Десять сигм и другие невероятные истории - Пол Мелкоу

Но ей нужно…

Достигнув консенсуса, мы направились к сцене.

В тот вечер на ферму возвращались только мы и Матушка Рэдд.

— Я хотела бы помочь, — сказала Меда, когда мы забрались в автобус.

— Доктор Томасин делает все, что требуется в таких случаях.

— Ладно.

Похоже, от нее не ускользнуло наше мрачное настроение, особенно мое. Я мучилась угрызениями совести из-за того, что мы не бросились на помощь Кэндис. Да, у нее скверный характер, но она наш друг и переживает трудный период. Никакая награда не компенсирует страданий друга.

Она нам не друг.

Я повернулась к Мануэлю и дала волю гневу. Он отпрянул, затем призвал к консенсусу.

Даже если и не друг — ей все равно была нужна наша помощь, передала я.

Я швырнула в него своей наградной ленточкой, промахнулась, и ленточка упала на пол где-то впереди автобуса. Матушка Рэдд посмотрела на ленточку, потом перевела взгляд на нас, но мне было наплевать — даже когда Стром выплеснул в воздух феромоны смущения.

Во всем зале не нашлось ни одного человека, кто пришел бы ей на помощь. Ни одного. Это должны были сделать мы.

Запах смущения усилился — теперь он исходил от Мануэля и остальных.

Она испугалась. И убежала, потому что никто ей не помог. А теперь она вообще неизвестно где!

Наконец они признали мою правоту. Остаток пути до фермы мы не проронили ни слова.

Войдя в дом, мы обнаружили в электронной почте счет за услуги такси.

— Она тут. Взяла такси, — сообщила Меда.

Мы заглянули в ее комнату, обыскали весь дом — Кэндис нигде не было. Потом проверили сарай и лабораторию. Матушка Рэдд позвонила доктору Томасину, а мы побежали к озеру, но остановились, услышав громкое кряканье утят Строма, которые требовали, чтобы их выпустили из клетки. Получив свободу, птенцы торопливо заковыляли в сторону озера.

— Куда это они?

— Наверное, они больше не считают Строма матерью. На озере Кэндис тоже не было. Мы стояли и смотрели в разные стороны, пытаясь отыскать хоть какой-то след Кэндис, угадать, где она может прятаться. Надеюсь, с ней ничего не случилось.

— Смотрите!

Из леса выходила утиная стая — наши утки, все до единой.

— Что они делают?

Утята доковыляли до нас и сгрудились у наших ног.

— О боже, теперь все они привязались к нам. Птенцы закрякали, причем не по отдельности, а в унисон: с паузами, в постепенно убыстряющемся ритме.

Потом повернулись и зашагали в сторону леса. Мы последовали за ними.

Кластер из целой стаи?

Мы пробирались сквозь кустарник, стараясь не отставать от цепочки маленьких пушистых комочков. Сквозь заросли утята пробирались быстрее, чем мы.

Деревья расступились, и впереди показалась поляна. На земле лежала Кэндис.

— Нет!

Все семеро были бледными и липкими от пота, часто и неглубоко дышали.

Смотрите, как ввалились щеки.

И кожа как папиросная бумага! На висках просвечивала синяя паутинка вен.

Пока мы осматривали Кэндис, утята сгрудились вокруг нас.

Мы отыскали более легкую дорогу и отнесли всех семерых на ферму — в три приема, два раза по три девочки и мальчика последним. Очень не хотелось разлучать их, но Кэндис все равно отключилась, а нам нужно было как-то доставить ее домой.

— Боже мой! — завидев нас, всполошилась Матушка Рэдд и велела нести Кэндис в лабораторию. Профессиональные интонации в ее голосе нас немного смутили; мы вспомнили, что в бытность квартетом Матушка Рэдд работала врачом. Оставшееся трио специализировалось на экологии. Думаю, она не забыла медицину, хоть и лишилась четверти самой себя. — Кладите ее на стол. Принесите остальных.

Когда мы вернулись со следующей троицей, Матушка Рэдд уже приступила к обследованию: уровень гормонов, анализ крови, генная карта. Когда мы принесли последнего из семерки, Матушка Рэдд разговаривала по видеофону с доктором Томасином.

— В генной карте отклонения от нормы. Похоже, она ввела себе генномодифицирующие препараты, причем всего неделю назад. В результате — шок, почечная недостаточность и припадки. Возможно, деградация общей памяти. Я вызвала «скорую».

— Зачем она это сделала? — На лице доктора Томасина было написано изумление.

Он нас обманывает.

Не знаю, с чего вдруг мне в голову пришла эта мысль, тем не менее все тут же с ней согласились. Теперь это казалось очевидным, хотя до сих пор никто из нас даже не подозревал его в неискренности. У нас хорошо развита интуиция.

— Буду у вас через полчаса.

— Интересно, как мог врач Кэндис не знать, что она манипулирует своим геномом? Ей нездоровилось все лето. — Меда произнесла это тихо, но так, чтобы услышала Матушка Рэдд.

Одна из них обернулась и посмотрела на нас. Наши взгляды встретились, и она едва заметно кивнула.

— «Скорая» уже здесь. — Она обращалась к доктору Томасину. — Мы едем в больницу графства.

— Я вас там встречу, — ответил он и отключил связь.

— Ждите меня дома, — обернулась к нам Матушка Рэдд.

— Но…

— Останетесь тут.

Мы подчинились и, чтобы как-то убить время, стали искать информацию о юридических и медицинских последствиях манипуляции с генами после рождения ребенка. Да, в нашем обществе детей создавали искусственно. Однако после формирования индивидуум — то есть кластер — считался неприкосновенным. Доктор Томасин, создавший Кэндис, по каким-то причинам, ведомым ему одному, продолжал изменять ее, совершенствуя свое творение.

Это неправильно.

Тут у нас не было никаких сомнений.

Прилетевшую неотложку Матушка Рэдд направила в больницу при Институте, а не в центральную больницу графства.

В конце концов Матушка Рэдд сжалилась над нами и посадила к себе в аэрокар, следовавший за неотложкой в больницу. Она не позволила нам управлять машиной, хотя мы прошли полный курс обучения, а наши рефлексы в десять раз лучше, чем ее.

Мы ждали в приемной, пока она совещалась с врачами из Института. В больнице при Институте мы бывали редко; в этом году в одном из вспомогательных зданий у нас проводился урок анатомии. Большинство дисциплин, которые нам преподавали, имели отношение к науке и технике, а болели мы достаточно редко и почти со всеми болезнями справлялись самостоятельно.

Несмотря на поздний час, спать совсем не хотелось. Мы все время связывались с отделением, где лежала Кэндис, чтобы узнать, как она.

Без изменений.

Мануэль смотрел в окно на погруженные в темноту здания. Институт выглядел безлюдным, и я сомневалась, что в городке вообще кто-то есть — а если и есть, то уж точно не студенты и скорее всего не преподаватели. Осенний семестр начнется только через три недели.