Осень в Пекине - Борис Виан

— А он милый, — сказал археолог.

— Дурак он, — сказала Медь. — И вообще, непонятно, священник он или нет. Но руками неплохо работает и вообще забавный.

— Считай, что тебе повезло, — сказал Афанарел. — Пойду принесу «Куэнтро». А ты все-таки не спеши. Вдруг тебе Анжель больше понравится.

— Конечно, — согласилась Медь.

Аббат опять замаячил у входа.

— Можно войти? — спросил он.

— Разумеется, — сказал Афанарел и пропустил Иоанчика в палатку, а затем вышел, прихватив с собой бутылку с нефтью.

Аббат уселся на складной парусиновый стул.

— Я не буду садиться рядом с вами, а то от меня блевотиной тянет, — объяснил он. — У меня ботинки с пряжками и те запачкались. Стыд какой. А сколько вам лет?

— Двадцать, — ответила Медь.

— Слишком много, — сказал аббат. — Скажите «три».

— Три.

Аббат снова схватился за четки и стал перебирать их со скоростью автомата для чистки горошка. Афанарел вернулся как раз в ту минуту, когда тот заканчивал последнюю молитву.

— А! — воскликнул аббат. — Посмотрим, удастся ли мне удержать в себе ликер.

— Ну что вы такое говорите! — поморщилась Медь.

— Извините, — сказал аббат, — но довольно трудно удерживаться на волне высокой духовности, особенно когда тебя только что вырвало.

— Безусловно, — согласилась Медь.

— Очень точно подмечено, — кивнул Афанарел.

— Так что давайте выпьем, — сказал аббат. — А потом я пойду искать Клода Леона.

— Может быть, нам стоит пойти с вами?

— Но… — Аббат замешкался. — А спать вы не собираетесь?

— Мы вообще очень редко спим, — пояснил археолог. — Когда спишь, столько времени теряешь даром!

— Верно, — согласился аббат. — Не понимаю даже, зачем я вам задал этот вопрос, поскольку сам я тоже никогда не сплю. Вообще говоря, мне даже немного обидно: я думал, я один такой. — Он помолчал. — Действительно, обидно. Но терпеть можно. Налейте-ка мне еще «Куэнтро».

— Прошу, — сказал археолог.

— Да… — произнес аббат, рассматривая ликер на свет, — это совсем другое дело. — И пригубил рюмку. — Это, по крайней мере, и во рту подержать приятно. Но после нефти даже и тут чувствуется привкус ослиной мочи. — Он выпил все до дна и пошмыгал носом. — Одно слово, гадость, — сказал он в заключение. — Так мне и надо! Нечего себе индульгенции все время выдавать!

— Плохой ликер? — удивился Афанарел.

— С ликером все в порядке, — сказал Иоанчик. — Только в нем всего сорок три градуса, и баста. Это вам не «Аркебуза» — там девяносто пять, и не чистый спирт. Когда я был священником в Сен-Филип-дю-Руль, я прихожан во время богослужений «Аркебузой» поил. Огненные были богослужения, черт побери!

— Что же вы там не остались? — поинтересовалась Медь.

— Это они меня оттуда выкинули, — вздохнул аббат. — Инспектором назначили. Все равно что уволили!

— Ну, теперь вы хотя бы имеете возможность мир повидать, — сказал Афанарел.

— Да, — согласился аббат. — И я этому очень рад. Пойдемте поищем Клода Леона.

— Пойдемте, — сказал Афанарел.

Медь поднялась с постели. Археолог протянул руку к фонарю и слегка притушил пламя, чтобы тот стал теперь ночником, после чего все трое покинули темную палатку.

XI

— Уже долго идем, — сказал Афанарел.

— Да? — удивился Иоанчик. — А я и не заметил. Воспарил мыслию… самой обычной, правда, о величии Господа и ничтожестве человека, оказавшегося в пустыне.

— Да, — сказала Медь. — Нового здесь действительно мало.

— Обычно у меня в мыслях совсем не то, что у моих сотоварищей, — продолжал Иоанчик. — Это и составляло прелесть моих воспарений и придавало им в то же время очень личный характер. Однако на этот раз я изобрел велосипед.

— Интересно, как это у вас получилось? — удивился Афанарел.

— Правда, интересно? — подхватил Иоанчик. — Раньше я и сам не понимал, за счет чего так получается, но теперь я просто играючи достигаю нужного эффекта: подумал о велосипеде — и готово.

— После ваших пояснений кажется, что это совсем несложно, — сказал Афанарел.

— Да, — подтвердил аббат, — но не стоит обольщаться, это всего лишь иллюзия. Что это там, впереди?

— Не вижу, — сказал Афанарел, пялясь вдаль.

— Человек какой-то, — сказала Медь.

— А… — сказал Иоанчик. — Может быть, это Леон?

