Правда об украинцах и Украине - Михаил Антонов

Но более всего развело русское и украинское духовенство отношение к государству. Идеал украинца — домик и вишнёвый садочек, идеал русского — могущественная Святая Русь. Украинцы — народ хозяйственный, русские — народ политический, что заметила даже чуждая русскому духу, но стремившаяся укрепить императорскую власть Екатерина II, сделавшая соответствующий выбор.

Итак, малороссийские монахи внесли вклад в приобщение русского духовенства и вообще грамотного общества к достижениям европейской культуры, как и к её недостаткам — схоластике, догматизму, диалектике как искусству словесной изворотливости, чувству избранности и т. п.

При этом первые «просвещённые» украинские деятели относились к «тёмным» русским ученикам и коллегам с высокомерием. Многие из них могли бы повторить слова митрополита Димитрия Ростовского (он причислен к лику святых Русской Православной Церкви): кругом здесь невежество, не знаю, кого надо прежде просвещать — паству или пастырей. И так было во всём. Хотя, объективно говоря, гордиться им было особенно нечем. Культура, какую они несли в Россию, не была их созданием. Это была культура Западной Европы, которую переняла Польша. А от Польши она, всё более адаптированная к условиям православного восточнославянского ареала, перешла к украинцам. Так что украинцы послужили в большей мере лишь передаточным звеном в процессе вестернизации (или, скорее, европеизации) России, начавшемся ещё до Петра I и в известной мере подготовившем почву для петровских преобразований.

Признавая вклад названных персон в русскую культуру и политическую жизнь, следует всё же иметь в виду, что, по мнению авторитетных специалистов, они способствовали отходу её от своего магистрального пути. Например, внедрение взятого с Запада партесного церковного пения остановило развитие прежнего русского музыкального строя. Даже великий Гоголь создавал литературные шедевры мирового значения якобы на русские темы, в действительности, не имевшие к русской жизни никакого отношения (см. об этом в Интернете мою работу «Николай Гоголь — гениальный украинский русскоязычный писатель»). Он противопоставлял холодный, жестокий, бесчеловечный Петербург и Россию Ноздрёвых, Собакевичей и прочих «мёртвых душ» (что вызывало тогда многочисленные протесты ряда представителей русской общественности) прекрасной Украине с её упоительными майскими ночами и могучим Днепром, до середины которого долетит редко какая птица. Он воспевал Русь как неудержимую «птицу-тройку», забывая, что-бричка-то везёт прохиндея, «приобретателя» Чичикова. Русский идеал подвижника был Гоголю непонятен, и он нарисовал свой идеал — казака, который доблестно воюет, виртуозно орудует саблей и палит из ружья, добывает богатство, чтобы тут же спустить его в ходе весёлой пьянки и гулянки. Венцом антирусского творчества украинцев стала поэзия Тараса Шевченко, пронизанная ненавистью к «москалям» и призывами к мести этим оккупантам и угнетателям, закабалившим ранее вольное казачество («…вставайте, кайданы порвите и вражою злою кровью волю окропите!»).

Но в ещё большей степени, чем в церковной жизни, стал заметен рост влияния малороссов в сфере государственной службы, особенно придворной. При этом не всегда малороссы попадали в высшие сферы российской государственности в силу своей более высокой, чем у русских, образованности. Порой их возвышение объяснялось игрой случая. Не могу отказать себе в удовольствии привести разительный пример этого.

Тайным мужем императрицы Елизаветы Петровны был малороссийский пастух Алексей Разумовский (Розум), попавший в Петербург в церковный хор и поразивший тогда ещё царевну приятным голосом и красотой. Как говорится в его биографии, в день восшествия Елизаветы на престол он был пожалован «в действительные камергеры, поручики лейб-кампании с чином генерал-аншефа и вслед за тем получил звание обер-егермейстера, ордена Святой Анны и Святого Андрея Первозванного и несколько тысяч душ крестьян». Достигнув столь быстро и неожиданно высших государственных чинов и важного значения при особе государыни, Алексей Григорьевич Разумовский прежде всего вспомнил о своих родных, которые жили в небольшом хуторе Лемеши, где мать содержала шинок, а брат Кирилл пас скотину. Алексей Григорьевич поспешил вызвать их к себе. Мать Алексея была назначена статс-дамой, но она не захотела оставаться при дворе и вскоре уехала с дочерями на родину. Алексей оставил при себе брата и занялся его воспитанием, приставив к нему лучших учителей. Когда тот был достаточно подготовлен, Алексей отправил его за границу на обучение. Кирилл Григорьевич пробыл за границей 2 года — учился в Кёнигсберге, потом в Берлине и, наконец, во Франции. Возвратившись в Петербург, он, как учившийся в университетах и усвоивший светские манеры, вскоре был назначен президентом Академии наук. Позднее он получил также специально для него восстановленную должность Малороссийского гетмана.

