Металл Армагеддона. Жизнь в обмен на смерть. - Александр Голодный

– Трое суток. Именно поэтому применяются особые меры безопасности. Одержимые отличаются крайне высокой скоростью реакции, невероятными подвижностью и живучестью. Те, с кем они соприкасаются напрямую, в физическом контакте, заражаются тоже. С целью недопущения разработаны специальные мероприятия. Их сейчас и будем отрабатывать.

Обращаясь к моему куратору:

– Товарищ капитан, выдайте макеты.

– Есть.

Константин вытащил из темно-синего длинного чехла имитацию нашего вооружения, раздал, вернулся на место.

– Охрана, занять позиции.

Парни грамотно рассредотачиваются по залу. Наверняка тут будут сделаны укрытия. И поставлены автоматические огневые точки. Возможно, и огнеметные, в качестве последнего аргумента.

– Товарищи офицеры, пожалуйста, идите от стены, от начерченного контура и внимательно следите за командами.

Выполняем. За шаг от полосы раздается громкое: «На месте!». Где-то установлена мощная акустика. Замираем.

– Оружие на землю.

Аккуратно складываем стволы и ножи.

– Два шага вперед.

Теперь мы точно между полосами.

– Рюкзаки и принесенные предметы.

Ты смотри, в нас верят.

Наклонившись, изображаем выполнение.

– Шаг вперед. Расстегнуть, распахнуть куртки, повернуться.

Ахмет комментирует:

– Здесь нас осветят дополнительными прожекторами.

Высказываю догадку:

– «Солнечными»?

– Да.

Продемонстрировав отсутствие скрытого оружия (и демонов под полами курток), видим, как часть охраны быстро и грамотно меняет позиции. Теперь они расположены только с одной стороны.

– Вперед, на выход.

Следуем обратной дорогой. Если нам не поверят относительно отсутствия оружия, то в стенах можно разместить массу контрольной аппаратуры. Сто процентов, так и сделано.

Вот уже фойе.

– На месте. По команде выдвинуться и занять места в своей части салона.

Двери распахиваются. Наш фургон стоит вплотную, лесенка опущена, вход гостеприимно открыт.

– Вперед.

Проходим. Оказывается, вбок не выскочить – вплотную к стене и борту машины смонтирована решетчатая конструкция. Вниз не уйти – мешает лестница. Небо тоже, соответственно, в клеточку. Садимся в кресла, лязгают автоматически закрывающиеся решетчатые двери. В отсеке охраны появляются три парня. Тесновато им там будет. Да еще и со стволами наготове.

Тренаж «взлет-посадка» с переходами в зал проходит еще три раза. На четвертый, взглянув на часы, Илья Юрьевич замечает:

– По расчетам ученых завтра, точно в это время.

Подумав:

– Александр Владимирович, вы не могли бы взглянуть на стену? Особенным взглядом?

Понимаю, о чем идет речь.

– Слушаюсь.

Стена, как стена. Кирпичи, швы строительного раствора, щербинки, тени. Тени.

– Мел!

Команда выполняется молниеносно. Перехватив гонца, Ахмет сам кладет мне в протянутую руку белый брусочек. Рисую. Черные следы проявляются в стороне от выполненного до нашего прибытия контура. Обвожу их по периметру.

Немного задерживаюсь на верхней части. Неправильная она какая-то, тремя зубцами. Ну, как в анекдоте: что вижу, то и пою. Заканчиваю работу, гашу глаза, разворачиваюсь. По лицу генерал-полковника понимаю – оно. Подойдя, он достает из внутреннего кармана пальто черно-белую фотографию, сверяется, демонстрирует нам.

На снимке эта же стена, только, как понимаю, сорок с лишним лет назад. Пятно черного тумана образует ту самую фигуру, что начертил я.

М-да, комментарии излишни.

Поездка назад проходит в молчании, под тихое бормотание телевизора. Слазив в холодильник, Кемаль раздал по бутылочке сока. Абрикосовый, с мякотью. Приятно.

Прибыв назад в исследовательский центр, машина сдает задним ходом, останавливается. Охрана выходит. Снаружи раздаются металлические постукивания по корпусу. Монтируют заграждение. Лязг замков, решетки открываются.

– К машине.

Что-то я этот вход не помню. Ну, сейчас посмотрим.

– Вперед.

Система тамбуров, короткий коридор, две закрытые и три распахнутые двери. На вид обычные, но торец выдает – металл. Понятно, изолятор с одиночными камерами по числу персон. Захожу в крайний, дверь за спиной закрывается автоматически.

Небольшое помещение без окон. Сразу напрашивается ассоциация с психушкой – стены, пол, потолок обиты мягким материалом. Очко в углу под резиновой, судя по виду, крышкой. Небольшой закрытый лючок на стене. Скорее всего что-то типа микролифта – доставлять продукты питания и средства гигиены. Закрытые толстенным матовым стеклом, дающие мягкий свет, встроенные в потолок лампы. Осматриваясь, ищу саму собой напрашивающуюся вещь. Странно, отсутствует.

