Жестокое перемирие - Александр Тамоников

Окуленко постоял минутку, прислушиваясь к звуку разрывов, сжал челюсти и зашагал в ближайший переулок. Комендантский час был в разгаре, но капитан не боялся. Он сам, черт возьми, патруль!

Через несколько минут Андрей вышел к блокпосту на Лебяжьей улице. В этом районе, в окрестностях промкомбината, городская черта обрывалась. Он мог бы с легкостью преодолеть посты. Своих ополченцы не задерживают, да и предписание Марчука у него имелось. Но раз уж пошла такая конспирация!..

Окуленко свернул с дороги, преодолел заброшенное частное подворье, с опаской прислушиваясь к отдаленному собачьему лаю. Этот город он знал как свои пять пальцев. Андрей переправился через овраг, заваленный бытовым мусором, прополз по высокой траве открытый участок и погрузился в осиновую чащу.

Ополченцы на Лебяжьей несли свою службу не очень-то бдительно. Сквозь переплетения ветвей он слышал, как на посту играет радио, громко переговариваются люди. Там кто-то смеялся.

Андрей подтянул рюкзак, углубился в чащу и сделал остановку в низине, заросшей курослепом. Там он включил компактный планшет, чтобы свериться с картой. До места встречи за Антошкиным ручьем оставалось два километра.

Дождь хлестал по капюшону, стекал с него ручьями. Капитану пришлось прикрыться дополнительной клеенкой. До рассвета оставалось полтора часа.

Он прошел еще немного, увязая в каше из опавших листьев, нашел густое дерево, устроился под ним и привалился к стволу. Холода Андрей пока не чувствовал, но дискомфорт уже присутствовал. Окуленко укутался в накидку, закрыл глаза. Главное, что вышел из города, дальше будет проще.

Но легче не становилось. Больше всего на свете капитан в последнее время боялся оставаться наедине с собой.

Комок в горле делался жестким, невыносимым, пилила тоска, бороться с которой он просто не мог. Ему нужна была компания. Лишь в присутствии других людей Андрей возвращался к жизни.

Небо в прорехах листвы начало сереть, когда он выбрался из укрытия, извлек из рюкзака автомат и зашагал дальше. Дождь пошел на спад и к семи часам утра полностью прекратился. Окуленко перепрыгнул через ручей, форсировал овраг, ощетинившийся колючками репейника, и сделал еще один привал.

Уже рассвело, из-за туч выглядывало солнце, когда он вышел на поляну у развесистой трехствольной осины. Лес в этом месте заканчивался, за поляной начинался непролазный кустарник.

На бугорке сидел мрачный как туча Костюк, давился домашними пирожками и запивал их водой из бутылки. Он потянулся было к автомату, но передумал, быстро дожевал пирожок и вытер рот рукавом.

– Нехватка продовольствия, боец? – пошутил Андрей, падая на соседнюю кочку. – Поздравляю, ты первый добрался.

– Да я тут уже полночи кукую, – проворчал Костюк, отвинчивая крышку с бутылки. – Сестра пирожков напекла, я сказал ей, что уезжаю в длительную, но безопасную командировку. Что поделать, Андрюха, организму требуется здоровое и обильное питание. Хочешь пирожок?

– Нет, – ответил капитан.

Свою семью Костюк отправил в Россию в прошлом месяце, когда враг еще не стучался в ворота и не обстреливал каждый квадратный метр. Теперь он жил с сестрой, которая работала травматологом в госпитале и об эвакуации даже не помышляла.

– Вот и славно, мне больше достанется, – обрадовался Костюк и стал завязывать рюкзак.

Затряслись кусты, и на белый свет выбрался натуральный леший в брезентовом балахоне с полупустым баулом на плече.

– Какой-то ты неузнаваемый, – проворчал Костюк, вновь отвергнув задумку взяться за автомат. – Проходи, гостем будешь. Ты один?

– Нет, я с приветом, – прохрипел Дорофеев, всей своей массой обрушился на поляну и с облегчением перевел дыхание.

– Особая примета – легкое косоглазие, – заявил Костюк.

– А будешь издеваться – в жбан получишь, – пригрозил Дорофеев. – Лучше бы посочувствовал.

– Что-то ты не с той стороны возник, – заявил Андрей. – По вражеским тылам успел пройтись?

– Промахнулся, – объяснил Пашка. – Лишних полверсты отмахал, а потом бодался с этими зарослями. С картами не дружу. У меня технический кретинизм и полное отсутствие навыков ориентирования на местности.

– Пирожок хочешь? – сжалился Костюк.

– Давай, – обрадовался Дорофеев. – Твоя сестра, конечно, не мисс Вселенная, даже не красавица районного масштаба, но пирожки у нее знатные.

