Боец Демона-Императора - Ярослав Коваль

Нельзя же было их расталкивать, в конце концов. Красиво танцуют, да и вообще… Ожидание было вполне вознаграждено — девушки расступились, пропуская меня к выходу с арены.

В арке ждал Исмал — довольный на изумление. Он ободряюще хлопнул меня по плечу.

— Молодец! Далеко пойдешь, если постараешься и не растеряешь свою удачу.

— Хм… — только и нашел, что ответить я.

— Эти браслеты, — видимо, мастер догадался, в чем суть моего недоумения, — знак императорского внимания. Даже в будущем, если ты перестанешь быть императорским бойцом и уже не будешь иметь право носить плащ, заколотый аграфом с императорским знаком, то этот браслет у тебя никто не заберет, и, видя его, каждый будет знать, что тебя отметил правитель. Это путь к высотам гладиаторской карьеры, да и просто к почтению.

— А вот это? — Я с недоумением рассматривал ленту — цвета крови, с узкой золотой полоской по краю.

— То же самое. Можешь передать в будущем своей жене или нашить на свою одежду. — Исмал посмотрел на меня задумчиво. — Неужели ты думаешь, многие гладиаторы могут похвастаться подобными знаками монаршего внимания? Тебе везет здесь всю дорогу, а ты этого даже не осознаешь. Я уж молчу о том, чтобы ценить, ценить свою удачу! Ты не понимаешь, что, продолжая и дальше тем же манером, всегда будешь несчастен и обманут жизнью. Потому что помнить станешь лишь неполученное, а о полученном забудешь. Ты страдаешь по недостижимому, при этом отказываешься ценить благодеяния, которыми тебя одаряет бытие — ну не глупость ли?

— Я очень даже понимаю, как это круто, что я все еще жив!

— По твоему ответу понимаю, что ты ничего из того, что я сказал, не понял.

— От меня еще что-то требуется? — Я потерял терпение.

— Нет. Ступай, мальчик проводит тебя к врачу, а потом можешь быть свободен до вечера.

— В каком смысле?

— Практически в буквальном. Можешь погулять по городу, если желаешь. Вот деньги. Но сперва — к врачу.

Спорить — да зачем? Я поднялся на этаж, позволил стащить с себя кольчугу и продемонстрировал два солидных синяка. Трещина ребра — пояснил лекарь, обследовав один из них. Ничего страшного. Вот мазь, сейчас его помощник мне вотрет и будет приходить втирать каждое утро и каждый вечер. Три дня тренироваться аккуратно, в щадящем режиме, потом можно наращивать нагрузки. Постепенно, само собой. Если будет болеть, прийти и сказать. А теперь лучше бы освободить комнату и внимание врача, потому что с моим противником еще очень много возни.

Я вышел из служебного выхода со стадиона — зрелищами боев, да и танцами тоже, я был сыт на сегодня по горло. Разумеется, от дразнящих воображение свидетельств праздника не увернуться, да и не надо. Главное — знать, что на этот раз от меня отвязались, и я волен какое-то время наслаждаться покоем и стабильностью в этой жизни.

А если не держать в голове вероятность летального исхода, то существование местного гладиатора — штука довольно приятная.

Остаток дня прошел в ощущении какой-то неимоверной усталости. В трактире, куда я заглянул (полупустом, конечно, почти все умотали любоваться на смертоубийство), вокруг меня плясали сразу три свободные служанки — а меня это раздражало. Я хотел, чтоб меня оставили в покое. Предлагаемые блюда, должно быть, очень вкусные, глотал без какого-либо удовольствия, и, осознав, что уже невмоготу, заторопился обратно, в замок, поближе к своей комнате. Может, сказалось еще и лечение… Словом, мне хотелось только одного — лежать.

В замок меня впустили не сразу, а когда я все-таки добрался до отведенной мне комнаты и рухнул лицом вниз, в дверь снова заглянули. Девушка, которая раньше носила обеды и ужины, от двери продемонстрировала мне кувшин.

— Винца притащить?

— Не хочу.

— А пива?

— Отстань. — И тут же пожалел, что вырвалось, — с местными, тем более с обслугой, я предпочитал поддерживать хорошие отношения.

Правда, девушка нисколько не обиделась.

— Что, умаялся? Как понимаю, развлечения тебе предлагать тоже бессмысленно?

— Да уж!

— Ну ладно, отдыхай. Врача позвать? — и, упорхнула.

