Ласточки улетают осенью (СИ) - Елена Баукина

Томас Морак начал издалека:

— Вестей о твоём отце нет и это печально. Барон Грегори не взял меня на этот раз с собой в дипломатическую поездку.

Мишель шёл, повесив голову:

— Да, и это странно, тебе не кажется, Том?

Томас смерил Горозная желтоватыми глазами:

— Нет ничего странного, он знал, что, возможно, не вернётся назад и дал мне поручение, которое я исполню лучше всего и с удовольствием.

Мишель остановился и вопросительно посмотрел на рыцаря. Этот пройдоха наверняка взял с отца за свои услуги немалую цену.

— Что он поручил тебе?

— Вопросы наследования его многочисленного имущества.

Мишель заволновался сильнее: хоть он и являлся старшим сыном барона, но всё же прав на имущество не имел. Брак барона с его матушкой эльфийкой Аэроэллой признавался по эльфийским законам, но не по человеческим. Позднее отец женился во второй раз на леди Симоне Фонтун, которая подарила барону сына Фредерика.

Томас ехидно улыбнулся:

— Я знаю больше тебя, и это радует, — из кожаной сумки на поясе он достал аккуратно сложенный бумажный лист с гербовой печатью.

— Что это? — спросил Мишель, чувствуя подвох. У него пересохло во рту.

— Грамота, подписанная самим королём Коулом Харви, — ответил Томас, крутя листом из дорогой бумаги у носа полуэльфа.

— Какая грамота?!

Рыцарь развернул свиток и объявил:

— Ты, Леоноль Григатен, — законный сын и отпрыск барона Грегори Григатена и его главный и единственный наследник!

Мишель чуть было не рухнул наземь.

— О, Сцина!

Томас придержал его за рукав.

— Да, пожалуй, богиня тебя действительно наградила. Что нельзя сказать о твоём сводном братце Фредерике.

У алхимика все поплыло перед глазами, ноги ослабли ещё сильнее.

— Я знаю, ты рад этому. Теперь тебе принадлежит Небесный замок и городок Грин с торговой пристанью у Лазурного моря. Поздравляю, дружище! О, простите — господин барон…

Мишель перевёл дух:

— Как это возможно, Томас?

Томас похлопал ошарашенного мастера по плечу. Мишель пошатнулся.

— Король может всё! Твой отец мог чуть меньше. Леди Симону он не любил. А ваш братец Фредерик — просто кара Богов. Балбес, игрок и мот. Он за пару лет спустит всё имущество отца.

Мишеля мучили сомнения, вопросы, он рассуждал про себя: «Выходит, я так и не увижу отца никогда! О Сцина, за что?» Понимающий его чувства и сомнения Томас, некоторое время молча вёл его вдоль Кузнечной улицы.

— Ты можешь не возвращаться в замок графа Эдварда, сесть на коня и отправится со мной. Прямо сейчас. Богачу не нужно учить чужих детей и заниматься сомнительным ремеслом. Я стану служить тебе так же верно, как и твоему отцу, — Томас хитро улыбнулся.

— Нет, я останусь! Я дал клятву, которую должен исполнить, — заявил новоиспечённый барон и отдёрнул руку от сэра Томаса.

— В своём ли ты уме, Горознай? Я тебе повторяю; ты законный сын Григатена и его наследник. Ты теперь богаче графа Эдварда. Зачем тебе служить ему так, словно ты простолюдин? Теперь ты можешь, как твой отец, поддерживать Кордейнов в военных походах. И ещё, за многие немалые заслуги, король Коул Харви Ясноликий хотел повысить дворянский титул барона Грегори до маркиза и даровать ему земли, но не успел. Наверняка король сдержит слово и дарует титул его наследнику.

Мишель упёрся:

— А я повторяю тебе, что останусь здесь. И мой отец жив!

— Жив… — Томас всплеснул руками.

— Да, я чувствую — он жив!

— Ну-ну!

— Я рад, что отец так много для меня сделал. Даже тронут… — Мишель сдвинул брови.

— И сразу поглупел от радости? — Покрутил пальцем у виска сэр Томас. Он чесал затылок, видимо, совсем не понимая Мишеля.

— Скорее всего, ты, мой друг, сейчас не в себе.

Мишель грустно улыбнулся ему:

— Не поеду! Не сейчас…

Горознай отвернулся от рыцаря и пошёл дальше. Томас помчался следом, спрятав бумагу в сумку на поясе.

— Стой, стой, придурок, а то мне придётся тебя остановить…

Горознай сделал вид, что не слышит.

— Кому мне теперь служить прикажешь, а? Стой, стой тебе говорят, эльфийский ублюдок! Я увезу тебя силой! — разозлился рыцарь и вцепился Грознаю в робу.

Мишель развернулся и толкнул Томаса, тот сел в кучу угля у одной из кузен. Потом, Томас живо поднялся на ноги и толкнул Мишеля что есть сил в ответ. Алхимик не удержался на ногах и угодил прямо в пустую тачку из-под угля, которую в этот момент вёз по улице крепкий парень, скорее всего подмастерье одного из кузнецов. Горознай перепачкался угольной пылью, выбрался из тачки, сжимая гневно кулаки.

— Убивают! — закричал парнишка-подмастерье на всю улицу и выпустил тачку из рук.

Вокруг собирались зеваки, из лавок на крики повыскакивали дюжие кузнецы и кузнечные подмастерья с молотками и молотами в руках.

— Что это вы затеяли, господин Горознай? — басом спросил широкогрудый кузнец в кожаном фартуке и с красным бородатым лицом. — Драться?

— Если этот… — указал второй, более крепкий и высокий, на рыцаря, — вас вздумал укокошить, мы ему быстро чего надо и куда надо натянем!

Парнишка помог мастеру отряхнуть робу от угольной пыли. Если бы эти дурни знали кто перед ними! Храбрецы доморощеные.

Мишель откашлялся и ответил:

— Мы с сэром Томасом сами разберёмся!

По улице с воплями бежала круглолицая Ефимия. Кто-то уже болтнул ей о споре между рыцарем и алхимиком. Она подбежала к Мишелю и бросилась ему на шею. Молодые подмастерья с завистью смотрели на девицу и пригожего юношу в серой робе.

— Девушку не поделили. Бывает… — отшучивался Томас, ухмыляясь на барона, наследника и предмет воздыхания немалой части прекрасной половины человечества маленького городка Кротос, а особенно — дочери трактирщика Ефимии.

Ефимия оживилась и гордо вскинула брови. Мишель, глядя на суровые лица кузнецов, добавил:

— Драться не стану. Оставьте нас! Прости, дружище, не сдержался. — извинился Мишель перед рыцарем.

— И ты прости…, господин, — улыбнулся рыцарь Томас Морак.

Он озадаченно взирал на алхимика и надеялся, что Мишель все же передумает. Ему действительно хотелось служить этому молодому барону.

— Я буду рядом на постоялом дворе до завтра. Дольше не могу! Подумай. Подумай хорошенько!

Они обменялись крепким рукопожатием. Обиды между друзьями ни к чему. Обидами и так вся жизнь пронизана, словно белое домотканое полотно цветными нитями. Обидами мелкими и крупными, старыми и новыми. Обиду иногда можно стерпеть, простить, но забывать не стоит…