Падение царского режима. Том 3 - Павел Щёголев

Воейков. — Когда я спросил, почему назначен А. Н. Хвостов, государь мне сказал, как сейчас помню: «Мне его рекомендовал покойный А. П. Столыпин,[*] когда он был нижегородским губернатором; когда Столыпин хотел уйти из министерства внутренних дел и сделаться председателем совета министров, он называл мне его кандидатом на пост министра внутренних дел».

Председатель. — Но вам известно, что Распутин к этому предложению все-таки руку приложил?

Воейков. — Этого я не могу сказать.

Олышев. — Тут есть телеграмма к вам, в царскую Ставку: «Хотя поездка иерарха знаменательна, тем не менее необходима большая осторожность». Кто этот иерарх?

Воейков. — Вероятно, Питирим; все мои люди могут засвидетельствовать: когда мне говорили — князь Андроников просит к телефону, я не отвечал; а писал он мне без конца.

Председатель. — Скажите пожалуйста, какие 70.000 выхлопатывались для вас от Марии Федоровны весной 1916 года?

Воейков. — Для меня — ни одной копейки.

Олышев. — Тут есть письмо, он пишет о том, как жалко, что Барк отказал вам в 70 тысячах.

Воейков. — Ничего подобного, никаких денег.

Председатель. — Может быть, вы забыли.

Воейков. — У меня никаких денежных дел ни с кем не было. Это, может быть, по канцелярии главного наблюдающего за физическим развитием. Но это — не 70 тысяч, а может быть, 80, 90 тысяч.

Председатель. — Какое вы имели отношение к отправлению генерала Иванова сюда?

Воейков. — Когда я был в понедельник у государя, государь сказал, что он решил послать генерала Иванова с георгиевским батальоном. Иванова я видел на вокзале и спрашивал: «Когда вы едете?» Он говорил: «Завтра, в 9 часов утра». Когда мы были на ст. Дно, я спросил, проехал ли генерал Иванов; мне сказали — проехал.

Председатель. — Вы знали, что он едет с целью подавления восстания в Петрограде?

Воейков. — Это я знал.

Председатель. — Скажите, зачем, в некоторых случаях, по вашему требованию, заносились в списки чинов охранной агентуры фактически не работавшие там подведомственные вам лица?

Воейков. — Я могу назвать этих лиц. Один — Власов — жил у меня в доме, на Каменном острове. Он был внесен в список потому, что императрица Мария Федоровна жила на Елагином острове; я считал правильным возложить на него функции по наблюдению.

Председатель. — Власов не значится в списке лиц, которые командированы в ваше распоряжение. Очевидно, он считался несущим службу агента. А кроме него?

Воейков. — Ащин, Байрашев, Витковский, Власов; они мне обещали оказывать услуги по осведомлению, но не оказали, и я их вычеркнул.

Председатель. — О ком они должны были осведомлять?

Воейков. — Обо всем, что было мне интересно. Байрашев содержал буфет и столовую в Ставке, в Барановичах, когда там был Николай Николаевич.

Председатель. — Байрашев — знаменитый содержатель буфета на станции Любань. Какое же он имеет отношение к чинам охранной агентуры? Он вашу Куваку распространял.

Воейков. — Я с ним прекратил отношения. Куваку продал.

Председатель. — Т.-е. акционерному обществу. Вы, вероятно, имеете акции?

Воейков. — Да.

Председатель. — Т.-е. это некоторая трансформация делового предприятия. — А Витковский кто?

Воейков. — Один из его служащих.

Председатель. — Я понимаю, он мог накормить, но какие он мог давать сведения?

Воейков. — Раз там была эта столовая, я считал возможным иметь человека.

Председатель. — Разве агентура и секретные сотрудники входили в круг вашего ведения?

Воейков. — Да у меня их было около 300 человек.

Председатель. — Для внешнего наблюдения?

Воейков. — И для внешнего и для такого наблюдения.

Председатель. — А кто такой Линнаск?[*]

Воейков. — Он не должен был даже отбывать воинской повинности. Человек средних лет, 15 лет служил у меня, я его считал для себя полезным. Жил он в Царском Селе и у меня в именьи, где заведывал конным заводом.