Трапезу прервало появление очередного участника мероприятия. Захрустели ветки, и из-за деревьев возник Липник в непромокаемом плаще, резиновых сапогах и с громоздким вытянутым мешком за спиной.

– Что, граждане лешие, не все еще в сборе? – Он сбросил мешок на землю и с любопытством уставился на Дорофеева, не донесшего пирожок до рта.

– Что у тебя там? – не понял Дорофеев. – Виолончель?

– Удочки, – объяснил Липник. – Заодно и порыбачим.

– Серьезно? – удивился Костюк.

– Нет, шучу. Это зенитный комплекс «Стрела» вместе с ракетами и наводчиком. Дайте пирожок, будьте людьми, – попросил ополченец. – Вчера поужинал, а пока пробивался через эту чащу, оголодал как собака.

– Кончились пирожки, – быстро сказал Костюк, искоса глянув на свой мешок. – Я вам что, кулинарная лавка?

– Надеюсь, остальные взяли с собой еду? – осведомился Андрей. – Нам не придется побираться у местных жителей?

Присутствующие задумались. Пока они размышляли, угрожает ли им голодание, на поляне появился пятый участник группы – Ленька Голуб. В целом он выглядел прилично, хотя несколько растерял свою модельную внешность. На его голове громоздился причудливый ирокез из обломков веток и глянцевых листьев. Видно, этим местом боец тормозил, когда встречал в лесу неодолимое препятствие. Физиономия у него была задумчивой, прямо как у роденовского мыслителя.

– О чем думаешь? – спросил Липник.

– Палиндром сочиняю, – огрызнулся Голуб.

В отличие от прочих членов группы он несколько лет обучался в техническом вузе, после чего в ужасе сбежал в милицию, поэтому знал несколько заумных словечек.

– А на голове что?

– Так надо. – Парень смутился и начал лихорадочно освобождать прическу от всего лишнего.

– Он художник, так видит, – сказал Дорофеев и хохотнул.

Андрей нетерпеливо поглядывал на часы. Не хватало Савельева. Оговоренное время встречи еще не настало, но как насчет пословицы про одного и семерых?

Разгоралось утро, предвещая солнечный и в меру теплый день. Ветер разгонял облака. Ополченцы стащили с себя плащи и балахоны, убрали их в рюкзаки, пристроили поближе автоматы.

Окуленко украдкой оценил внешний вид своих людей. Все правильно. Нет никакой атрибутики Новороссии. Такие ребята могут оказаться кем угодно: переодетыми украинскими солдатами, обычными мужиками, шастающими по лесу, бандитами с большой дороги.

– Чертов дождь! – проворчал Костюк, расстилая куртку для просушки. – То ни капли целую неделю, а только за город на прогулку соберешься, он тут как тут. Одно утешение – примета вроде бы хорошая.

Видимо, прошедшей ночью об этом подумали все.

– Не поможет, – отмахнулся Дорофеев и тут же исправился: – Да ладно, мужики, шучу я. – Он смущенно замурлыкал под нос: – Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке…

Появления Савельева уже не ждали, когда он вышел на поляну, весь какой-то потерянный, подавленный, уныло посмотрел на товарищей и потащился к ним. Вылитый гном – в какой-то древней курточке из свиной кожи, болотных сапогах, на голове островерхая шапка. На плече он держал обструганную жердину, на конце которой висел армейский вещмешок, хорошо еще, что не чемодан.

Ополченцы забыли про колкости и упреки. Уж больно раздавленным выглядел их товарищ.

– На посту задержали, – скупо бросил он, перехватив вопросительный взгляд Андрея. – Хорошо, мой однокашник заступил – Олег Козюпа, приказал пропустить, не выясняя, не дезертировать ли я собрался.

– Это все? – хмуро осведомился Андрей.

Савельев как-то съежился, покачал головой.

– Обстрел сегодня ночью был. Мой дом разбомбили, мужики… – Он сильно побледнел.

Савельев со старенькой мамой проживал в шаге от завода ЖБИ и тренировочной базы, в двухквартирном кирпичном доме. Андрей сообразил, что именно те районы ночью обрабатывали украинские «Акации».

– Как раз в мою половину попало, – неохотно проговорил Савельев. – Мать в спальне была, я в кладовке возился, а влетело в кухню. Хорошо, что стены на совесть сложены, не все обвалилось. Схватил я мамашу и в окно. Потом вернулся, успел, пока пожар не разгорелся, забрать самое ценное. Пытался тушить, но куда там. Горело как спичка.

– Ну, слава богу. – Липник облегченно вздохнул. – Главное, что все целы, а дом новый построим. Мы поможем, Димон, не расстраивайся. Первое время у меня поживешь. Комната свободная.