Жестокое перемирие - Александр Тамоников

Бандиты устремились в погоню.

Сыновья тащили Лидию, а та голосила: «Мои доченьки!»

Азар кричал из дома: «Убегайте, я уведу девочек!»

Так уж вышло, что Лида с сыновьями убежали и спрятались в лесу, где их позднее и нашли хуторяне, а вот Азару спастись не удалось. Когда бандиты рванули из дома, он потащил по огороду зареванных девчонок – старшенькую Янку тринадцати лет и восьмилетнюю Ладу, но далеко они не ушли.

Четверо бандитов налетели на них как коршуны, потащили обратно в дом. Вернулись их обозленные приятели. Азара они запинали до полусмерти – разбили челюсть, сломали несколько костей и позвоночник.

Мерзавцы заперли девочек в чулане и снова начали пировать. А когда наклюкались до поросячьего визга, вытащили их, полумертвых от ужаса, и началась потеха! Насиловали, потом душили, резали. При этом устраивали дикие пляски и матерились на разные голоса.

Лида несколько раз порывалась бежать спасать своих девочек, но сыновья не выпускали ее из леса. Младший Иван оставил мать на попечение старшего, а сам пробрался на хутор, но бандиты его заметили и открыли огонь. Пареньку с трудом удалось сбежать.

Вся эта вакханалия продолжалась до самого утра. На рассвете бандиты стихли. Еще через некоторое время они, уставшие, но довольные, покинули хутор.

– Я сразу на Лесок, за мной все остальные, а там истерзанные тельца – Янки и Ладочки… – вялым голосом повествовал дед Михай. – Лида чуть умом не тронулась. Азар вроде жив, но плох очень. Родственник Мусенко в медпункт его повез, в Швабрино. Решили сразу похоронить девочек, не затягивать это дело. Сообщить некому, здесь в округе никакой власти, только несколько хуторов. Помощи тоже ждать не приходится.

– Ты не пошел на похороны, дед Михай? – спросил Дорофеев.

– Не пошел, – подтвердил старик. – За бандюгами следил. Довольные уходили, зевали во все пасти. Пару верст прошли и на соседнем хуторе расположились – в Грибках. Это там, на севере. – Он махнул рукой в нужном направлении. – Борька Глушко там живет, мой знакомый по леспромхозу. Хутор почти заброшенный, только один дом для жилья пригоден. Борька инвалид, ноги нет, на костылях ковыляет. Он как увидел в окно эту компанию, сразу наутек пустился и в сарае засел. Думал, громить начнут хозяйство, или, не дай бог, красного петуха подпустят. Но нет, устали, гадины, после ночного шабаша, завалились, спят как мертвые. Борька подглядел за ними из окна, говорит, до вечера точно продрыхнут. Я с ним тут недалече в леске пообщался. Он на свою заимку отправился, рядом с хутором, а я – обратно в Лесок. Подустал малость, присел отдохнуть, а тут вы. Сослепу не разглядел, думал, вурдалаки проснулись, уж простите, парни.

– И какие задумки, дед, на обозримое будущее? – спросил Андрей.

– Ружье возьму, – твердо заявил старик. – И обратно пойду, в Грибки. Может, парочку успею подстрелить, пока они там без задних ног.

– А потом они тебя, понятное дело, – заявил Андрей. – Ты же не думаешь, что живым уйдешь? Восьмерых перестрелять – извини, дед Михай, но это вряд ли. Где, говоришь, этот хутор?

– Да рядом почти, вон за тем леском, с километр на восток. – У деда Михая заблестели глаза, он поднялся с поваленного дерева с необычайной для своего возраста прытью. – Сынки, это же не люди, а мразь последняя. Они обязательно еще кого-нибудь убьют…

– Нет уж, все, отгулялись ханурики, – зло проговорил Дорофеев. – Ты, Андрюха, как открытая книга. Сразу видно, что ты решил.

Бойцы с каменными лицами слушали рассказ старика, а теперь начали одобрительно переглядываться, чувствуя, куда клонится дело. Банду действительно надо уничтожать, пока она не продолжила свой кровавый рейд.

– Веди! – решительно заявил Андрей. – Избавим землю от этой пакости.

Этот хутор в отличие от предыдущего выглядел убого. Калека Борис, видимо, не отличался тягой к труду. Постройки зарастали бурьяном и лишайниками, в ограде зияли прорехи. На тонкие штакетины были насажены пустые водочные бутылки. Очевидно, они сушились перед сдачей. Крыльца как такового не было. Его заменяли несколько чурок, поставленных на попа и прикрытых дощатым настилом.

Костюк остался снаружи – контролировал окна. Все прочие ополченцы зашли на цыпочках, встали в сенях. Неказистая хатка вздрагивала от залпов сатанинского храпа. Кто-то валялся на полу, обняв скомканную фуфайку, кто-то – на старой кровати, похожей на солдатскую. С печки свешивались босые ноги, мерно вздымалось голое пузо. В горнице столбом стояла удушливая вонь. Ополченцы рассредоточились вдоль стен.

