Одиночество мужчин - Юлия Рублева

– Садитесь, – повторила она глубоким грудным голосом, не открывая глаз.

Я тихонько присел напротив.

– Говорите, – сказала она.

– Э… я не знаю, с чего начать, – сказал я. Обстановка не внушала.

– Мне не нужно смотреть на вас, чтобы слышать вас, – сказала женщина.

– Вы психолог Антонина Дмитриевна? – уточнил я.

– Именно так, – сказала Антонина Дмитриевна. – С чем вы ко мне пришли?

– У меня мама. И девушка. И однокурсница. Они хотят, чтобы я на них женился.

– Ясно, – сказала Антонина Дмитриевна и сложила пальцы рук в замысловатую фигуру. – Это мудра терпения, – пояснила она.

– Угу, – сказал я.

– А вы сами чего же хотите? – спросила она.

– Не… не знаю. Я как раз пришел разобраться… как бы так сделать, чтобы никого не обидеть?

Антонина Дмитриевна снова переплела пальцы по-другому, но на этот раз ничего пояснять не стала, а замолчала. Я слышал, как она дышит. Вдох… выдох… вдох… выдох… Меня стало клонить в сон.

– Ом-м-м-м-м-м-м-м-м… – вдруг запела она густым глубоким басом.

Звук вибрировал. На меня снизошло успокоение. «Какая, к черту, разница, на ком жениться? – лениво подумал я. – Раз мама хочет на Катьке, значит, на Катьке…»

– Йок!!! – вдруг вскрикнула Антонина Дмитриевна, не открывая глаз.

От окна с шумом отлетели птицы. Какая, к черту, Катька?

– Хар-хар-хар-хар… – забормотала она, горячо выдыхая и раскачиваясь.

Я стал задом отползать к двери. Сам разберусь. На хрен мамочку, Маргариту Дмитриевну, то есть Антонину Дмитриевну…

– Сат-на-а-а-а-м-м-м-м… – мелодично сказала Антонина Дмитриевна и открыла один глаз. – Молодой человек, а почему так важно никого никогда не обижать своим выбором? И реально ли это?

Глаз закрылся, она замерла и мерно задышала. Я дополз до двери, встал, вышел и наткнулся на араба в чалме.

– Сто евро, – на чистом русском мягко произнес он и подставил мне поднос.

Я положил купюру и вышел из квартиры. Разве психологи верят во всякую фигню, йогу, эзотерику, мудры какие-то? А еще кандидат наук, тьфу. Ненастоящий какой-то психолог.

Звонок в дверь прозвучал тревожной трелью, и дверь немедленно открыли. На пороге стояла девчонка по виду лет двадцати пяти, растрепанная, в сером платье, велосипедках и туфлях на босу ногу.

– Вы на шестнадцать ноль-ноль записывались в позапрошлый вторник, проходите, я вас жду, – пробормотала она, повернулась ко мне спиной и скрылась в одной их комнат.

Я пошел за ней и оказался в огромном, почти пустом кабинете, посреди которого стояли стол с ноутбуком. Девчонка уселась за него, вынула из-за уха карандаш, нацелила его на меня и сказала:

– Рассказывайте.

– Видите ли… – с тоской начал я, сев в кресло напротив и оглядывая сомнительную девчонку, кабинет, цветочный горшок с кактусом. – У меня есть девушка…

– Та-а-к, – сказала девчонка и задумчиво погрызла кончик карандаша.

– И есть еще одна, – сказал я.

– И?.. – строго произнесла девчонка.

– Простите, – наученный предыдущим горьким опытом, сказал я, – вы действительно психолог, вас зовут…

– Наталья, – сказала девчонка и повернулась к стене, ткнув туда карандашом. – Вон мой диплом, сертификаты, посмотрите, пожалуйста.

– Да, мне говорили про вас, что у вас запись на месяц вперед, – пробормотал я. Может, эта окажется нормальной?

– Не обольщайтесь, – спокойно сказала она. – Может так случиться, что именно вам я помочь не смогу. Продолжайте.

– Короче, я должен выбрать. И выбор предоставить маме. Если ей понравится, мы поженимся. И вот, понимаете… – Я остановился.

Девчонка тарабанила по клавишам ноутбука, не обращая на меня внимания. Выдержав паузу, я кашлянул.

– Продолжайте, продолжайте, – сказала Наталья, – я вас слышу. Я амбидекстер, у меня мультизадачное мышление, я сейчас одновременно с сеансом пишу книгу. Вы позволите, я вставлю туда вот этот кусочек – вы должны жениться на том, что выберет мама?

– Не на том, а на ком, – нервно поправил я.

– Хм, – сказал Наталья, прекратила тарабанить, подняла голову и внимательно на меня посмотрела. – А девушки знают о том, что их будет выбирать мама, а не вы?

– Они вообще не знают, что их будут выбирать, – мрачно признался я.

– Разумно, – заметила Наталья. – Рационально. Продолжайте.