Вход открывается, из невидимых динамиков раздается голос Ильи Юрьевича:

– Тренировка закончена, товарищи офицеры. Выходите.

Вчетвером стоим во дворе, дышим свежим морозным воздухом. В отдалении замер «мерседес» генерал-полковника.

– Как оцениваете меры безопасности?

Вопрос вроде задан всем, но понимаю, что отвечать надо мне.

– Продумано. Разве что… охрана не начнет стрелять, увидев мои глаза?

– Нет, Александр Владимирович. Они предупреждены.

Чувствуя некоторую недоговоренность, высказываю догадку:

– Просмотрели специальные видеоматериалы…

Генерал нейтральным голосом интересуется:

– Вы и скрытые камеры засекаете, Александр Владимирович?

– Нет. Просто догадался.

– Понятно. Кстати, что вы там искали в изоляторе?

Усмехаюсь:

– Смирительную рубашку.

Кемаль фыркает. Улыбнувшись, Илья Юрьевич шутит:

– Опыт показывает: против спецназа бесполезна.

Улыбнулись и мы. Подумав, начальник добавляет:

– Завтра с утра вам предоставят материалы по вышедшим. Отчеты и протоколы. Изучите сами, но выскажу свое мнение. Главная беда боевых групп была в том, что они оказывались почти слепы, видели, в лучшем случае, половину опасностей. Да и те замечали уже поздно. Ваш взгляд, Александр Владимирович, дает группе огромное преимущество. Это не учитывая способность бороться с нечистью собственно этим же взглядом. Вышибайте тех, кто избежит пуль напарников.

– Ясно.

– Все, инструктаж закончен. Завтра после обеда даю два часа дополнительного отдыха. Потом начало операции.

Дружно отвечаем:

– Есть.

Пожав на прощание руки, генерал-полковник убыл.

Разворачиваемся, идем к входу в корпус. Навстречу нам решительно шагает невысокая фигурка. Дубленка, круглая норковая шапочка-кубанка… Лариса. С очень строгим лицом.

Ахмет негромко комментирует:

– Сейчас кого-то будут иметь.

Кемаль подхватывает:

– Я даже знаю кого.

Командир резюмирует:

– И совершенно справедливо, между прочим.

Хотел я им ответить… Но не успел.

– Почему. Мне. Никто ничего не сказал?

Суровое начало. Подхожу вплотную, предолевая недолгое сопротивление, прижимаю любимую женщину к груди. Нежно глядя в теряющие остатки возмущения глаза, кротко отвечаю:

– Ларочка, я не хотел тебя расстраивать.

И целую.

***

Вчетвером поужинав, еще сидим за столиком, беседуя.

– Лори, вообще не понимаю твоих переживаний. Сходили, как на пикник, развеялись. Увидели рыбу-мутанта, покатались на водной горке, клад, опять же, нашли. А какие там пещеры!

Ахмету только «Спокойной ночи, малыши» вести. Но Ларису таким повествованием убедить затруднительно:

– Ага. С бандитами пообщались…

– А что?

Кемаль рассматривает свою ладонь, сжимает во впечатляющего размера кулак:

– Тоже полезно. Очистишь землю от такой нечисти – и чувствуешь себя… Человеком, в общем, чувствуешь.

– Мальчики, вас послушаешь – детский сад вывели на прогулку в парк аттракционов.

– Да так, в общем-то, и было. Чистый Дисней-ленд.

Усмехаясь, вношу свою лепту:

– Лара, вот, положа руку на сердце: неужели ты думаешь, что с нами что-то может случиться?

Разум борется с чувствами.

– Но их было четверо. А если бы они оказались вооружены?

– Лори, в три ножа мы их сделали за две секунды. Могли перестрелять, как в тире.

Кемаль поддерживает:

– А могли и просто порвать. Голыми руками.

Взгляд женщины останавливается на мне. Ахмет понимает:

– Искандер был быстрее всех. Как гепард, как молния. Мы так, больше страховали. Он один мог их всех.

Тихий вздох подтверждает – мужские аргументы победили.

Уже ночью, положив голову на мое плечо, Лара сказала:

– Я говорила с этой девочкой. Не помнит вообще ничего. Кое-что ей рассказали, но поверить до конца она так и не смогла.

Понимаю намек:

– Я удалил память о происшедшем.

– Как? Саша, как можно полностью стереть кусок жизни, не тронув все остальное?

Пытаюсь сформулировать, но наталкиваюсь на отсутствие правильных определений, способных передать процесс.

– Лара, это очень сложно объяснить. По большому счету, это делал не я, а часть сознания. Ее инструменты – лед и огонь. Только не на материальном уровне. Это, наверное, такие поля…