Вдруг раздалось кряхтение, заскрипела дверь в соседнее помещение, и порог переступило всклокоченное, опухшее существо с узкими отекшими глазами! Бандит был по пояс голым и пытался застегнуть пуговицы на ширинке.

«Даже на улицу лень выйти! – подумал Окуленко. – В соседней комнате гадит! Так и есть. Восьмого действительно не хватало».

Облегчившийся бандит выпучил глаза.

– Специальный гость в нашей студии! – с задором объявил Дорофеев.

Приклад его автомата прочертил дугу и своротил скулу бандиту. Тот треснулся затылком об косяк и сполз на пол, так и не удосужившись застегнуть штаны.

Началась форменная мясорубка! Кто-то из бандитов распахнул глаза, завопил горластой выпью. Но все уже было предрешено. Негодяев били смертным боем, смачно, без всякой жалости. По рожам, по ногам, по «шаловливым» промежностям.

Долговязый упырь с бельмом на глазу кинулся к двери, не разбирая дороги. Кровь хлестала из рассеченной головы. Удар в затылок повалил его на пол. Бандит кубарем покатился к порогу.

Липник схватил за ноги субъекта, лежащего на печи, и встряхнул его словно простыню. Этот любитель понежиться с грохотом повалился вниз, ломая кости.

Небритый, хорошо накачанный тип с прической ежиком и хищными глазами толкнул ошеломленного подельника на Дорофеева, занесшего приклад, прыгнул к окну и вывалился из него, выставив вперед плечо. Тут же снаружи донеслись звуки ударов, чередуемые свинячьим визгом. Костюк бил паршивца от всей души.

Через пару минут все было кончено. Избитые и деморализованные бандиты отползли в угол, оставляя за собой кровавые следы.

Костюк втолкнул в хату несостоявшегося беглеца. У того был расквашен нос, ухо превратилось в безобразный пельмень. Он шлепнулся на своих извивающихся товарищей, что-то шамкал беззубым ртом.

Вскоре выяснилось, что этот субъект и был Степаном Шкуряком, главарем банды. Поганцы назвали свои имена и фамилии под прицелом автоматов. Кто-то безропотно, кто-то при этом заковыристо матерился, плевался кровью. Самых несговорчивых ополченцы опять били. Колотить эту мразь было несложно, хотя и противно. Все они были напуганы, тряслись от ужаса, понимали, что минуты их сочтены.

Степан Шкуряк – приверженец правых идей, апологет Степана Бандеры, изгнанный из рядов «Правого сектора» за чрезмерную жестокость, неповиновение, тягу к спиртным напиткам и легким наркотикам. Алексей Луйко – заключенный Стрижаковской колонии, сбежавший во время бомбежки. Посул Никола – бывший боец нацгвардии, дважды судимый за грабеж. Назаренко Владимир – мобилизованный из Ровенской области, арестованный за мародерство и сбежавший из-под стражи.

Разумеется, это не было кадровое подразделение украинской армии. В ее доблестные ряды, конечно, принимали всякий сброд, но чтобы в такой концентрации!..

Костяк банды составляла группа дезертиров. Они воевали под Авдеевкой и сбежали с поля боя, бросили товарищей, когда мобильные группы «террористов» проникли в тыл бригады и устроили в ее подразделениях кровавый переполох.

– Сколько людей вы убили после того, как дезертировали из армии? – хмуро спросил Андрей.

– Братишка, это вранье! – на чистом русском языке взревел Шкуряк. – Мы прячемся в лесах от военных. Мы дезертиры, никого не трогаем! Мы против братоубийственной войны!

Он тут же получил клюкой по зубам от деда Михая, который вошел в горницу вслед за ополченцами и не удержался от соблазна.

– Помнишь меня, гаденыш? – процедил дед, вторично поднимая жердину. – Хутор Лесок, где вы вчера погуляли!.. Две девочки – одной было тринадцать, другой восемь. Помните, что вы с ними сделали? Или были такие пьяные, что память отрезало?

Они, конечно же, прекрасно все помнили! Побитые, жалкие негодяи принялись наперебой кричать, мол, это Шкуряк и Латань! Это они насиловали девчонок. У Латаня вообще судимость за педофилию! Упомянутые товарищи вопили громче прочих. Дескать, сволочи, паразиты. Не слушайте их, все было совсем не так!

– Это он, Мовенко! – Шкуряк ткнул пальцем в долговязого бандита с бельмом на глазу. – Чего, говорит, мы сидим тут как на мальчишнике, когда рядом такие бабы! Тетка вроде симпатичная, а у нее две пигалицы, тоже ничего…