Газета "Своими Именами" №44 от 01.11.2011 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль)

В то же время некоторая часть товарищей утверждала, что якобы нет поводов ставить вопрос о борьбе направлений, что каких-либо изменений качественного порядка не произошло, а идет лишь дальнейшее развитие наследства классической школы в советских условиях. Говорили, что никакой ревизии основ классической музыки не производится и что, следовательно, не о чем спорить и напрасно поднимать шум. Сводили дело к тому, что речь может идти только о частных поправках, о наличии отдельных увлечений техницизмом, об отдельных натуралистических ошибках и т. д. Поскольку такого рода маскировка имела место, на вопросе о борьбе двух направлений следует остановиться подробнее. Речь идет, конечно, не только о поправках, не только о том, что протекает консерваторская крыша и что ее надо починить, в чем нельзя не согласиться с тов. Шебалиным, но дыра имеется не только в консерваторской крыше — это дело быстро поправимое. Гораздо большая дыра образовалась в фундаменте советской музыки. Здесь нет двух мнений, и об этом указывалось всеми ораторами, что в творческой деятельности Союза композиторов ведущую роль ныне играет определенная группа композиторов. Речь идет о тт. Шостаковиче, Прокофьеве, Мясковском, Хачатуряне, Попове, Кабалевском, Шебалине. Кого вам угодно будет присоединить к этим товарищам?

Голос с места. Шапорина.

Жданов. Когда говорят о руководящей группе, которая держит все нити и ключи от "Исполнительного комитета по творческим делам", называют большей частью эти имена. Будем считать именно этих товарищей основными ведущими фигурами формалистического направления в музыке. А это направление является в корне неправильным.

Названные выше товарищи также выступали здесь и заявляли, что они тоже недовольны тем, что в Союзе композиторов нет атмосферы критики, что их чрезмерно захваливают, что они чувствуют известное ослабление контакта с основными кадрами композиторов, со слушательской аудиторией и т. д. Но для констатации всех этих истин вряд ли нужно было ждать не вполне удачной или совсем не удачной оперы. Эти признания можно было сделать гораздо раньше. Суть дела заключается в том, что для руководящей группы наших композиторов формалистического толка режим, который до сих пор существовал в музыкальных организациях, был, мягко выражаясь, не вполне неприятен. (Аплодисменты) Понадобилось совещание в Центральном Комитете партии, чтобы товарищи открыли тот факт, что этот режим таит в себе и отрицательные стороны. Во всяком случае, до совещания в ЦК никто из них не полагал изменять положения вещей в Союзе композиторов. Силы "традиционализма" и "эпигонства" действовали безотказно. Здесь говорили, что настал момент круто изменить дело. С этим нельзя не согласиться. Поскольку командные посты в советской музыке занимают названные здесь товарищи, поскольку доказано, что попытки их критиковать привели бы, как выразился здесь тов. Захаров, к взрыву и немедленной мобилизации всех сил против критики, следует прийти к выводу, что именно эти товарищи создали ту самую невыносимую тепличную обстановку застоя и приятельских отношений, которую они теперь склонны объявить нежелательной.

Руководящие товарищи из Союза композиторов говорили здесь, что олигархии в Союзе композиторов нет. Но тогда возникает вопрос: почему они так держатся за руководящие посты в Союзе? Увлекает ли их господство ради господства? Иными словами, забрали люди в руки власть, потому что приятно держать власть ради власти, разыгрался этакий административный зуд, и людям просто хочется покняжить, как Владимиру Галицкому из "Князя Игоря"? (Смех) Или это господство осуществляется ради определенного направления в музыке? Я думаю, что первое предположение отпадает, что вернее второе. Мы не имеем оснований утверждать, что руководство делами в Союзе не связано с направлением. Предъявлять такого рода обвинение, скажем, Шостаковичу, мы не можем. Следовательно, господство было ради направления.

И действительно, мы имеем очень острую, хотя внешне и прикрытую борьбу двух направлений в советской музыке. Одно направление представляет здоровое, прогрессивное начало в советской музыке, основывающееся на признании огромной роли классического наследства, и, в частности, традиций русской музыкальной школы, на сочетании высокой идейности и содержательности музыки, ее правдивости и реалистичности, глубокой, органической связи с народом, его музыкальным, песенным творчеством, в сочетании с высоким профессиональным мастерством. Другое направление выражает чуждый советскому искусству формализм, отказ под флагом мнимого новаторства от классического наследства, отказ от народности музыки, от служения народу в угоду обслуживания сугубо индивидуалистических переживаний небольшой группы набранных эстетов.

