб-ино? — предложил Небоскрёб-Калле.

— А что это за игра такая? — удивился Пелле.

— Ну, это такая игра. Я играю в неё здесь, наверху. Там у вас, внизу, в обычных домах, эта игра называется дом-ино, но тут-то, как ты понимаешь, не обычный дом, а небоскрёб. Поэтому я называю эту игру небоскрёб-ино.

— Сегодня не успеем, — сказал Калле-Моряк. — Нам пора вниз, на землю.

— Бедняги, — сказал Небоскрёб-Калле, — как вы там не задыхаетесь?

— Он ужасно задаётся, что живёт наверху, — сказал Пелле, когда они спускались в лифте.

— Конечно, — подтвердил Калле-Моряк. — Но, по правде сказать, лучше жить высоко над землёй, чем глубоко под землёй, как Гангстерская Банда.

— Это уж точно, — вздрогнул Пелле, — хорошо бы с ними больше не встречаться.

— Будь осторожен, — сказал Калле-Моряк. — Тем более «Грипсхольмен» завтра отплывает в Швецию, и я должен быть на месте.

— В самом деле? — спросил Пелле. — Какая жалость! Нам так хорошо вместе!

— Но у тебя же есть Манхэттен-Джим и Мери!

— Конечно, — подумав, сказал Пелле.

Глава седьмая. Усатый Мурре

На следующий день Пелле, Манхэттен-Джим и Мери отправились в гавань, чтобы помахать на прощание Калле-Моряку. По Гудзону сновали десятки и сотни пароходов, больших и маленьких.

— Пока! — сказал Калле-Моряк и отдал честь. — Передам всем привет.

— Всем не надо, — сказал Пелле. — Монсу, Билю и Булю привет передавать не обязательно. А вот если увидишь Муську из Аркадии, обязательно передай самый горячий привет.

И «Грипсхольмен» медленно двинулся в путь, басовитыми гудками отгоняя путавшиеся «прд ногами» катера.

Вскоре к провожающим подошёл незнакомый кот и что-то сказал на непонятном языке.

— Говори по-американски, а то непонятно, что ты там бормочешь! — сказал Манхэттен-Джим и наморщил нос.

— Ах, так вы не понимаете французского? — сказал незнакомец, на этот раз по-американски. — Меня зовут Жан-Нормандия. Я просто хотел спросить, что это за несчастная калоша отошла сейчас от причала?

— Несчастная калоша, — повторил Манхэттен-Джим, — что ты имеешь в виду?

— Ну, эту посудину, у которой только две трубы, — сказал Жан-Нормандия. — Это что, пароход для карликов? Нет, ребята, приходите послезавтра, когда будет отходить «Нормандия». Вот это корабль!

«Жаль, что я не знаю, как будет задавака по-американски, — подумал Пелле. — Или по-французски».

Но тут появился ещё один кот. Вид у него был очень добродушный. Он вмешался в разговор.

— Это же Жан-Нормандия! — сказал он. — Не обращайте на него внимания. Это самый большой воображала во всей гавани. Он только и делает, что высмеивает пароходы, у которых меньше трёх труб. И это только потому, что на «Нормандии» случайно оказалось именно три. Пошли в город, попьём молочка. Я знаю славное местечко.

Они двинулись в город.

— Ты симатичный, — сказал Пелле новому знакомому, — а как тебя зовут?

— Как меня зовут? — повторил вопрос незнакомец.

— Вот именно, как тебя зовут?

— М-м-м… меня зовут Усатый Мурре. Это потому, что у меня очень длинные усы, как ты и сам видишь.

Они вышли на угол Сорок Второй улицы и Шестой авеню.

— Лестница ведёт вниз, — сказал Усатый Мурре. — Там живёт очень богатый кот, который всегда рад гостям.

— Звучит неплохо, — сказал Пелле. — Пошли все!

Тут Пелле заметил, что Манхэттен-Джим подмигивает ему изо всех сил.

— Что ты подмигиваешь, — спросил Пелле, — не хочешь молока?

— Ну, если у остальных нет желания, тргда пошли, — сказал Усатый Мурре и протянул Пелле лапу.

— Конечно, пошли, — сказал Пелле. — Я никогда не отказываюсь от миски молока.

— Спасибо, конечно, — сказал Манхэттен-Джим, — но ни у Пелле, ни у нас нет времени. Мы приглашены на обед в другом месте. Пошли, Пелле! Мери!

— На обед? — удивился Пелле. — Что-то я ничего об этом не слышал! Лучше я пойду с Усатым Мурре и похлебаю молока.

— Ты пойдёшь с нами! — сказал Манхэттен-Джим и больно ткнул Пелле локтем. — Вот так! Пока, Усатый Мурре! Если ты, конечно, Усатый Мурре! — добавил он, пристально глядя на нового знакомого.

— Ты что, с ума сошёл? — прошипел ему Пелле. — Что это всё значит?

— Г.Б.! — прошептал Манхэттен-Джим! — Он из Гангстерской Банды. Я сам видел у него на правой задней подушечке татуировку — «Г.Б.»! И никакой он не Усатый Мурре! Пошли скорее!

— Ты что, хочешь сказать, что этот приветливый незнакомец…

— Они все очень хитрые там, в Г.Б., — оборвал его Манхэттен-Джим, — и умеют притворяться. И запомни раз и навсегда: надо быть настороже, когда знакомишься с кем-нибудь!

И они поспешили к Пятой авеню. Добродушная физиономия Усатого Мурре приняла злобное и коварное выражение.

— На этот раз ты улизнул, — сказал Усатый Мурре, которого на самом деле звали Гангстер-Мурре. — Но ты всё равно нам попадёшься!

Глава восьмая. Великолепная Мерта на выставке

«Манхэттен-Джим и Мери очень симпатичные, — подумал Пелле, проснувшись на следующее утро, — но хорошо было бы побродить самому. Теперь-то уж Гангстерская Банда меня не обманет, будьте уверены. Поеду-ка я на выставку! Там, в пригороде, Г.Б. не появляется».

На выставку! Пелле удалось сесть в подземку. Раздался ужасный вой и скрежет, Пелле забился под скамейку и испуганно облизывал свой розовый нос, но потом поезд вынырнул на поверхность, и страх сразу прошёл.

И вот наконец он увидел выставку: множество самых разнообразных белых домов. Поезд остановился и все вышли. Пелле тоже.

У входа стояли десятки турникетов, но для котов турникеты не предусмотрены, поэтому Пелле без всяких затруднений проскользнул мимо контроля, прячась в ногах посетителей. На выставке было очень шумно и оживлённо, громкоговорители работали на полную мощность, маленькие автобусы и смешные вагончики сновали туда и сюда. У всех было хорошее настроение: люди шутили и улыбались. Правда, было очень жарко, так что асфальт обжигал подушечки лап.

Недалеко он увидел шведский флаг.

— Ура! — сказал Пелле сам себе. — Швеция! Туда я и пойду.

Перед шведским павильоном стоял огромный ярко-красный деревянный конь.

— Привет, Полле, — сказал Пелле. — Ведь тебя зовут Полле?