Одиночество мужчин - Юлия Рублева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был парикмахер Абдул. Мы ходили туда-сюда, везде спрашивали про доктора и линзы, потом сели в маршрутку и куда-то поехали. У него был микроскопический английский. Я старалась молчать и была ему благодарна, что он со мной возится. В оптике линзы нужно было ждать два часа и они стоили в пять раз дороже, чем в России. Мы потащились обратно на Саккалу в цирюльню к Абдулу. Не хочу ли я массаж лица? Косметический? А еще он мог бы меня подстричь. Бесплатно. Я не хотела. Он угостил меня ледяным каркадэ. Я так мрачно молчала, что он начал суетиться. А меня удручало то, что я напрягаю чужого человека, и я думала, не сделать ли мне операцию на глаза, и что будет, когда я состарюсь и совсем перестану видеть, и не сядет ли у меня окончательно зрение к сорока годам, и кому я нужна слепая, и много чего другого. Я зависела от линз по всем статьям.
А Абдул окончательно напугался и убежал в глубь свого салона. Потом вернулся и протянул мне коробочку. Я открыла – заиграла музыка. На коробочке были два сердечка, пронзенные стрелой. «Подарок», – сказал Абдул. Не хочу ли я выйти за него замуж? Я переспросила. Он повторил и погладил меня по плечу. В Хургаде у него бизнес, и дядя у него кто-то, и он может нормально обеспечить семью. Я вскочила и сказала: «Абдул, наверное, линзы уже привезли, мне нужны линзы». И мы поехали в оптику, и я торговалась как сумасшедшая, хотя готова была купить их за любые деньги. Наконец я надела мои хорошие, любимые линзы и вновь обрела независимость.
Я готова была целовать коробочку от линз. И, выйдя из оптики, я села в маршрутку и поехала к себе в отель, бесцеремонно бросив Абдула.
Перед отелем я купила в супермаркете воду и пошла к себе. На улице меня остановил очень интеллигентный дядечка, спросив о чем-то невинном. И понеслось!.. Он одинок и разведен, сегодня начало фестиваля. Не хочу ли я?.. Он инструктор по дайвингу, не хочу ли я?.. Я затрясла головой и побежала к отелю.
Вечером мне было плохо. На корабле меня не укачивало, а тут комната зашаталась и поплыла, и я не могла ее остановить. Я лежала на кровати, закрыв глаза, и чужие мужчины тянули ко мне руки, и инструктор Алед, скаля черные зубы, приговаривал «песок, песок», пытаясь залезть под футболку.
Я устала от Египта и очень хотела домой.
12
Потом была суббота, и я впервые не пошла купаться. И не пошла на завтрак. У меня был детективчик, и до обеда я валялась в номере и его читала. Сегодня я совсем никого не хотела видеть. Потом детективчик кончился, и я пошла на охоту.
Я добывала книги на русском разными способами – перерыла книжный стеллажик на пляже, клянчила у загорающих «почитать вечером» и даже однажды выпросила недочитанную книгу у девочки, которая сидела в холле отеля возле чемоданов.
День оказался на редкость удачным! Во-первых, один дядька на пляже дал мне сразу две книжки. Я давно его пасла. Потом я кралась между лежаками и высматривала маленькие томики. И вдруг увидела бесхозную книжку. На лежаке никого не было. Я кинулась и схватила. Аннотация: «Жена известного писателя… Писатель оказался спецагентом…» Это не воровской роман и не рассказ из жизни дембелей с фразой «горизонтально лежащий»!
Я положила книжку обратно на лежак и притаилась в засаде под соседним зонтом. Пустая бутылка из-под пива и отсутствие шлепанцев возле того лежака меня вдохновляли. Честно выждав минут пятнадцать, я схватила книжку и унеслась в номер.
Мне хватило ее на сутки, и я была счастлива.
А потом я перепутала числа, и однажды вечером мне позвонили с ресепшн и сказали, что я завтра уезжаю. Я очень удивилась – думала, что у меня есть еще один день.
И в последний день я снова была на море, купила арбуз и угостила Валентину – филолога-переводчика из Москвы. Мы с ней буквально обрели друг друга утром этого дня и не могли наговориться. Мы говорили о литературе часа три, обсудили Толстую, качество переводной литературы и структуру английского языка. Я призналась ей, что если бы у меня хватило жизни, я бы обязательно стала переводчиком. Она заметила, что я очень точно и правильно воспроизвожу английские интонации. Впрочем, так же точно я могла повторить любую бессмысленную фразу на любом языке.
Вечером в аэропорту Хургады я заполняла таможенную декларацию и услышала назойливую музыку – звонил чей-то мобильный. Это длилось довольно долго, и я удивлялась, что хозяин не слышит. И вдруг поняла: музыка доносилась с самого дна моей сумки, и это была чертова музыкальная шкатулка, брачный подарок Абдулы-парикмахера! Зачем-то я ее поперла с собой, а ведь хотела выкинуть! Я вывалила все вещи – несчастная коробочка с отломанной крышкой продолжала играть. Остановить ее я не могла, крышка на место не ставилась, я нашла какую-то кнопку, нажала – музыка остановилась. Я, не убирая пальца с кнопки, взяла сумку и пошла вперед, пока не поняла, что похожа на террористку-смертницу с пультом управления от бомбы. В аэропорту я судорожно выкинула шкатулку в урну – она заиграла. Люди стали оборачиваться. Я, страшно проклиная все на свете, извлекла ее назад и снова нажала кнопку. Так я и шла, пока не дошла до досмотра багажа. Там я продемонстрировала возможности шкатулки парням в черной форме, они увлеклись, и я очень удачно ее подарила.