Я продолжил. Я описал девушек, маму, наши отношения с каждой из девушек, с мамой…

Наталья дослушала, взяла листочек, быстро нарисовала мне схемы и кружочки, из которых было ясно, где я окажусь, если выберу Катьку, где – если выберу Вику, где – если не выберу никого, перечеркнула кружочек с надписью «мама», нарисовала везде восклицательный знак, потом залезла в стол, достала пластилин, и я под ее присмотром тщательно, как в детском саду, слепил человечка – себя в будущем. Человечек был оранжево-зеленый и ухмылялся.

Я положил деньги на стол и вышел из комнаты с легким сердцем. Спустившись по лестнице на два пролета, я вспомнил, что забыл человечка в кабинете. Поднявшись, я уже было протянул руку к звонку, но увидел, что дверь открыта, толкнул и вошел.

Из кабинета доносились рыдания. Я подкрался поближе. В щелочку было видно сидящую в моем кресле Наталью.

– Все мужики козлы-ы-ы-ы, – невнятно всхлипывала она сквозь салфетку, – этот еще пороху не нюхал, а туда же-е… Гад полигамный… промискуитет сплошной развели… устала…

Мне был виден в профиль ее опухший нос, она сморкалась и жаловалась сама себе на какого-то Митьку, грозилась выгнать его навсегда, потом наконец-то все это кончилось, она еще раз всхлипнула, высморкалась, вздохнула и деловито закрепила обгрызенным карандашом пучок растрепанных волос. Мой пластилиновый человечек смирно сидел на краешке стола.

Я отступил от щелочки, тихонько вышел и бегом сбежал по лестнице. «Вот попал, – думал я, – единственная нормальная вроде оказалась психологиня… психологица… а сама с каким-то Митькой не может справиться. Разве у психологов может быть бардак в личной жизни? Их же учат, чтобы все было о’кей! Ненастоящий какой-то психолог».

До конца нашей встречи оставалось двадцать минут, я, как назло, застрял во всех пробках города и злился на себя, подъезжая к зданию Института психологии и семьи. Там было шумно, пахло котлетами из столовой, галдели студенты и пробегали мимо озабоченные люди. Поднявшись на четвертый этаж, я остановился под дверью с надписью «Профессор М.С. Шатияров». Дверь была приоткрыта и оттуда доносились обрывки разговора. Я невольно прислушался.

– Михалыч, мы на рыбалку поедем на майские? Да зачем нам этот говнюк, он же опять все испортит, – говорил густым басом кто-то в кабинете, – да нет, ну на хрен, я тебе говорю, твою мать, Санек нам не нужен, я сам с ним поговорю… Извини, ко мне пришли.

Я вошел в кабинет, седой мужик повернулся ко мне, показал за окно и сказал:

– Весна-то, а?

– Да, – пробормотал я. – Вы Махмуд Сафарович, психолог по вопросам семьи и брака?

– Я, я, – сказал он, тяжело прошел к столу и опустился в кресло, жестом указывая мне на стул напротив.

Я сел.

– Рассказывайте, – сказал он. – Времени в обрез, вы опоздали.

– Есть девушка. Есть мама. Есть еще одна девушка, – начал я, воодушевившись его нормальным видом и внимательным взглядом.

– А папа есть? – перебил он.

– Папа есть. Но он роли не играет, – сказал я.

– Значит, мама играет, а папа не играет, – уточнил он.

– Да, – сказал я.

– А вы, – спросил он. – Вы какую-нибудь роль играете?

Я не успел ответить. В кармане у него зазвонил мобильный, он вынул трубку, посмотрел на экран и лицо его осветилось радостью. Отвернувшись от меня, он пробормотал: «Сейчас, минуточку», – потом нажал на кнопку и приложил телефон к уху.

– Радость моя, Лизонька, ты где, зайчик? – заворковал он.

Из трубки несся нежный девичий голосок. Спустя минуту лицо его исказилось.

– Как улетела? – заговорил он взволнованно. – Куда, с кем ты улетела? А, с Дашенькой… ну ладно. Нет, я к тебе туда не смогу. Нет, ты же знаешь, выходные, я на даче… да, с семьей. Девочка моя, ну что ты, – он покосился на меня, – ну не злись, я же тебе обещал… Целую… позвоню. – Он нажал на отбой и вытер лоб. – Продолжайте, – сказал он и повернулся ко мне в своем кресле.

– Позвольте спросить, – сказал я, – дело в том, что я слышал разговор. Это ваша… э… любовница?

– Почему вы интересуетесь? – спросил он.

– Я хочу жениться… вернее, наоборот, не хочу, ну то есть… я хочу соблюдать верность жене и все такое.

– Той жене, которую выберет мама? – спросил он.

– Какая разница, – у меня наконец-то лопнуло терпение. – Как вы можете тут сидеть, в этом… – я обвел рукой кабинет, – в этом… где про семью и брак… И при этом врать жене? Вы же психолог.

Он молча смотрел на меня и чуть-чуть улыбался. Меня несло. За прошедшую неделю я наелся этих ненормальных психологов, которые танцуют, трахаются, поют мантры, складывают руки в позу лотоса, рыдают, но этот-то… мужик! Он-то хоть должен быть… ну, настоящим психологом! А он еще рыбачит, небось в кирзовых сапогах, и водку пьет, и матом ругается! Профессор!