Боец Демона-Императора - Ярослав Коваль

— Случайности случаются, — рассмеялась она с большей симпатией. — Удачи, парень!

— И тебе.

— Молодец! — заявил Исмал, едва появился рядом. — Очень хорошо! Не говорю уж о том, что две награды за время одного праздника — огромная честь. Тебе следует ценить это, хотя ты, несомненно, заслужил оценки своей находчивостью и упорством. Думаю, ты уже понял, что шанс на победу остается всегда.

— Да уж.

— Девушка, с которой ты бился, — Оэфия Паль Малеш. Собственно, одна из лучших выпускниц школы Малеш.

— Она меня пожалела. Иначе искромсала бы уже на первой минуте.

— Верно. Однако ты выжил и даже победил, — мастер сдержанно усмехнулся. — В гладиаторе важны не только навыки и искусство боя, но и умение использовать ситуацию, повернуть ее себе на пользу, если есть такая возможность. Я тобой доволен… Нет, выбирать тебя для следующего боя выбора не станут. Так не принято. Но в любом случае советую тебе завтра присутствовать на стадионе, чтоб видеть чужие бои, — это полезно.

— Да, я уже понял.

— А сейчас можешь идти гулять. Правда, только после того, как побываешь у врача. — И многозначительно покосился на меня.

Я охотно поплелся в указанном направлении — можно было надеяться, что мне не только перевяжут кровоточащие царапины, но и намажут многострадальное ребро мазью, так что я смогу хоть на этот раз немного поразвлечься и повеселиться в городе. Не так уж часто меня выпускали за ворота, хотелось воспользоваться этим. Колени уже почти не дрожали, и слабость не накатывала волнами — вот и хорошо.

…В городе было весело — народ, похоже, оттягивался за весь год. Редко-редко когда попадались открытые лавки, и в тех по большей части торговали одеждой, украшениями, прочей дорогой мишурой — ну и, конечно, всевозможной выпивкой. Разодетые женщины и не отстающие от них мужчины, судя по их виду, было мало расположены заниматься делами — все веселились. Трактирная прислуга втюхивала закуски прохожим, причем не каждый брал на себя труд задержаться и кинуть в ответ монетку. Впрочем, как я понял, затраты местным забегаловкам заранее были возмещены из императорского бюджета.

Но иллюзия всеобщей щедрости была прекрасна.

Улыбчивая девушка в белом полотенце, повязанном поверх праздничной одежды, вручила мне завернутое в кусок лепешки лакомство с мясом, соусом и маринованными овощами. Я охотно улыбнулся ей в ответ, особенно когда взгляд ее наткнулся на аграф и золотые браслеты с императорским символом, и выражение лица стало подобострастно-испуганным.

— В ваше заведение можно заглянуть, чтоб… кхм… культурно отдохнуть?

— Конечно! — выдохнула она восторженно. — Для императорского бойца у нас всегда будет место и самое вкусное пиво на этой улице! И шествие из наших окон будет видно замечательно.

— Шествие?

— Да, вечернее шествие.

Я решил не переспрашивать — мало ли, вдруг это любой местный знает. Конечно, я никогда не притворялся, будто здесь родился, но и на лишние вопросы отвечать совсем неохота. Поэтому просто вошел в дверь, на которую она мне указывала гостеприимным жестом. В зале оказалось не так много посетителей, как можно было ожидать, видимо, большинство гуляло в свое удовольствие. Возможно, поэтому рядом со мной материализовался здешний работник с огромным подносом всевозможного угощения, которое я еще даже не успел заказывать.

— За счет заведения многоуважаемому императорскому гладиатору. — И расставил на столе тарелки и миски. — Угодно вина, пива, медового, шиповникового, можжевелового напитка? — Далее он скороговоркой назвал еще с десяток местных напитков.

— Пива. И горячего. Я устал.

— Понимаю. — На меня посмотрели с еще большим интересом и тут же приволокли огромную деревянную кружку с великолепной пенной шапкой. — Угодно ли пересесть вот сюда, к окну? Шествие начинается.

— Что за шествие? — Теперь, когда я уже втянул в себя первые глотки благословенного напитка, можно было и поболтать, если уж придется, и на вопросы поотвечать.

— Шествие ликов. Господин не здешний? Должно быть, у господина на родине не приняты карнавалы.

— Карнавалы бывают. Самые разные. И в виде шествий тоже. — Я припомнил кадры с бразильских карнавалов, представил себе тех художественно раздетых женщин на здешних улицах и усмехнулся. Впрочем, может, они б и поняли, ведь танцовщицы у них тоже одеваются… облегченно.