13
А потом я прилетела домой. Загар с меня уже сошел, и я скучаю по солнцу, морю и арбузам. В какой-то момент, лежа там на пляже, я сказала себе: запомни, какое здесь солнце. Тебе должно хватить на осень и зиму.
Французская история
В июле две тысячи пятого года, когда в Москве была жара и ливни, у меня внезапно выдалась неделя отпуска. Быстро-быстро я собралась, взяла первую попавшуюся путевку в Испанию и улетела. Выбирала ровно три секунды – когда девушка из турбюро предложила Хорватию или Испанию, я спросила, где песок, а где галька. Песок оказался в Испании. Так что ничего судьбоносного в моем выборе не было. Я просто сматывалась в этот момент к морю при первой же возможности.
Когда мы ехали из аэропорта Барселоны, хлынул ливень – стеной, да так и не прекращался почти три дня, останавливаясь только к вечеру. Испанцы оказались неулыбчивой, хоть и красивой нацией, пляжи – муниципальными, городок Санта-Сусанна, где я остановилась, – маленьким и скучным.
Я бродила по вечерам по местному бульварчику и смотрела, как в кафе танцуют вальс пожилые немецкие пары. Я составила себе битком набитую программу экскурсий. Туда входила поездка в Барселону за шмотками и погулять, поездка в Фигерос в дом-музей Дали, путешествие на гору Монтсеррат к святой Марии, поездка в деревенский замок и прочее.
И вот я прекрасно начала ездить. В Фигеросе я ушла от группы и в маленьком кафе в закоулочке познакомилась с совершенно роскошным колоритным художником, курившим сигару. Художник был лет шестидесяти пяти, загорелый и волосатый, с артистичной седой гривой. Необыкновенно красивый мужик. Он угостил меня вином, и как мы с ним разговаривали – непонятно, потому что я по-испански знала два слова, а он по-английски не знал и этого.
Там я купила маленькую фигурку Сальвадора Дали: она стоит у меня на рабочем столе и напоминает мне, что даже с такими невозможными мужчинами можно жить.
На обратной дороге мы заехали на винную фабрику, где я купила ягодное сладкое вино и хамон. От хамона я потихоньку отгрызала всю дорогу до отеля в автобусе, опять шел ливень, и мне было хорошо. Мне было странно думать, что Дали со своими усами существовал на самом деле: он так похож на любой персонаж своих рисунков. И это был второй день после приезда в Испанию. Оставалось пять.
На следующий день я поехала на электричке за шесть евро в Барселону и совершила набег на магазины. В Zara возле пляс де Каталонь сотня ополоумевших женщин под музыку срывали с полок одежду, бросали на пол, если не понравилось, и снова выбирали…
Я подумала, что лучше бы никогда ни один мужчина этого не видел, это было чем-то похоже на роддом: очень женское и совсем бесстыдное место. Во всей Европе стояла, как жара, грандиозная распродажа. Я вышла оттуда часа через два, купив маечек, джинсов, а также классное белое платье с аппетитным декольте. За девять евро.
Потом я ходила по Барселоне, ела фирменные испанские пончики, облитые розовой помадкой, шоколадом, в сахарной пудре… Пила кофе и в ус не дула. Вечером под привычным ливнем вернулась назад. Ах, да. Конечно, я честно смотрела какой-то дом Гауди, он был забавный и прекрасный, но я его плохо помню. До отъезда обратно оставалось четыре дня.
Утром следующего дня вдруг образовалась хорошая погода, и я пошла на море. Наконец-то! Я купила билетик на пароход и через час плыла куда-то на дальние пляжи, где, как мне сказали, есть красивые бухты и нет людей.
И вот на этом-то пароходе меня и торкнуло.
Я увидела супружескую пару, молодую и красивую, с тремя детьми. Он время от времени наклонялся и целовал ее в открытую шею. От них веяло счастьем, и здоровьем, и любовью.
Я просто взвыла, честное слово. Меня так давно никто не целовал, не признавался в любви, вообще – не любил! Я одна-одинешенька уже третий год, в самом расцвете, почему? Наверное, мне всю жизнь предстоит быть одной, вдруг, в конце концов, с моей шеей что-то не так?! И я чуть не плакала, и трогала себя за шею сзади, и смотрела в морскую даль мокрым взглядом. Ветер вышибал слезы. Я видела, что все вокруг парами, а я одна. Это отчаянно, остро чувствуется, когда вокруг море и солнце, и невозможно с головой уйти в работу, и всей кожей ощущаешь, что тебе только тридцать три, и ты еще легко можешь ходить без лифчика, потому что грудь молода и упруга.