Гетманство Разумовского ознаменовалось для Малороссии многими полезными событиями: избавлением украинцев от тягостных крепостных работ, внутренних пошлин и разных сборов, разорительных для народа; разрешением свободной торговли между Великой и Малой Россией и пр.

Любопытна такая подробность. У К. Г. Разумовского были шестеро сыновей и пять дочерей, отличавшихся редким, даже по тем временам, высокомерием и спесивостью. Попытки гетмана образумить свое потомство оказывались тщетными, а от одного из сыновей он получил широко повторявшийся современниками ответ: «Между нами громадная разница: вы — сын простого казака, а я — сын русского фельдмаршала». Этим высоким воинским званием К. Г. Разумовский был награждён пришедшей к власти (не без помощи заговорщиков, среди которых был и он) Екатериной II, испытывавшей к нему известную слабость. Отсюда характеристика из екатерининских записок: «Он был хорош собой, оригинального ума, очень приятен в обращении, и умом несравненно превосходил своего брата, который также был красавец». Неплохую карьеру сделали и дети Кирилла Разумовского. Рассказывали, что Елисавета Петровна перед смертью составила завещание, по которому российский престол должен был перейти к её мужу. Но претендентов на трон, как всегда это бывает, объявилось много. Обладание таким завещанием могло бы стоить Разумовскому жизни. Поэтому, когда к нему явились посланцы Сената и спросили, действительно ли у него имеется такой важный государственный документ, он открыл шкатулку, достал из неё какую-то бумагу и, не читая и не показывая её посланцам, бросил её в горящий камин.

И после Разумовских немало украинцев сделало головокружительную карьеру на русской государственной службе.

При Екатерине II фактически руководил внешней политикой Российской империи «русский государственный деятель, малороссийский дворянин казацко-старшинного происхождения» Александр Безбородко. Он стал графом и одним из самых влиятельных лиц при дворе. Будучи страстным поклонником женщин, он вёл разгульную и легкомысленную жизнь, несмотря на огромное богатство (только крепостных крестьян у него было более 45 тысяч), был вечно в долгах. За два года до смерти Безбородко был удостоен Павлом I высшего по тем временам ранга канцлера Российской империи и возведён в княжеское достоинство с титулом светлости.

Александр I в первые годы своего правления опирался на небольшой круг друзей, который стали называть «Негласным комитетом». Одним из четырёх его членов был Ви́ктор Кочубе́й, правнук генерального писаря Кочубея, казнённого Мазепой, и племянник и воспитанник Александра Безбородко. Он ещё при Павле I был дипломатом, служил в Швеции, в Лондоне, в Константинополе, стал графом. Как дипломат он держался «национальной системы, основанной на пользе России», желал, чтобы «все державы дорожили её дружбой» и боялся её территориальных расширений (!). Александр назначил его членом Государственного совета, а затем — первым министром внутренних дел Российской империи. Его карьера продолжалась и при Николае I. Кочубей стал председателем Госсовета и Комитета министров и был возведён в княжеское достоинство, а 1834 году он стал канцлером по внутренним делам.

Малороссы и их потомки занимали видные государственные должности до конца существования Российской империи.

Малороссы стояли также у истоков зарождения русского светского искусства, особенно музыки и живописи.

При Елизавете семилетним мальчиком, благодаря своему чудному голосу, был принят в Придворную певческую капеллу в Петербурге украинец Дми́трий Бортня́нский, ставший одним из первых основателей классической российской музыкальной традиции. Ему, как особо одарённому музыканту, назначают художественную стипендию — «пансион» для учёбы в Италии. После возвращения в Россию Бортнянский был назначен учителем и директором Придворной певческой капеллы. Звуками его произведений наполнялись храмы и аристократические салоны, его сочинения звучали и по случаю государственных праздников. До сих пор Бортнянский справедливо считается одним из самых славных украинских композиторов, гордостью и славой украинской культуры, которого знают не только на родине, но и во всем мире.