Председатель. — Но какое же осведомление о конном заводе?

Воейков. — Не только о конном заводе, а обо всем, что кругом делается.

Председатель. — А Мусин?

Воейков. — Один из служащих Байрашева.

Председатель. — Пушмунан?[*]

Воейков. — Не помню.

Председатель. — Сугаков?

Воейков. — Он служил у меня в доме, в Царском Селе.

Председатель. — Цено?

Воейков. — Это — для министра двора.

Председатель. — Вы проводили их всех через Спиридовича?

Воейков. — Да, через охрану.

Председатель. — Значит, вы признаете, что часть этих людей не несла обязанностей агентов по охране царя и царской семьи?

Воейков. — Да, я стоял на той точке зрения, что для осведомления мне полезно иметь лиц, которые бы ставили меня в курс дела; если бы я не имел никого, то был бы в чрезвычайном затруднении, мне пришлось бы всецело доверяться моим помощникам.

Председатель. — Скажите, почему министр внутренних дел А. Н. Хвостов некоторое время находил нужным осведомлять вас о неправильных, по его мнению, действиях Белецкого, другими словами — посвящать вас в борьбу между ним и Белецким, в связи с Ржевским, Распутиным и Ко, в борьбу, которая имела место в начале марта 1916 года?

Воейков. — Это я могу объяснить. Вначале А. Н. Хвостов пользовался полным доверием государя и считал себя очень твердо стоящим. Затем Белецкий, по моим сведениям, стал под него подкапываться и хотел стать на его место. В этой борьбе Белецкий стал подводить Хвостова, а Хвостов — Белецкого.

Председатель. — Отчего же они вас в эту историю впутывали?

Воейков. — Ко мне ведь масса поступала людей, которые стремились меня втянуть, но я этого совсем не касался.

Иванов. — Не можете ли вы нам сообщить, при каких обстоятельствах бывший император был назначен верховным главнокомандующим?

Воейков. — Это произошло в августе, вследствие обостренных отношений между великим князем Николаем Николаевичем и самим государем. Обострение было основано на том, что министры (по личному впечатлению моему докладываю, государь этого не говорил) постоянно ездили в Ставку, и государь получал целый ряд дел, уже решенных в Ставке помимо его, что производило на него неприятное впечатление. Николай Николаевич слишком много занимался делами государства, а не фронта; мне кажется, это и было причиной.

Иванов. — Государь император сам пожелал командовать фронтом или кто-нибудь повлиял на него?

Воейков. — Не знаю. Вначале он очень колебался.

Иванов. — Не считала ли императрица, что он должен командовать?

Воейков. — Она была с этим мнением вполне согласна.

Председатель. — Почему она решает, что император сам должен стать во главе?

Воейков. — Это — на личной почве отношений с Николаем Николаевичем; их отношения с Анастасией Николаевной были очень испорчены. До свадьбы — это были дружеские отношения, а после свадьбы — резко изменились.

Председатель. — Это не из-за того же Распутина?

Воейков. — Думаю, что нет, затрудняюсь сказать.

Председатель. — Откуда вы получили эту книгу: «Григорий Распутин»?

Воейков. — Кажется, Андроников прислал.

Председатель. — Вы не были ни в каких отношениях с Бадмаевым?

Воейков. — Он бывал у моего отца, с тех пор я его двадцать лет не видел, и только в самое последнее время получил от него какую-то записку, которую он просил представить государю. Я доложил государю, что есть какая-то записка Бадмаева. Государь сказал: «Ах, это такой хороший старик. Вы мне ее пришлите». Кажется, она была на нескольких листиках. Я ее доложил — это было только раз.

Председатель. — Г. секретарь, запишите, что предъявлены литографированная рукопись Гофштеттера с надписью тиснением «Хлыстовщина» и книжка «Григорий Распутин. Мои мысли и размышления. Краткое описание путешествий по святым местам и вызванные ими размышления по религиозным вопросам». Ваши объяснения выслушаны, Комиссия их обсудит, и мы сообщим вам результат.

XXXI.