Любовник ее высочества - Хейвуд Смит

В дальних комнатах дома еще звучали музыка и смех, потом все стихло. Только потрескивание огня в камине нарушало тишину.

– Вы хорошо знаете Священное писание, Анна-Мария?

Она заметно насторожилась.

Интересно. Филипп продолжал говорить так же спокойно и ласково.

– Матушка Бернар объясняла, что в эту ночь вы должны исполнить некоторые супружеские обязанности, но читали ли вы, что написано в Священной книге о телесных радостях нашего союза?

Легкий оттенок румянца заалел на ее щеках.

– Я знаю, что радости плоти – грех.

Последовала пауза, во время которой он успел прочесть на ее лице воспоминания обо всех наказаниях и нотациях прошлого. Но тут же она спрятала свои чувства под проклятой маской монашеского смирения и еще отчаяннее вцепилась в покрывало.

– Матушка Бернар говорила, что мой физический долг в супружестве – стать с вами единым целым. Я готова подчиниться.

Итак, проповеди этих схимников замусорили ей мозги. Филипп с трудом сумел скрыть свое отвращение к такой пародии на супружество. Он медленно, спокойно повернулся и сделал пару шагов к постели. С каждым его шагом глаза Анны-Марии становились все шире. Он остановился для пущего эффекта, свернул к книжному шкафу, забитому тяжелыми томами в кожаных переплетах, и взял один из них. Вернувшись в кресло у камина, он открыл старинную Библию.

– Прошу вас быть терпеливой. Мои знания латинского, так же как и греческого, не слишком хорошие, поэтому перевод может быть немного корявым.

– Перевод? – В ее вопросе был слышен явный интерес.

– Это Священное писание. Самое меньшее, что я могу сказать о матушке Бернар и ее рассуждениях о греховности удовольствий – во всяком случае, по поводу физической близости между мужчиной и женщиной, – это то, что они не совсем точны. – Он был вознагражден огоньком любопытства, загоревшимся в глазах Энни. – Я не хочу подозревать вашу матушку Бернар в невежестве или злом умысле. Тем не менее она ввела вас в заблуждение. Я вижу только одно лекарство. Доказать, что физическое наслаждение в супружестве – дар самого бога. – Он поднял книгу. – Вы случайно не знакомы с латынью?

Она опять напряглась:

– Почему вы спрашиваете об этом?

Филипп успокаивающе улыбнулся.

– Я предпочел бы, чтобы вы прочли это сами. Впрочем, неважно. Я буду переводить. – Он переворачивал толстые плотные страницы до тех пор, пока не нашел то место, которое хотел прочитать. – Это слова из послания святого Павла. «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как господу. Потому, что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но, как Церковь подчиняется Христу, так и жены своим мужьям во всем». – Он взглянул на нее поверх книги и увидел, что руки ее по-прежнему скрещены на груди и одна бровь скептически изогнута.

Хотя ее тон стал более доброжелательным, но ответ оказался совсем не таким, какого он ожидал.

– Странно, что эти слова говорил такой посланник бога, как святой Павел. Не сомневаюсь, что все мужья христианского мира находят их очень удобными.

Филипп усмехнулся про себя, но не подал вида. Сознательно говоря тихо, чтобы ей пришлось приложить усилие, чтобы услышать его, он спросил:

– А вы готовы подчиняться во всем мне, вашему мужу?

– Я поклялась.

Теперь он усмехнулся, вспомнив свои амурные приключения.

– Каждая из придворных дам давала обет верности своему мужу, но мы оба прекрасно знаем, какое малое значение придают в наше время этой клятве.

Она тихо отвечала:

– Мое слово – все, что у меня есть. Моя клятва для меня священна, как, я надеюсь, и для моего единственного мужа перед господом.

– Хорошо сказано, – восхитился Филипп. – Если вы будете честны и покорны в эту ночь, я обещаю не причинить вам зла. Клянусь, мне хочется доставить вам только радость. Вы верите мне?

Она покачала головой и прошептала:

– Не знаю, но хотела бы верить.

Филипп вновь обратился к книге, лежащей перед ним.

– Может быть, этому можно помочь, если я прочитаю вам то описание страсти, которое бог завещал мужьям и женам. – Он открыл Ветхий завет, и звук его бархатного голоса заполнил сумрак спальни: – Я читаю отрывок из книги Песни Песней Соломона: «Как прекрасна ты, возлюбленная моя! Глаза твои голубиные под кудрями твоими».

Он запнулся, искоса взглянув на ее полуобнаженную грудь, и продолжал читать:

– «Сотовый мед капает из уст твоих, невеста: мед и молоко под языком твоим…» – Филипп выразительно посмотрел на вызывающе поднятый подбородок, отложив книгу, встал, подошел к постели и остановился, продолжая говорить по памяти: – «Запертый сад – сестра моя, моя невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник».

Осторожно он отвернул краешек покрывала в изножье постели, открывая белую простыню и смуглые, атласной кожи ноги, выглядывающие из пены кружев ночной сорочки, и сел рядом. Слова, только что произнесенные им, были всего лишь поэтической метафорой. Но они вдруг ожили и показались в этой обстановке исполненными особого значения.

Ее дыхание стало прерывистым, глаза расширились. Его голос окутывал ее, гипнотизировал, звучал величественно и страстно. Она не могла пошевелиться.

Продолжая говорить, Филипп вглядывался через изящную сорочку в изгибы ее тела.

Он нагнулся еще ниже и почувствовал запах роз, исходящий от ложбинки на ее шее. Она вздрогнула, когда он слегка прикоснулся губами к гладкой коже за ухом. Неожиданно в спальне стало как будто теплее, жар его разгоряченного тела не могла сдержать даже плотная полотняная рубашка.

Он гладил тонкие стройные руки, освободил ее плечи от кружевной сорочки, обнажив девственную грудь.

Филипп наклонился и нежно поцеловал мягкие складки ткани, скрывающие низ живота.

– «Живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино…»

От прикосновения его губ она тихо ахнула и стыдливо прикрыла глаза, но он попросил открыть их, и она повиновалась.

Филипп замолчал, вглядываясь в ее расширенные от возбуждения глаза.

– «Груди твои, как кисти винограда».

Он прикоснулся большим пальцем к ее груди, что немедленно вызвало короткий, прерывистый вздох. Этот звук был первым проявлением страсти, которой горело ее тело.

Филипп нагнулся совсем близко к ее лицу. Он вдыхал чистый, свежий фруктовый запах ее дыхания. Его губы прикоснулись к ней так нежно, так бережно, как легкий ветерок, не потревоживший гладь озера.

– «Поцелуи твои, как лучшее вино…»

Она внимательно смотрела на него, в ее глазах не было ни подозрительности, ни осуждения, лишь не имевший названия голод. Только теперь он стал искать ее губы и приник к ним. Она тотчас же ответила на его объятия, и его захватил водоворот чувств, грозивший поглотить целиком.