— Вот. Любой праздник — это шалость, право и возможность одеться не так, как принято, разукраситься сверх того, что позволено, спрятать свое лицо и показаться не тем, кто ты есть. Храм это поощряет, чтоб люди не забывали, как зыбко их положение и как надо ценить то, что у тебя есть.

— Да-да, я понял.

— В шествии иной раз принимают участие даже знатные дамы — те из них, кому не запретят старшие родственники. Впрочем, их лиц никто не видит, и иной раз они идут на такие вольности, так вызывающе одеваются, что если б кто из их круга узнал, женихов у дам бы поубавилось. Но таких причудливых костюмов не увидишь в обычной жизни. И очень много танцовщиц. О, вот они! — И махнул в распахнутое широкое окно, через которое можно было созерцать едва ли не всю улицу.

Я не то чтобы ожидал увидеть целый табун полуобнаженных леди, но был несколько разочарован, обнаружив, что откровенные по местным меркам наряды не слишком-то откровенны. То одна, то другая женщина из толпы показывала ножку из разреза, да, может быть, слишком глубокое декольте, но что в этом особенного? Лица каждой были скрыты либо кружевными густыми вуалями, либо перьями, свисающими с головных уборов. Плывшие по сторонам процессии танцовщицы были обнажены намного значительнее… Ах, да! Цеховое право, дающее отпущение греха недостаточно закрытой одежды.

Впрочем, и само по себе зрелище оказалось достаточно ярким и пышным, чтоб не жалеть излишне о скромности местных дам. Кстати, вон та, чье лицо лишь наполовину скрыто перьями, очень даже ничего. Какая грудь!.. Она прошла совсем рядом с окном, на край которого я облокотил руку с кружкой и, конечно же, с браслетом, и, оценив блистательную императорскую награду, завлекательно улыбнулась мне. Похоже, гладиаторы здесь пользуются щедрой женской благосклонностью.

Ковыряясь в угощении и поощряющее поглядывая в окно на женщин, участвующих в шествии, я вдруг поймал себя на том, что как-то очень органично и спокойно воспринимаю себя в этом мире. Кажется, даже готов смириться с тем, что не будет у меня больше никакой другой родины. Удивившись самому себе, я постарался припомнить родной двор, где вырос, школу, куда ходил не только на быстро опротивевшие уроки, но и на самбо, и скверик, где первый раз поцеловался с одноклассницей, хоть и не первой красавицей, но тоже хорошенькой, пользовавшейся вниманием парней.

Вспомнил встречи и тусовки, вспомнил крышу дома, которую мы осваивали с друзьями и на спор стояли на краю, и мост, с которого прыгали, и озеро в лесу, где первый раз ставили палатку, делая многоопытный вид. Для меня много значили и некоторые городские закоулки, где я с нетерпением ждал свою первую девушку, которой, помнится, увлекся до головокружения. Вспоминать о них, осознавая, что едва ли увижу эти места вновь, было больно.

Ни к чему себя мучить. Если мне здесь жить, значит, надо с этим свыкаться. И если вспоминать тяжело, мне придется не вспоминать. Если другого выхода нет, этот новый мир да станет для меня домом…

Глава 5

Игра в свободу

Все менее и менее странной мне казалась эта жизнь, все более и более естественно я воспринимал обращаемые ко мне требования и даваемые указания. После шествия императорских гладиаторов, которым завершили празднество, я не мог не оценить, пожалуй, последний сомнительный штрих тех преимуществ, которые давало положение бойца. Меня, как удостоившегося двух наград, поставили в первый ряд…

Количество людей, пялившихся на меня с открытыми ртами и оравших что-то невразумительно-восторженное, слегка напрягло. Конечно, побыть в положении звезды — в этом тоже что-то было. Не удивился бы, если б узнал, что именно так у меня на родине приветствуют известных футболистов или призеров олимпийских игр — мне самому не случалось толкаться среди публики в подобных случаях. Недоумевающий собственному оживлению, попытался убедить себя, что к удовольствию тут добавляется и сколько-то раздражения: кому, мол, может понравиться быть подобием выставочной собаки, на которую тыкают пальцем, хоть и с восторгом?

Но чувство это было фальшивым. Продиктованным представлением о том, как оно должно быть в моем положении.

— Теперь у тебя прямой путь к успеху, — сказал Исмал, поднявшись ко мне в тренировочный зал на следующее же утро после того, как всех нас увезли из столицы обратно в замок. — Даже если ты не удержишься в числе императорских бойцов.