Может быть, благодаря усилиям местной медицины я чувствовал себя намного лучше, чем должен был, только очень уж вялым и равнодушным. Два последующих дня празднеств прошли как-то мимо моего сознания, хотя они изрядно проредили моих нынешних знакомцев, спускавшихся к ужину в общую залу. Выжившие не теряли оптимизма. Кроме меня еще только один гладиатор щеголял золотым браслетом. Только увидев его и выражение лица, с которым он демонстрировал награду интересующимся, я понял, как следует держать себя бойцу, удостоенному императорского знака внимания. И заодно — как нужно этот браслет носить.

Мне не могли не польстить завистливые, а когда и восхищенные взгляды молодых гладиаторов, большинство из которых было привезено сюда для участия в массовых или малых боях — тех, что происходили на второстепенных аренах столицы. Для них золотая безделушка с выполненными эмалью императорскими знаками была доказательством моей необъятной крутости и обязывала смотреть мне в рот. В принципе я не возражал.

— Ты как-то не слишком стремишься наблюдать за чужими боями, — сказал Хунайд, с подозрением сощурив глаза. — Думаешь, что все на свете умеешь, и опыта набираться тебе не нужно? — И, чуть сменив тон. — Что, сильно болит твое ребро?

— Ребро не сильно болит, но вряд ли я смогу набраться опыта, наблюдая чужие выступления.

— Много ты понимаешь в этом деле! — Помощник Исмала сделал презрительное лицо. — Что, думаешь, если император тебя отметил, то ты все, бессмертный?

— Слушай, мне как-то диковато тебя слушать. Ты зачем мне это говоришь? Чтоб меня в чем-то убедить или просто выговориться?

— Чего?..

— Мне как-то не улыбается доказывать, что я не считаю себя бессмертным. Выглядело бы по-идиотски. Все ведь и так вполне понятно. Ты считаешь, что мне следует смотреть, как другие бойцы выступают, — так и скажи. Не надо давать ответы на возражения, которые даже не прозвучали.

Тренер, почесывая затылок, смотрел на меня с огромным недоверием.

— Что — самый умный, да? — изрек он наконец, словно бы отыскав устраивающее его объяснение.

— Не жалуюсь.

— Ну-ну. Смотри, можно, конечно, умничать сколько угодно, но это тебе в бою не поможет. А наблюдение и тренировки — очень даже.

— Думаешь, я отказываюсь от того или другого?

— По мне, так ты слишком много треплешься. Ну да, я понял — это вроде как твоя хитрость? Хочешь себя представить неумехой и недоумком? Отличная идея! Главное, чтоб побольше народу в это поверило, Серт.

Я усмехнулся. Мой опыт в словесных баталиях был намного значительнее, чем у здешнего старого гладиатора, ставшего тренером, — он-то привык выяснять отношения другим способом.

— Буду над этим работать. А ты, может быть, прекратишь дурака валять и изложишь четко, чего ты от меня хочешь?

Хунайд сперва набычился, приподнял плечи, словно собирался свернуть мне челюсть хорошим ударом, но йотом передумал.

— Так, ты завтра должен быть на арене вместе со всеми, и не забудь оружие. И умничанье можешь отложить до конца праздника. Или думаешь, что, один раз подравшись, освободился до конца праздника?

— Значит, нет? С этого и следовало начинать.

— Ты мне еще поуказывай! — И, отвернувшись, поспешил уйти, должно быть, утомившись от непривычной словесной баталии.

— Неплохо ты умеешь убалтывать, — заметил один из бойцов, подойдя ко мне.

Этот был один из самых опытных императорских гладиаторов, на новичков, чужаков и уж тем более то и другое одновременно он не обращал никакого внимания. Но с момента моего последнего выступления все изменилось, теперь со мной по вечерам в общем зале здоровался и он, и остальные «старые гладиаторы». Несложно было понять, что причиной здесь — подарок от имени правителя.

— Не обижайся на Хунайда, он со всеми так разговаривает. Считает, что если не дергать учеников беспрестанно, результат будет хуже. Уже привык так.

— Это понятно. В голову не приходит обижаться.

— Просто завтра, помимо всего прочего, может случиться бой выбора. Его величество сам может пожелать выбрать пару бойцов или позволит кому-то из своих людей, или даже зрителям, выбирать. Могут выбрать и тебя. Причем очень вероятно, что выберут. Очень уж странно ты дерешься, твоя победа похожа на случайность. Точно так же бой выбора случается и на шестой день праздника. Да и в любой момент, если на то будет воля императора. Поэтому мастера хотят, чтоб ты, как и прочие, был под рукой.

— Но сказал мне об этом только сегодня.

— Ты же пострадал в бою. Двое суток достаточно, чтоб привести тебя в порядок. Хотя бы насколько-то. Вот он и напомнил тебе то, что все гладиаторы должны знать. Ну и тому, что боец должен учиться всегда.