— Вряд ли, — возразил Афанарел. — Я здесь утром проходил — тут ничего не было.

Беседуя таким образом, они тем временем приблизились к обсуждаемому объекту. Не слишком быстро, правда, ибо объект передвигался в том же направлении, что и они.

— Эй!.. — крикнул Афанарел.

— Эй!.. — отозвался голос Анжеля.

Объект остановился и оказался Анжелем. Через несколько мгновений они уже стояли рядом с ним.

— Здравствуйте, — сказал Афанарел. — Это Медь, а это аббат Иоанчик.

— Здравствуйте… — сказал Анжель.

Они пожали друг другу руки.

— Прогуливаетесь? — спросил Иоанчик. — Размышляете о смысле жизни, наверное?

— Да нет, — возразил Анжель. — Просто ушел из гостиницы.

— А куда вы направлялись? — спросил археолог.

— А никуда, — сказал Анжель. — Там у них все так ужасно скрипит…

— У них — это у кого? — спросил аббат. — Учтите, что-что, а тайны я хранить умею.

— Да я вам и так скажу, — усмехнулся Анжель. — Никакой тайны в этом нет. У Бирюзы с Анном.

— А! — воскликнул аббат. — Значит, они там…

— К тому же она не может при этом не кричать, — сказал Анжель. — Это ужасно. А я живу как раз в соседней комнате. Я просто больше не могу это выносить.

Медь подошла к Анжелю, обвила его шею руками и поцеловала.

— Пойдемте с нами, — позвала она. — Мы разыскиваем Клода Леона. Знаете, аббат Иоанчик очень забавный человек.

Желто-чернильную темноту ночи то тут, то там пронизывали тонкие пучки звездного света, падающего на Землю под самыми разными углами. Стоя в темноте, Анжель пытался разглядеть лицо девушки.

— Вы очень хорошая, — сказал он.

Аббат Иоанчик и Афанарел шли впереди.

— Нет, — возразила она. — Не такая уж я и хорошая. Хотите знать, как я выгляжу?

— Хочу.

— Возьмите зажигалку.

— У меня нет зажигалки.

— Тогда протяните руки. — Она немного отстранилась от него.

Анжель положил руки на ее прямые плечи, затем стал поднимать их вверх вдоль шеи. Его пальцы блуждали по ее щекам, нежно коснулись век ее закрытых глаз и исчезли в черных волосах.

— От вас исходит странный аромат, — сказал он.

— Да?

— Это запах пустыни.

Руки его вновь повисли вдоль тела.

— Но вы узнали только мое лицо… — запротестовала Медь.

Анжель ничего не ответил и продолжал стоять без движения. Она подошла к нему вплотную и снова обвила его шею обнаженными руками. Ее щека коснулась его щеки.

— Вы плакали, — прошептала она.

— Да, — пробормотал Анжель. Он так и стоял без движения.

— Вы плачете из-за женщины. Она того не стоит.

— Я плачу не из-за нее, — сказал Анжель. — А оттого, что знаю, какой она была и какой она станет. — Казалось, он вдруг очнулся от тяжелого сна. Он обнял Медь за талию. — Вы очень хорошая, — сказал он. — Пойдемте, догоним их.

Она высвободилась из его объятий и взяла его за руку. Спотыкаясь в темноте, они побежали по песчаной дюне. Медь смеялась.

Аббат Иоанчик только что объяснил Афанарелу, каким образом Клод Леон был отправлен в Экзопотамию.

— Понимаете, — говорил он, — такому человеку не место в тюрьме.

— Безусловно, — согласился Афанарел.

— Правда ведь? — оживился Иоанчик. — Его бы надо сразу на гильотину. Но, как говорится, у епископа всюду есть рука.

— Леону повезло.

— Но имейте в виду, это мало что меняет. Можно, конечно, считать, что отшельником быть даже забавно. Благодаря этому он сможет протянуть еще несколько лет.

— Вы о чем? — поинтересовалась Медь, которая услышала только последние слова аббата.

— О том, что через три-четыре года уединения человек обычно сходит с ума, — сказал аббат. — Потом идет и убивает первую попавшуюся девочку, с которой и познакомился-то только для того, чтоб ее изнасиловать.

— И это всегда именно так и кончается? — удивился Анжель.

— Всегда, — подтвердил Иоанчик. — Был только один случай, когда получилось иначе.

— Кто же это был? — спросил Афанарел.

— Один очень хороший человек, — сказал Иоанчик. — Святой, можно сказать. Это очень длинная, но в высшей степени поучительная история.

— Расскажите… — настойчиво проговорила Медь и умоляюще посмотрела на него.

— Нет, — сказал аббат. — Это невозможно. Слишком долго рассказывать. Скажу лишь о том, как все это кончилось. Шел он, значит, шел, и первая попавшаяся ему на пути девочка…