Евангелие от Джексона - Сергей Белан

— Помню, конечно.

— А потом, что с ним стало?

— Потом его сняли?

— Вот именно. Висел, висел, годами линял под солнцем, гнил под дождем; сначала его хоть подкрашивали да штопали, а после, ты прав, сняли. А с нами что стало, с тобой, со мной, — в дураках?! Кто мы?! А ведь мы верили: вот придет, вот-вот наступит, он самый… ну, не завтра, не послезавтра, но придет… А теперь? Я весь седой, на, посмотри… — Купец нервным жестом приподнял волосы над ухом и наклонился к Лодину. — Значит что, ку-ку, приехали? Развал, нищета, полуголод, прочее… с кого теперь спросить? Где ж все те мудрецы, боги бутафорские, слуги народа, что бал столько лет правили? Нет этих обещал — пожили всласть, потешились, и как оборотни в бронзу, р-раз!..

Купец замолчал. Лодин заметил, как дергаются его веки и ходят желваки на скулах. Купец снова потянулся к сигарете и долго не мог прикурить от зажигалки — руки не слушались.

— Ты помнишь, как тебя в пионеры принимали? — неожиданно спросил он Лодина.

— Да как сказать… — пожал плечами Николай, — туманно.

— А я забыть не могу, словно вчера было. Вступал в пионеры — знамя бархатное с Ильичом-первым целовал, а на нем «Вперед, к победе коммунизма!» золотом вышито. Как святыню целовал, слезы от умиления наворачивались… «Всегда готов!», как попугай кричал, когда меня к борьбе за дело призывали. Радовался внутри, думал, вот здорово, вот повезло, что в такой стране довелось родиться. А сейчас знаешь, о чем думаю?

— О чем?

— Думаю, что не дай бог мне перед смертью сказать себе: «Жалею, что родился и жил в этой стране». Понимаешь, мое государство меня не любит, словно я незаконно сделанный. И я не могу уважать государство, которое платит мне за час несколько центов, за труд мой мне подачку, как кость собаке, швыряет… Я не желаю за такую державу держаться, и нам лучше полюбовно разойтись, без обид и претензий. Видишь ли, если ты не в состоянии изменить ситуацию, то тогда должен менять свое отношение к ней… Мысль не моя, но очень верная. А этого горбатого недоразвитого уродца, именуемого «социализм советский», лечить бессмысленно — только время зря терять. А у меня этого времени нет — я полпути к кладбищу уже отшагал, может и больше… Так что пусть лечением глупые коммунисты занимаются, им все равно другого ничего не остается. Мне их просто жаль — это ж пленники, это ж наркоманы идеологических иллюзий… Знаешь, Колян, я пришел к выводу: родина — это все-таки не березка под окном — к ней могут свои же привязать и больно высечь; родина там, где тебе жить хорошо и душе спокойно. В конце концов, все мы дети Земли, а не заложники со…

Появление Финика и Крота остановило его на полуслове.

— Как фильмус, стоящий? — поинтересовался Лодин.

— Фигня, — ответил Леня Крот, — постельные страдания, одно и то же, скукота, приедается.

— А дамы ваши куда же подевались?

— А-а, — огорченно махнул Крот, — эти дамы из «динамы». Как я погляжу, здесь оч-чень популярный клуб. У нас в Сибири за такие маневры шалавам харю чистят, а здесь напяливают мужика и вроде так и надо, в порядке вещей. А мы их коктейлями ублажали, дурни…

— Купец, мы тут одну вещицу с Леней нашли, — сказал Финик и полез в карман.

— Уж не чек ли на мильен долларов? — усмехнулся Купец.

— Вот, — Финик положил перед ним симпатичную записную книжку с металлической застежкой.

Купец раскрыл ее, пролистал две-три исписанные страницы и, подняв голову, с издевкой спросил:

— Это все?

— Все.

— Тогда пойди и отдай завзалом, может, какой-то посетитель потерял и уже хватился.

— Погоди, Гриша, — остановил его Лодин. — Дай глянуть.

Купец протянул ему книжку в добротном коричневом переплете. Лодин бережно взял ее и неторопливо перелистал. Адреса, телефоны, цифры, множество непонятных рисунков и пометок…

— Знаешь, Гриша, — сказал он, загадочно улыбаясь, — это конечно старо, как мир, но в нашем варианте наверняка сыграет.

Он подмигнул Купцу и убрал книжку в свою кожаную сумочку. Тот, казалось, на лету подхватил его мысль.