Это направление осуществляет замену естественной, красивой, человеческой музыки музыкой фальшивой, вульгарной, зачастую просто патологической. При этом особенностью второго направления является то, что оно избегает фронтальных атак, предпочитая скрывать свою ревизионистскую деятельность под маской якобы согласия с основными положениями социалистического реализма. Такого рода "контрабандные" методы, конечно, не новы. Примеров ревизионизма под флагом якобы согласия с основными положениями ревизуемого учения в истории можно найти немало. Тем более необходимо разоблачить подлинную сущность этого другого направления и вред, наносимый им развитию советской музыки.

Разберем, к примеру, вопрос об отношении к классическому наследству. Как бы ни клялись вышеупомянутые композиторы, что они стоят обеими ногами на почве классического наследства, нельзя ничем доказать, что сторонники формалистической школы продолжают и развивают традиции классической музыки. Любой слушатель скажет, что произведения советских композиторов формалистического толка в корне не похожи на классическую музыку. Для классической музыки характерны правдивость и реализм, умение достигать единства блестящей художественной формы и глубокого содержания, сочетать высочайшее мастерство с простотой и доступностью. Классической музыке вообще, русской классической музыке в особенности, чужды формализм и грубый натурализм. Для нее характерны высокая идейность, основанная на признании истоков классической музыки в музыкальном творчестве народов, глубокое уважение и любовь к народу, его музыке и песне.

Какой шаг назад от столбовой дороги развития музыки делают наши формалисты, когда, подкапываясь под устои настоящей музыки, они сочиняют музыку уродливую, фальшивую, пронизанную идеалистическими переживаниями, чуждую широким массам народа, рассчитанную не на миллионы советских людей, а на единицы и десятки избранных, на "элиту"! Как это не похоже на Глинку, Чайковского, Римского-Корсакова, Даргомыжского, Мусоргского, которые основу развития своего творчества видели в способности выразить в своих произведениях дух народа, его характер! Игнорирование запросов народа, его духа, его творчества означает, что формалистическое направление в музыке имеет ярко выраженный антинародный характер.

Если среди известной части советских композиторов имеет хождение теорийка, что "нас-де поймут через 50-100 лет", что "если нас не могут понять современники, то поймут потомки", — то это просто страшная вещь. Если вы к этому уже привыкли, то такого рода привычка есть очень опасное дело.

Такие рассуждения означают отрыв от народа. Если я — писатель, художник, литератор, партийный работник — не рассчитываю, что меня поймут современники, то для кого же я живу и работаю? Ведь это же ведет к душевной пустоте, к тупику. Говорят, что такого рода "утешения" особенно сейчас нашептывают композиторам некоторые музыкальные критики из подхалимов. Но разве могут композиторы хладнокровно слушать такие советы и не привлекать таких советчиков по меньшей мере к суду чести?

(Окончание следует)

"ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ"

В кавычках, потому как речь пойдёт не об эпопее Оноре де Бальзака, "грандиозной по широте охвата реалистической картине французского общества" (Советский энциклопедический словарь, 1985), а о творениях отечественных киношников, поставляемых на голубой экран по заказу "демократов", о сериалах, или, как их ещё зовут, "мыльных операх".

В каком-то смысле это тоже эпопея, "замечательная" по грандиозности замысла, призванная переделать матрицу общественного сознания. Наша критика не уделяет ей достойного внимания. Вот если ошельмуют советские времена, Сталина или Отечественную войну, мы все тут как тут, возмущённые письма льются рекой. А между тем фальсификация истории не меньшее ли зло по сравнению со слезливыми мелодрамами, против которых нет возражений?

Я попытаюсь доказать это на примере маленького, в четыре части, сериала, показанного за вечер 6-го августа по каналу "Россия-1" под названием "Лжесвидетельница". По прежним понятиям уже в названии кроется осуждение и следует ждать личной катастрофы героини, хотя бы в моральном плане. Но, вопреки ожиданиям, фильм — с удивительно счастливым, сусальным концом. Отчего бы так? Что за трансформацию претерпело сознание создателей картины?