Пленных не брать! - Виктор Бурцев

– Черт... Далеконько же мы забрались, если так. Выстрел далеко был слышен?

– Нет, я услыхал, уже когда бежал, там, в доте, вряд ли.

– Так. Хорошо, идем, посмотрим на ваш дот. – Станислав Федорович в последний раз оглянулся на мертвого финна, лежавшего разбросав руки, и поспешил за Чибисовым.

Небольшая команда Воскобойникова залегла среди низеньких елей так, что со стороны дота засыпанных снегом красноармейцев никак нельзя было заметить, а вот сам дот был виден как на ладони. Это оказался один из старых бетонно-каменных казематов, предок более поздних дорогих «миллионеров», один кубометр строительства которых обходился Финляндии в сто марок. Установлен он был в безусловно удачном месте – прикрывал большую плоскую лощину, практически безлесную, которая спускалась далее к реке. Посередине лощину перекрывали заваленные снегом проволочные заграждения.

– Как думаете, товарищ полковой комиссар, чего они тут? – неопределенно спросил политрук, когда Воскобойников подполз к нему, стараясь не задеть еловые лапы и не обрушить снежные шапки. До дота – метров сто, еще услышат или увидят...

– В смысле?

– Ну... Доты ж в линию стоят.

– Этот, судя по всему, одиночный, прикрывает подход с реки, важное направление. Хотя черт их знает, может, дальше еще есть... шуметь не надо бы нам, вот что. Понабегут на стрельбу...

Но по глазам политрука Воскобойников видел, что тому не терпится полезть в драку и, чем черт не шутит, захватить дот. Погреться у печурки и поесть горячего был не прочь и сам Воскобойников, но дот есть дот... Хотя финн здесь непуганый, дремлют небось в тепле... Вон и дымок поднимается, печку топят, сволочи. Варят что-нибудь...

– Что думаете, политрук?

– Я, товарищ полковой комиссар, понимаю так: вон там, в амбразуре, у него станковый «максим», нам так объясняли. С той стороны лезть, конечно, не стоит.

– Потому что лезть если и стоит, то через дверь, – закончил за него Воскобойников. – Кстати, вместо пулемета там может и пушка стоять, мнится мне, что именно против бронетанковой техники этот дот здесь поставлен, больно лощинка удобная... Ладно, политрук. Мы шестеро обходим эту хатку сзади, а вы, товарищи младшие командиры, остаетесь наблюдать, что будут делать финны. Попробуем к ним в гости зайти. Хотя... постойте. Есть у меня одна идея.

...Воскобойников шел к доту, спокойно, неторопливо, с ленивой аккуратностью опуская ноги в снег и столь же аккуратно вытаскивая их. Полушубок он вывернул наизнанку, шапку вовсе оставил, взятый у Каримова автомат закинул за спину, а сам невозмутимо дымил взятой у мертвого финна трубкой.

Понятно, что рисковать подобным образом полковой комиссар не мог, не имел права. Но после того как он чудом выбрался из давешней каши, можно было и рискнуть.

Из дота вышел финский солдат, маленький, сутулый, и с удивлением уставился на незнакомца. Постоял, что-то крикнул. Воскобойников вынул изо рта дымящуюся трубку и приветственно помахал ему. Финн, казалось, удовлетворился этим и принялся озираться вокруг – не идет ли еще кто.

Воскобойников всё так же медленно шел вперед, зная, что из-под елей за ним наблюдают готовые открыть огонь спутники. Но если придется стрелять – значит, финны спрячутся в доте, а тогда поди открой эту консервную банку... А если еще и подкрепление на выстрелы набежит, и подавно невесть что придется делать.

Поэтому Воскобойников продолжал идти. Остановился, с озабоченным видом попыхал трубкой, которая и в самом деле приугасла... Табак у финна-покойничка, кстати, оказался шибко крепок.

– Ну что ж он... – прошептал политрук.

– Умный товарищ командир, – убежденно сказал Каримов. – Правильно делает.

Торчавший возле входа в дот финн уже устал от зрелища бредущего по колено в снегу охотника – именно за него он принял Воскобойникова и ожидал, что тот идет попросить или табаку, или сахару, или просто поинтересоваться, что творится. В здешних местах водились такие лесовики, что могли и не знать о войне, вот и взволновался небось, когда артиллерию-то заслышал.

Когда Воскобойников подошел совсем близко, шагов на пять, что-то насторожило финского солдата. То ли нетипичное для местных лицо, еще совсем недавно гладко выбритое, то ли аккуратная стрижка, то ли... Черт его ведает, что насторожило финна, только он сделал шаг к входу, к бронированной двери, и открыл рот, потому Воскобойникову ничего не осталось, как стрелять.

