Клинический случай - Карл Хайасен

Я спрашиваю Бернса, сколько песен закончено.

– Ни одной, – отвечает он. – Джимми просто валял дурака со своим «гибсоном».

– Без музыкантов? Без подпевок?

– Ага. Только Джимми, говорю же.

Я всегда поражаюсь, как болваны вроде Джея Бернса, потрепанные и обдолбанные, могут каким-то непостижимым образом найти в себе силы для того, чтобы солгать. Как будто у них в башке есть специальный отсек для хранения брехни.

– У альбома было рабочее название? – спрашиваю я.

– Угу, штук пятьдесят. Каждую неделю менялось.

– И в то же время он продюсировал новый альбом Клио?

Бернс хочет ответить, но передумывает.

– И что ты будешь теперь делать, Джей?

– Не знаю. Ей для «Сердца на мели» нужен клавишник. Я сказал, что могу помочь.

– Я не об этом.

– Значит, я опять не въехал, – говорит он.

– Тебе надо отдохнуть, приятель.

Я спрыгиваю с «Рио-Рио». Стив вскрикивает и улетает с палубы. Бернс кричит мне вслед:

– Подожди, приятель, хочу кой-чего у тебя спросить…

Он перегнулся вперед, вцепившись в планшир. Понизив голос, спрашивает:

– Мне просто интересно. Билли Престон[56] – слыхал про такого?

– Конечно. Он играл с «Битлз».

– Это мой герой, приятель. Он не… ну ты понимаешь… он пережил сороковник?

– Да, Билли жив-здоров.

– Иди ты! А Грегг Оллмен?[57]

– Держится, – отвечаю я. – Ему уже почти пятьдесят пять.

Джею Бернсу явно полегчало.

– Спасибо, – говорит он. – Я не шибко слежу за новостями.

13

Рано утром я отправляюсь в редакцию, где собираюсь ненавязчиво украсть статью у Эвана, нашего стажера.

Я слышал по радио, что бывший мэр Беккервилля скончался «после продолжительной болезни». Бывший мэр Беккервилля – не кто иной, как тупой мешок с дерьмом по имени Дин Райалл Жульворт, погоревший на коррупции и аморальном поведении. Он организовал поблажки для заведений, оказывающих взрослым мужчинам услуги определенного рода. Однажды он получил взятку в виде секса по-быстрому (две минуты!) за разрешение открыть «массажный салон» рядом с детским садом. Он провел бы в тюрьме гораздо дольше трех недель, но у него нашли рак в последней стадии и выпустили условно-досрочно.

Я уверен, что в некрологе Дина Жульворта следует указать без преуменьшения – чем грешит «Юнион-Реджистер» – все его проступки. Эмма же считает, что публиковать подробный отчет о жизни мерзавца жестоко. Она говорит, что это неуважение к скорбящим родственникам. Я уверен, дай Эмме волю, в некрологе Никсона Уотергейт был бы упомянут лишь вскользь, а то и вовсе забыт.

Эван особо не расстраивается, когда я забираю у него материал.

– Хорошо, Джек, – дружелюбно говорит он, – но за тобой должок.

Эван долговязый и какой-то бледный, волосы растрепаны, как это сейчас модно. У него нет намерения становиться профессиональным журналистом после колледжа, но он мне все равно нравится.

– Мистер Жульворт – один из тех вороватых шмуков,[58] которые заслуживают, чтобы их спровадили в могилу пинком под зад. – Я считаю, надо Эвану объяснить. – Лучше этим займусь я, а не ты. Эмма наверняка поднимет скандал.

– Да уж, ты и Эмма! – кивает Эван.

Однажды за пивом он, основываясь на наших «горячих» перепалках в редакции, предсказал, что мы с ней станем любовниками. Я даже не смог заставить себя отбрить мальчишку – настолько это смехотворно.

Сегодня ему такое с рук не сойдет.

– А ну-ка убери с лица эту самодовольную ухмылку, – рявкаю я, – если не хочешь остаток лета писать про свадьбы.

Эван ошеломленно бормочет извинения и смывается. Я залезаю на кладбище, откапываю и распечатываю самые наиподробнейшие и беспощадные статьи про некогда большую политическую шишку Беккервилля.

Сделав пару звонков, я начинаю писать:

Дин Р. Жульворт, долгое время бывший мэром Беккервилля и снятый с поста после сексуального скандала и предъявленных ему обвинений в коррупции и получении взяток, скончался в четверг после двух лет борьбы с раком на 62-м году жизни.

«Мне наплевать, что говорят. Он сделал много хорошего для города, – сказала Миллисент Бухгольц, служившая исполнительным секретарем у Жульворта почти все четырнадцать лет его пребывания в мэрии. – Дин совершил несколько промашек, но расплатился за них сполна. Мы не должны забывать все те полезные и благопристойные дела, что он свершил для города».

