Убийства в поместье Лонгер. Когда я в последний раз умирала - Глэдис Митчелл

время на тех, что висят над стойкой, с моими, и они расходились на десять минут, а я своим верю.

Привычка часов в подобных заведениях спешить на десять-пятнадцать минут была хорошо известна как инспектору, так и сержанту.

— Ну, у моих часов светящийся циферблат, — продолжил Кост, — и я подумал, что вечер приятный и можно и прогуляться, ага. Я двигался в другую сторону, к Варлок-Хилл, примерно четверть часа, поскольку, когда глянул на часы, увидел без пяти десять. Потом я вернулся и пошел быстро… можно подсчитать… четверть часа обратно до паба, и от паба до ворот около шести минут обычным шагом, и от ворот до парка, чтобы посмотреть, откуда там шум… И я прихожу к заключению, что в десять-пятнадцать минут одиннадцатого я нашел этого мужика Хобсона. Что и следовало доказать, ага. — И он победно улыбнулся.

— Возможно, что и ага. — Инспектор повернулся, чтобы уходить. — Но не исключено, что и нет, — добавил он сержанту, когда они вернулись в дом. — Зацепило вас что-нибудь в этой его байке?

— Ну, — сержант изобразил могучую работу мысли, — Хобсона мог убить кто-то на дороге и притащить сюда.

— А откуда тогда кровь в пруду в парке? Почему нет крови на дорожке? И к чему, черт подери, все остальные уловки? Почему бы просто не убить его и не оставить на месте? Зачем привязывать к статуе и бросать в пруд? И еще кое-что. Как преступник перетащил тело на такое расстояние? Размышляя над этим, я чувствую себя уставшим и глупым, и меня начинает тошнить. Понятно, что если верить моим предположениям, то мы можем исключить деревенских жителей. Даже если среди них и найдется какой-то подозреваемый, о котором мы пока не знаем, я стану допрашивать его лишь потому, что обязан, а не потому, что верю в его виновность.

— Считаете, что убийство совершил городской тип, сэр?

— Да. А кроме того, некто из этого дома.

— А что насчет Коста? Он иностранец, вы знаете.

— Да, — сказал инспектор, не обращая внимания на распространенное английское мнение, будто все иностранцы либо безумцы, либо преступники, либо то и другое, — но мотив?

— Ну следует ли вообще заморачиваться с этим мотивом, мистер Блоксхэм? — воскликнул сержант. — Вы же видите, сэр, все идет к тому, что мы не нашли никого с мотивом, кроме той несчастной дамочки в деревне, бедной женщины. И, как вы сами сказали, у нее не хватило бы ни мозгов, ни пороху. — Он сделал паузу, поскольку новая идея поразила его: — Может, кто-нибудь ей помог! Все дело, сэр, намного легче для двоих, чем для одного.

Инспектор Блоксхэм кивнул:

— Эту мысль я сам обдумываю уже несколько часов. Мы снова отправимся к миссис Хобсон, когда я закончу тут. И тот молодой Энтони особенно меня не впечатлил. А также остается факт, что это его дом и он должен знать Хобсона лучше, чем другие.

— Грязные дела между ним и миссис Хобсон, — заметил сержант. — Ну, прежде она выглядела не так плохо, я бы сказал. И более странные вещи случались и будут случаться, пока человеческая природа останется такой же, какова она сейчас, сэр.

Эта философская ремарка прозвучала в тот момент, когда они прошли через калитку парка и начали подниматься к дому.

— Итак, инспектор, — поинтересовалась встретившая их мисс Кэддик, — вы уже арестовали преступника? Я так надеюсь, что вскоре мы сможем вздохнуть спокойно, избавиться от неуверенности и страха. Должна заявить, что не лягу в кровать сегодня вечером. Я все больше и больше нервничаю по мере того, как время идет.

— Ничего, мисс Кэддик, — отозвался инспектор, — уверен, вы скоро успокоитесь. Единственная подозреваемая на данный момент — миссис Хобсон, но мы думаем, что расследуем преступление быстро. Могу я поговорить с мисс Амарис Кауз?

— Но инспектор! — Мисс Кэддик всплеснула руками, изображая ужас и непонимание. — Она ничего не знает об этом чудовищном происшествии! Мисс Кауз приехала сюда около четырех часов утра! Ночным поездом! Разве современные молодые женщины не удивительны?

— Разумеется, — ответил инспектор, следуя за ней в столовую и усаживаясь в кресло.

Амарис Кауз, видимо, оторвали от огородных дел: на ней были бриджи, краги, огромные бесформенные перчатки, даже скорее рукавицы, у которых имелось отделение для большого пальца и нечто вроде мешка для остальных; очень грязные ботинки, взятые взаймы у Клайва Браун-Дженкинса, поскольку ее брат носил размер меньше, чем она, а также плащ, пропахший собаками, который использовал на псарне Тимон Энтони.

Амарис Кауз присела на край стула и внимательно посмотрела на инспектора.

— Да, я действительно приехала ночным поездом. Он прибыл в Макит-Лонгер около трех часов, — сказала она. — Смотритель на станции наверняка помнит меня. Он заявил, что я еду зайцем и должна заплатить за билет.

— И… что вы ответили?

— Ничего. Я никогда не трачу слов зря. Я оттолкнула его с дороги и отправилась сюда.

— Ясно.

— Я обязана донести, любезный, о нарушении субординации с вашей стороны, — добавила Амарис, мрачно разглядывая сержанта. — Вы ухмыляетесь в адрес вышестоящего офицера.

— И вы не знаете… вы не имели знакомства с вышеупомянутым Хобсоном до того, как приехать сюда? — поинтересовался инспектор.

Амарис Кауз рассмеялась:

— Полагаю, вы именно о таких вещах и должны людей расспрашивать. Это может быть скучно — пробовать раз за разом. Нет, я