— Недурно, недурно… Я давно, Колян, убедился, что ты голову не только для прически носишь…

X

Верховцев сидел за рабочим столом и колдовал на листе бумаги. Большой лист ватмана был уже исписан вдоль и поперек — схемы, адреса, числа, фамилии и прочее, прочее… Завтра на девять утра назначено совещание у Брагина, и Олегу нужно было обстоятельно подготовиться. А что он мог доложить по серии квартирных краж? Увы, немного. Версии были, да все с натяжками, все на песке, хотя кое-что вырисовывалось совершенно очевидно. Итак, кражи происходили только в тех квартирах, хозяева которых находились в длительном отсутствии: в отпуске, командировке, словом, в отъезде, поэтому установить точные даты совершения преступлений было весьма непросто. Во всех случаях преступники следов практически не оставили. Обстановка в квартирах после их «визитов» позволяла сделать вывод: воры не торопились — были стопроцентно уверены, что хозяева не помешают. Обследование внутренних частей дверных замков показало, что их открывали либо подбором ключей, либо отмычками. Причем эксперты отмечали схожесть почерков и высокий класс неведомого специалиста.

Особенно удивлял и тревожил тот факт, что ни одна из похищенных вещей до сих пор нигде «не всплыла». Куда сбывается товар, неизвестно. Ведь согласно логике, преступникам незачем долго держать краденое, да чаще всего, и негде. Возможно, это были «гастролеры», которых уже и след простыл. Состригли свои купоны в Риге, — и с приветом. А вещички уже давно кочуют по необъятным просторам родины, ищи ветра в поле. Но если «гастролеры», выходит, работали по наводке. Да, без наводчика здесь не обошлось. Все квартиры, как одна, принадлежали людям состоятельным: моряк загранплавания, кооператор, архитектор, заведующая крупным универсамом… Свой наводчик, свой, голову на отсечение, — здешний деятель! И с хорошим банком информации! Тут надо крепко думать и долго копать. И еще в который раз отработать жилой сектор, найти ключевую зацепку, конец нити, а потом уже мотать, мотать этот хитромудрый клубок…

Чтобы как-то отвлечься от тяжелых раздумий, Верховцев решил заварить кофе, включил электрический чайник. Потянулся за сигаретой, но отложил ее в сторону. «Нет, — подумалось ему, — надо с этим злом рвать решительно. Хватит парадоксов: бегом пытаюсь поддерживать форму, а табаком ее гроблю. Весь цивилизованный мир курить бросает, вон, как американцы за это взялись, не хотят торопиться на тот свет. Да при их уровне жизни это и понятно, в таком изобилии и на этом свете живется неплохо».

Не успел он сделать первый глоток, как на столе затрещал телефон. Звонил Примак из дежурной части.

— Верховцев, ты? Здесь у нас гражданин, кажется, по твоим делам. Я к тебе направляю. Ну, всего.

Через несколько минут в дверь робко постучали.

— Войдите! — откликнулся Верховцев.

Дверь открылась, Олег профессиональным взглядом окинул вошедшего. Пожилой человек, по-видимому, пенсионер. Невысокий, полный, большая плешь расползлась от лба до макушки, крупный нос с горбинкой и утолщением на конце, похожим на недозрелую сливу, подслеповатые, навыкат глаза, потертый костюм с вытянутыми коленками, на пиджаке ряд орденских планок. Весь вид его выдавал неопрятного, неухоженного и очень взволнованного человека и Верховцеву, вдоволь уже повидавшему на своей неспокойной работе всяких людских страданий и горестей, вдруг стало жаль незнакомца.

— Проходите, садитесь, — он указал на стул.

— Да, спасибо, конечно. Товарищ лейтенант, меня, кажется, обокрали.

— Кажется, или обокрали? — уточнил Верховцев.

— Что я несу, что я несу… — смущенно забормотал тот. — Ну, обокрали, определенно, обокрали.

— Пожалуйста, по порядку — фамилия, адрес?

— Исаак Аронович Вейлер, улица Стадиона, 6, квартира 113.

— Когда обнаружили кражу?

— Сегодня.

Верховцев взял трубку:

— Дежурный, машину и группу на выезд. Квартирная кража, улица Стадиона, 6, выезжаем немедленно. Исаак Аронович, расскажете все на месте.

…У дверей квартиры уже толпились соседи, при появлении сотрудников милиции с овчаркой они почтительно расступились.

— Что же вы дверь не закрыли, — спросил Верховцев, когда они зашли внутрь.

— А дома внук с соседской девочкой. Я, когда к вам уходил, попросил ее за ним посмотреть.

Из кухни навстречу выкатился маленький щекастый карапуз лет трех, потом показалась девочка-подросток с длинными косичками — редкость в наше время даже для такого возраста.

— Это неразумно, — сказал Верховцев, — не стоило оставлять здесь детей. Лишние следы только запутывают картину…

— А нас Мишин дедушка предупредил, мы ничего не трогали, — бойко выпалила девочка.