Одиссея капитана Блада - Рафаэль Сабатини

– Взять его!

Негры потащили несчастного Питта по длинной дорожке меж золотистых стентростника. Их провожали испуганные взгляды работавших невольников. ОтчаяниеПитта было безгранично. Его мало трогали предстоящие мучения; главнаяпричина его душевных страданий заключалась в том, что тщательноразработанный план спасения из этого ада был сорван так нежданно и такглупо.Пройдя мимо палисада, негры, тащившие Питта, направились к белому домунадсмотрщика, откуда хорошо была видна Карлайлская бухта. Питт бросил взглядна пристань, у которой качались на волнах черные шлюпки. Он поймал себя намысли о том, что в одной из этих шлюпок, если бы им хоть немного улыбнулосьсчастье, они могли уже быть за горизонтом.И он тоскливо посмотрел на морскую синеву.Там, подгоняемый легким бризом, едва рябившим сапфировую поверхностьКарибского моря, величественно шел под английским флагом красный фрегат.Полковник остановился и, прикрыв руками глаза от солнца, внимательнопосмотрел на корабль. Несмотря на легкий бриз, корабль медленно входил вбухту только под нижним парусом на передней мачте. Остальные паруса были

свернуты, открывая взгляду внушительные очертания корпуса корабля – от

возвышающейся в виде башни высокой надстройки на корме до позолоченнойголовы на форштевне, сверкавшей в ослепительных лучах солнца.Осторожное продвижение корабля свидетельствовало, что его шкипер плохознал местные воды и пробирался вперед, то и дело сверяясь с показаниямилота. Судя по скорости движения, кораблю требовалось не менее часа, для тогочтобы бросить якорь в порту. Пока полковник рассматривал корабль, видимовосхищаясь его красотой, Питта увели за палисад и заковали в колодки, всегдастоявшие наготове для рабов, нуждавшихся в исправлении.Сюда же неторопливой, раскачивающейся походкой подошел полковник Бишоп.

– Непокорная дворняга, которая осмеливается показывать клыки своему

хозяину, расплачивается за обучение хорошим манерам своей исполосованнойшкурой, – сказал он, приступая к исполнению обязанностей палача.То, что он сам, своими собственными руками, выполнял работу, которуюбольшинство людей его положения, хотя бы из уважения к себе, поручалислугам, может дать представление о том, как низко пал этот человек. Свидимым наслаждением наносил он удары по голове и спине своей жертвы, будтоудовлетворяя свою дикую страсть. От сильных ударов гибкая трость расщепиласьна длинные, гибкие полосы с краями, острыми, как бритва. Когда полковник,обессилев, отбросил в сторону измочаленную трость, вся спина несчастногоневольника представляла собой кровавое месиво.

– Пусть это научит тебя нужной покорности! – сказал палач-полковник.

– Ты останешься в колодках без пищи и воды – слышишь меня: без пищи и

воды! – до тех пор, пока не соблаговолишь сообщить мне имя твоего

застенчивого друга и зачем он сюда приходил.Плантатор повернулся на каблуках и ушел в сопровождении своихтелохранителей.Питт слышал его будто сквозь сон. Сознание почти оставило его,истерзанного страшной болью, измученного отчаянием. Ему было уже безразлично

– жив он или нет.

Однако новые муки пробудили его из состояния тупого оцепенения,вызванного болью. Колодки стояли на открытом месте, ничем не защищенном отжгучих лучей тропического солнца, которые, подобно языкам жаркого пламени,лизали изуродованную, кровоточащую спину Питта. К этой нестерпимой болиприбавилась и другая, еще более мучительная. Свирепые мухи Антильскихостровов, привлеченные запахом крови, тучей набросились на него.Вот почему изобретательный полковник, так хорошо владеющий искусствомразвязывать языки упрямцев, не счел нужным прибегать к другим формам пыток.При всей своей дьявольской жестокости он не смог бы придумать большихмучений, нежели те, которые природа так щедро отпустила на долю Питта.Рискуя переломать себе руки и ноги, молодой моряк стонал, корчился иизвивался в колодках.В таком состоянии его и нашел Питер Блад, который внезапно появилсяперед затуманенным взором Питта, с большим пальмовым листом в руках. Отогнавмух, облепивших Питта, он привязал лист к шее юноши, укрыв его спину отназойливых насекомых и от палящего солнца. Усевшись рядом с Питтом, Блад

положил голову страдальца к себе на плечо и обмыл ему лицо холодной водой из

фляжки. Питт вздрогнул и, тяжело вздохнув, простонал:

– Пить! Ради бога, пить!

Блад поднес к дрожащим губам мученика флягу с водой. Молодой человекжадно припал к ней, стуча зубами о горлышко, и осушил ее до дна, после чего,почувствовав облегчение, попытался сесть.

– Спина, моя спина! – простонал он.

В глазах Питера Блада что-то сверкнуло, кулаки его сжались, а лицопередернула гримаса сострадания, но, когда он заговорил, голос его снова былспокойным и ровным:

– Успокойся, Питт. Я прикрыл тебе спину, хуже ей пока не будет.

Расскажи мне покороче, что с тобой случилось. Ты, наверное, полагал, будтомы обойдемся без штурмана, если дал этой скотине Бишопу повод чуть не убитьтебя?Питт застонал. Однако на этот раз его мучила не столько физическая,сколько душевная боль.

– Не думаю, Питер, что штурман вообще понадобится.

– Что, что такое? – вскричал Блад.

Прерывистым голосом Питт, задыхаясь, поведал другу обо всемслучившемся.

– Я буду гнить здесь… пока не скажу ему имя… зачем он… приходил

сюда…Блад поднялся на ноги, и рычание вырвалось из его горла.

– Будь проклят этот грязный рабовладелец! – сказал он. – Но мы

должны что-то придумать. К черту Нэтталла! Внесет он залог или нет, выдумаеткакое-либо объяснение или нет, – все равно шлюпка наша. Мы убежим, а вместес нами и ты.

– Фантазия, Питер, – прошептал мученик. – Мы не сможем бежать…