Правую руку с «браунингом» он держал в кармане и выстрелил прямо сквозь полушубок. Финн еще заваливался на спину, а Воскобойников уже метнулся к дверному проему, который не должен был закрыться. Комиссар не мог допустить, чтобы дот задраили изнутри.

Кто-то суматошно заорал внутри, но Воскобойников пару раз выстрелил во тьму. От леса бежали красноармейцы во главе с политруком, но Воскобойников не стал их дожидаться – вбежал в душный полумрак, наугад выстрелил еще раз.

Если бы это был огромный «миллионер», они попросту заблудились бы в лабиринтах комнат и переходов. Собственно, в «миллионере» сидело бы до полусотни человек, драться с которыми означало непременно погибнуть. Но этот дот был маленький, простой – жилое помещение с двухъярусными нарами (выстрел, выстрел, прямо по сонным кулям на них), бронеколпак со шведским «бофорсом», рация (выстрел, человек в наушниках падает, удар ногой по мигающему огоньками металлическому ящику), тарахтящий бензиновый движок, тень в углу (выстрел! снова выстрел!).

Короткая очередь из «суоми» отшвырнула к стене совсем молодого финна, потянувшегося к стойке с винтовками.

Всё кончилось неожиданно быстро, в воздухе пахло пороховой гарью, в ушах позванивало – всё же вредно палить под железобетонным потолком, среди таких же стен, как в коробке, звуки резонируют...

– Не успел помощь позвать, – хмыкнул политрук, кивая на убитого радиста. Руки его заметно подрагивали.

– Сколько их? – сипло спросил Воскобойников. После рывка, на который организм, казалось, истратил все свои силы, и у него ноги противно дрожали, под одеждой выступила липкая испарина. Он не стал жеманничать и сел на табурет возле рации. Еще завалиться тут не хватало... Или наблевать – тошнило, к горлу подкатывал тяжелый липкий ком.

– Трое спали, один на улице, радист, еще один вот он... Шестеро?

– Маловато.

– Может, неполный состав или пошли куда-то, – предположил Чибисов.

– Вы дверь прикройте там, – сказал Воскобойников. Направление тут в самом деле второстепенное, может, и в самом деле состав был неполный. Но мало ли...

Задраив вход, они сложили мертвых финнов к стене – не стоило выволакивать их наружу, даже того, что Воскобойников убил у входа, затащили внутрь. И тут обнаружился еще один обитатель дота. Он вышел на свет божий сам, подняв руки. Мужичок лет сорока, с заметным брюшком, с трясущимися от страха отвислыми щеками, седоватый...

– Не стреляйте, господа русские, – взмолился он. На чистом русском языке, практически без акцента.

– Опа! – сказал политрук. – Это еще кто?

– Опа... Куриная жопа! Саданул бы он сейчас нам в спину из автомата, было бы тебе «кто».

Воскобойников злобно сплюнул – в самом деле, то, что финн так перепугался, было счастливой случайностью, мог бы и погеройствовать. И полегли бы все, как куропатки, а финну медаль бы дали.

– Я лежал наверху, на нарах, – сказал финн опять же по-русски, прищелкивая от ужаса зубами, приседая. – Не убивайте меня, пожалуйста!

– Откуда русский знаешь? – спросил Воскобойников беззлобно.

– В Финляндии много кто знает русский. Я долго жил в Санкт... в Ленинграде, еще маленький. В Петрозаводске потом жил.

– Садись, маленький. Это всё? Больше никого нет? – Воскобойников указал на мертвецов у стены.

Финн покосился туда, передернулся.

– Нет, господин офицер. Двое ушли в деревню.

– А ты кто? Как звать?

– Юкки Керьялайнен, господин офицер. Я резервист, господин офицер. Меня совсем недавно призвали, я на хуторе жил, у меня свой хутор... маленький совсем. Я не помещик, не имел работников! Всё сам, всё сам!

– Местный?

– Нет, господин офицер, из-под Ювяскюля.

– Говоришь, батраков держишь?

– Батраков? О, я понял, господин офицер! Я не капиталист, я работал сам – жена, дети, брат... Никаких работников, нет батраков! Я не хочу воевать.

– А что же ты тут делал?

– Топил печку, – с невесть откуда появившимся достоинством сказал Керьялайнен. – Готовил кушать. Рубил дрова для печки, носил воду...

– А кто старший?

– Вот, вянрикки Мякеля.

Керьялайнен показал пальцем на молодого, которого убил Каримов, когда тот тянулся к винтовке. Только сейчас Воскобойников заметил на ремне убитого кобуру, потянулся, расстегнул ремень, снял его с трупа и положил на низенький дощатый стол.

– Не надо меня убивать, – сказал Керьялайнен. Он вроде бы уже не боялся, видать, сообразил, что, если бы русским надобно было его убить, давно бы убили.