Жульворт занимал пост мэра с 1984-го по 1998-й, основными его достижениями за эти без малого пятнадцать лет стали: ресторанный дворик в торговом центре Беккервилля и увеличение протяженности велосипедных дорожек в городе почти на три мили.

Два года назад Жульворта признали виновным в том, что он, будучи членом комиссии по зонированию, продал свой голос в обмен на услуги проституток, нанятых владельцем массажных салонов из Майами, магнатом Виктором Рубеллой. Рубелла и три нанятые им для дачи взятки девушки признали себя виновными и на суде выступили против Жульворта.

Чтобы вынести решение, присяжным потребовалось всего девятнадцать минут. Мэр был отстранен от должности и приговорен к шести годам тюремного заключения. В тюрьме у него обнаружили злокачественную опухоль в правом легком и освободили досрочно.

Член городского совета Фрэнклин Поттс заявил, что Жульворт «чувствовал себя премерзко» из-за того, что навлек на город такой позор. «Как раз в прошлые выходные он сказал мне: „Фрэнки, я знаю, что поступил неправильно, но теперь мне предстоит ответить за это перед Спасителем“».

Бывший мэр говорил своим друзьям, что «обрел Господа» за те 22 дня, что провел в камере…

Пожалуй, хватит. Когда Эмма появляется с ежедневного совещания редакторов, я уже успел набросать четырнадцать дюймов. Я предвкушаю вспышку бешенства, но Эмме, похоже, не до меня. Просмотрев статью, она говорит только:

– Убери «опухоль», Джек. Напиши, они нашли «аномалию» у него в легких.

– Договорились.

Я ликую, однако во власти подозрений.

Эмма уныло добавляет:

– Тебе понравится, Джек. Старину Полка сегодня утром выписали.

– Логично.

– Врачи говорят, что это чудо.

– Он меня провел, – признаю я. – Выглядел он кошмарно.

– Как прошло интервью?

– Ты знаешь, весьма интересно. – Я в жизни не был так сдержан в оценках. Эмму удар бы хватил, узнай она правду.

– Эй, у меня идея, – говорит она. – Не хочешь пообедать?

Мои голени словно бейсбольной битой отмутузили – спасибо Джею Бернсу. Я ковыляю до раздела Спорта, выуживаю Хуана и веду вниз в кафетерий. Покупаю ему рогалик и утаскиваю к столику в углу зала, где нас никто не услышит.

– Значит, так, – начинаю я. – Во-первых, ты рассказал Эмме про моего дохлого варана.

– Это секрет? Друг, я эту историю всем рассказываю.

– Это очень важно. Ты можешь вспомнить, с чего вдруг зашел разговор? Где вы были? Что делали?

Хуан притворно морщит лоб:

– Разговор про варанов или про тебя?

– Это не смешно. Думаешь, это смешно? Речь о моей карьере, а ты вмешиваешься.

– Не обижайся, Джек, но…

– Лучше промолчи.

С раздражающей аккуратностью Хуан режет рогалик на Две идентичные половинки.

– Прости, Джек. Я не знал, что не должен рассказывать про Полковника Тома. Но признай, история потрясная.

– У тебя есть и получше, – замечаю я, – про тебя самого. По твоим историям, Хуан, можно кино снимать.

Его карие глаза вспыхивают.

– Ну да. Только Эмме, кажется, не так уж интересна история моей жизни. Почти все наши разговоры сводятся к тебе.

Я так и знал. Вот же стерва!

– Она ищет грязное белье, – объясняю я. – Хочет состряпать обвинения против меня; видишь ли, ежегодная аттестация сотрудников уже не за горами…

По выражению лица Хуана я понимаю, что он собирается задать мне вопрос, который он задавал мне уже не раз: «Что еще они могут тебе сделать, Джек?»

Я выдаю ему свою последнюю теорию:

– Зуб даю: она хочет, чтобы меня перевели либо в «Очерки», либо в «Бизнес». Что еще ты ей рассказал?

– Ничего такого, что она сможет против тебя использовать. Ручаюсь.

– Не будь так уверен. Она коварнее, чем кажется.

– Нет, она не такая, – возражает Хуан.

– Ты сам себя послушай!

– То, что ты превратил варана в эскимо, не может стать основанием для понижения в должности.

– Нарушение общепринятой морали, мой друг, можно интерпретировать как угодно. Не будь таким наивным.

– По-моему, ты ошибаешься насчет Эммы.

Я от хохота практически вою.

Хуан хладнокровно намазывает рогалик сыром.

– Учитывая то, что я знаю о женщинах – а я о них знаю куда больше тебя, Джек, – легко допустить, что ты ошибаешься. Эмма не собирается тебя уничтожать. Просто сейчас ты представляешь для нее проблему, и она пытается разобраться, что к чему.

Это уже слишком. Как спорить о женщинах с парнем, который встречается (помимо моего редактора) с хирургом, фигуристкой и заводилой болельщиков? Я перегибаюсь через стол и шепчу: