Пленных не брать! - Виктор Бурцев

Стало быть, здесь. Пока сто двадцать вторая стрелковая дивизия будет идти южнее, на Кемиярви и Рованиеми, «слабосильная команда» отправится в эту деревеньку, где, скорее всего, не встретит почти никакого сопротивления. Главное – дойти. В том, что сто двадцать вторая стрелковая создаст нужный антураж, Станислав Федорович не сомневался.

Воскобойников не знал лишь одного – подобные пакеты получили от Мехлиса еще трое людей со знаками различия политработников, и красными кружками на их картах были обозначены совсем другие цели: у одного – Суомуссалми, у другого – неприметная деревня западнее Нурмеса, у третьего – точно такая же на берегу озера Сайма. Хотя если бы полковой комиссар и знал об этом, вряд ли что-то изменилось бы – все четыре цели были абсолютно равноценны, потому что никто не знал, какая из них – та самая.

Даже Лев Захарович Мехлис.

Даже Иосиф Виссарионович Сталин.

– Партией вам поручено выполнить особое задание, – сказал Воскобойников, глядя на облепленную снегом огромную ель напротив. – Важнейшее задание, совершенно секретное. Подлое нападение финских фашистов-белогвардейцев – это странное сочетание родилось в мозгу Воскобойникова совершенно случайно, и он нашел его удачным – развязало нам руки. Нам не нужно ни пяди чужой земли! Советская страна никогда не была агрессором, захватчиком, но сегодня мы вынуждены защищаться, и наша задача – разгромить шюцкоров, отбросить их полчища от города Ленина, от нашей родной земли! Говорю откровенно, товарищи красноармейцы: задание трудное, и если кто-то по состоянию здоровья чувствует, что не сможет идти, станет обузой для товарищей, – скажите смело, это не стыдно, это важно для дела.

Строй молчал.

– Нет таких? Ну, слава богу. Старший кто будет?

– Вот, Станислав Федорович, лейтенант Буренин, – представил Дорохов.

– Буренин? Не родственник Буренину, что учебник писал? При царизме еще?

– Да нет вроде, – улыбнувшись, сказал Дорохов.

– Пускай еще раз проверит, всё ли готово, и через сорок минут выходим. Остальные инструкции по дороге.

Буренин оказался человеком толковым, хотя и довольно угрюмым, вовсе не похож был на описанных не столь давно Задвигиным молодых лейтенантов, которые «смешались с красноармейцами». Как ни странно, он и в самом деле приходился дальним родственником автору гимназического учебника, о чем поведал Воскобойникову с некоторой гордостью.

– Что ж сами по научной линии не пошли, товарищ лейтенант? – спросил Воскобойников.

Они шагали рядом по узкой тропе, еле заметной среди сугробов и наполовину занесенной уже снегом.

– Пустое, товарищ полковой комиссар, – буркнул Буренин.

Воскобойников понял, что собеседник из лейтенанта при всех его положительных качествах неважный, нашел в кармане толстый кубик шоколада и сунул в рот. Мороз поутих, но всё равно щипал за лицо основательно.

На юге было тихо – ни тебе канонады, ни трескотни пулеметной, которая по лесу разносится обычно очень далеко. Сто двадцать вторая стрелковая дивизия, похоже, еще не вступила в игру, не начала свой отвлекающий маневр... Насколько Воскобойников помнил, здесь у финнов не было никаких серьезных соединений, только части Корпуса охраны границы и шюцкор, так что с продвижением серьезных проблем быть явно не должно. Финны вообще представлялись ему вояками хилыми, не имеющими боевого опыта, к тому же слабо вооруженными различными отбросами европейской военной мысли. По крайней мере инструктировали Станислава Федоровича исходя именно из таких оснований.

Перед уходом Воскобойников прочел речь Молотова по радио, опубликованную «Известиями». Всё правильно, так и должно было случиться. Артиллерийский обстрел, провокация... Чистой воды материализм, вот только ради чего всё это? Операция «Фьорд» к материализму как таковому имела отношение весьма отдаленное. Воскобойников, собственно говоря, с самого начала относился к операции с нескольким недоверием, но размах ее не мог не вдохновить, потому и пришлось поверить. Пришлось. Просто так, сдуру, войны не начинают. Да и про город Ленина тоже правда, нельзя иметь врага так близко. Нельзя. Не по-военному это.

– Слышите – гудит, – сказал кто-то из красноармейцев.

– ну как бомбить станут? – отозвался другой.

– Чего тут бомбить, нас-то не видно, – сказал рассудительный боец, фамилию которого Воскобойников запомнил: Дубов.

В самом деле, лес накрыл равномерный гул, между ветвями, очень высоко, прошли бомбардировщики СБ с красными звездами на крыльях. Рядом вертелись юркие «И-16».

– Холодно им там, наверху-то... – сказал усатый красноармеец.

– Щас дадут финну копоти, – предсказал Дубов.

Но случилось не совсем так.

10

Один черт ведает, как «слабосильная команда» Воскобойникова наткнулась на одно из подразделений сто двадцать второй стрелковой, отклонившееся к северу после боев с финскими лыжными батальонами, кишмя кишевшими в лесу. Случилось это на четвертый день пути. Ночевали в снежных ямах, расстилая на дне плащ-палатки и сверху закапываясь снегом, – теплая ватная одежда не позволяла замерзнуть, главное было, чтобы часовой утром нашел и разбудил всех, под снегом-то не видать... Понятное дело, никаких обогревательных пунктов в пути не имелось, питались всухомятку, консервами и галетами. На юге бухало всё ближе, и Воскобойников правильно рассудил, что сто двадцать вторая дивизия понемногу приближается к своей цели и, может быть, даже взяла уже Саллу.

Но он никак не ожидал, что маленький отряд разведки, высланный им вперед, столкнется вначале с танкистами сто двадцать второй дивизии и тут же попадет вместе с ними в засаду, устроенную финнами. Кто в чем был виноват – разбираться времени не было. Спустя несколько минут всё смешалось, скрылось в огне и дыму, Воскобойников сразу же потерял из виду лейтенанта Буренина и не мог уже разобрать, где его «слабосильные» и где – красноармейцы из так неудачно встреченной сто двадцать второй.

– Мужики, скорее! – истошно кричал кто-то из-под засыпанных снегом еловых лап.

Слева неуклюже разворачивавшийся в снежной каше танк исчез в облаке дыма, потом появился снова, но уже без башни, которую отшвырнуло метров на десять. «Двадцать-шестерка» продолжала по инерции двигаться вперед, пока не уткнулась в сосну– водитель или погиб, или был оглушен.

Второй танк проскочил мимо подбитого, на ходу огрызнулся выстрелом, остановился. Наверное, он хотел снять с поврежденной машины экипаж, но это решение явно предугадали финские артиллеристы. Откуда взялись в лесу противотанковые орудия, недоумевающий Воскобойников так и не понял – позже предположил, что их таскали на специальных лыжах и били по танкам прямо в упор, с нескольких метров...

– ... твою мать! – крякнул кто-то рядом с Воскобойниковым, когда второй танк загорелся.

Он оглянулся – это оказался бугай-помкомвзвода с большим, во всю щеку, кровоподтеком.

– На смерть! На смерть гонят! – завопил тонколицый красноармеец, вскидывая руки, и сейчас же помкомвзвода двинул ему в морду – коротко, без замаха. Хрюкнув, красноармеец осел в снег, закрывая ладонями лицо.

– Сволочь. Не ори, – тускло сказал помкомвзвода.

Заметив, что невесть откуда взявшийся незнакомый полковой комиссар смотрит на него, он сплюнул, словно показывая, что врезал паникеру вовсе не для показухи перед начальством, а по делу, и побежал прочь. Тонколицый лежал лицом вниз, снег под ним кровянился.

Воскобойников подхватил из рук другого, лежавшего навзничь и, без сомнения, мертвого красноармейца с разбитой головой финский автомат «суоми» (где он успел его взять?!) и бросился в овражек, смахивая с еловых лап груды снега. Словно на экране кинопроектора, маячил перед глазами фрагмент старого совещания, года тридцать пятого, – специалист из комиссии по пехотному оружию вертит вот такой же «суоми», новенький, и говорит о вынесенном комиссией решении – оружие полицейское, для боевых действий войск непригодное, конструирование и производство подобных автоматов сочтено делом нецелесообразным... По башке бы тебе этим полицейским оружием, сволота, злобно подумал Воскобойников, не в силах выбросить из памяти сытенькое, добродушное лицо специалиста по пехотному оружию.

В овражек он полез напрасно: тут же провалился почти по грудь в снег, забился, завозил руками, едва не потерял автомат, испугался, словно снег был водой и автомат безвозвратно пошел бы на дно. Засуетился еще сильнее, нащупал в крупитчатом снегу ремень, поволок – слава богу, вот он, «суоми».

– Товарищ командир! Товарищ командир! – Воскобойников оглянулся – на него смотрел узкоглазенький красноармеец с непокрытой бритой головой, видно, посеял шапку. Красноармеец держался за толстый ствол какого-то голого по зиме дерева, и Воскобойников с ужасом подумал, что он видел, как полковой комиссар бился в панике, утопая в снегу... Но сейчас красноармеец тянул к нему руку, и Воскобойников, перекинув автомат в левую, с благодарностью ухватился за нее.