У страсти в плену - Анаис Нин

Мари убежала от мужа. Она вышла за него только ради спокойствия. Она никогда не любила мужчин, ей нравились лишь женщины. В самом начале их совместной жизни Мари рассказала ему то, что не следовало бы рассказывать, — как она была танцовщицей на Бродвее и спала с мужчинами, когда ей нужны были деньги; как она однажды даже попала в бордель и зарабатывала там; как она встретила мужчину, который влюбился в нее и содержал ее несколько лет.

Ее муж так и не пришел в себя после этих историй. Они возбудили его ревность и подозрения, и их совместная жизнь стала невыносимой.

Через день после того, как мы встретились, она уехала из Сан-Тропеза, и я жалела, что не поцеловала ее. Сейчас я опять хотела ее увидеть.

В Нью-Йорке я расправила крылышки, вновь наполнилась тщеславием и кокетством.

Мари осталась такой же прелестной, как прежде, и, кажется, я ее волную. Вся она — это мягкие изгибы и нежность. У нее широкие и влажные глаза, щеки горят, губы полные, белокурые волосы, роскошные; она медлительна, ленива, как будто погружена в летаргию. Мы идем вместе в кино, и в темноте она берет мою руку.

Она была у психиатра и он открыл ей то, что я почувствовала давным-давно: она никогда не знала настоящего оргазма. В свои тридцать четыре года, после такой многообразной сексуальной жизни, которой только солидный счетовод-эксперт сумел бы подвести итог. Я угадываю ее желания. Она всегда улыбается, всегда веселая, но за ее веселостью стоит чувство нереальности, отчужденности. Она живет словно во сне. И пытается проснуться, идя в кровать со всяким, кто приглашает ее.

Мари говорит: «Очень трудно беседовать о сексе. Мне стыдно». Ей не стыдно делать все, что угодно, но стыдно говорить об этом! Однако со мной она может говорить обо всем. Часами мы сидим в разных кафе, где играет музыка. Она любит бывать там, куда приходят актеры. Между нами существует какой-то ток взаимного влечения, чисто физического. Мы все время на грани того, чтобы вместе отправиться в постель. Но она всегда занята по вечерам. Она не хочет, чтобы я встречалась с ее мужем. Она боится, что я соблазню его.

В восемь лет у нее была уже лесбийская любовная история с двоюродной сестрой, которая была старше нее. Мари такая ленивая и слабая, будто она растение. Она говорит, что постоянно стремится найти мужчину, который смог бы возбудить ее. Но она должна жить в сексуальной атмосфере, даже если ничего не чувствует. Это действительно ее воздух. Ее любимые слова: «В то время я уже спала со всеми подряд». Если мы говорим о Париже и о людях, которых мы там знали, она говорит: «Я его не знаю, я с ним не спала». Или: «О, он был прелестен в постели!» Я никогда не слышала, чтобы она кому-то отказывала, — отказ она считала признаком фригидности. Она обманывает всех, и в том числе себя. Она выглядит так, будто вся влажна и открыта, и мужчины думают, будто она постоянно на грани оргазма. Но это неправда. Она актриса, которая играет жизнерадостную и спокойную женщину, но на самом деле ее душа разрывается на части. Она приходит ко мне, посасывая конфету, как школьница, и выглядит двадцатилетней. Ее волосы лежат свободно. Она падает на мою постель, сбрасывает туфли, смотрит на свои ноги и говорит:

— Они слишком толстые. Однажды в Париже мне сказали, что у меня ренуаровские ноги.

— Но мне они нравятся, — говорю я. — Я люблю твои ноги.

— Тебе нравятся мои новые чулки? — Она поднимает юбку.

Она просит виски. Затем решает принять ванну. Берет мое кимоно. Я вижу, что она пытается соблазнить меня. Она возвращается из ванной еще влажная, кимоно распахнуто. Ее ноги всегда немного раскрыты. Она выглядит так, словно вот-вот почувствует оргазм, словно первая же ласка сведет ее с ума. Когда она садится на край моей постели, чтобы надеть чулки, я больше не могу сдержать себя. Я становлюсь перед ней на колени и кладу руку на волосы у нее между ногами. Я Глажу их нежно-нежно и говорю: «Маленькая серебряная лиса, такая мягкая и красивая. О, Мари я не могу поверить, что ты ничего не чувствуешь здесь, внутри».

Кажется, вот-вот это случится, все говорит об этом, — и то, как выглядит ее плоть, раскрытая, словно цветок, и то, как расставлены ее ноги. Ее рот такой зовущий, и губы ее входа должны быть такими же. Она открывает ноги и позволяет мне смотреть туда. Я касаюсь ее мягко и расправляю губы, чтобы посмотреть, влажные ли они. Она ощущает мои прикосновения к чувствительному месту, но я хочу, чтобы она испытала всплеск полного оргазма. Я целую ее там, все еще влажную после ванны, ее все еще сырые, как морские водоросли, волосы, напоенные вкусом морской раковины, свежей соленой раковины. О, Мари! Мои пальцы движутся быстрее, она падает на кровать, предлагая всю свою вагину, открытую и влажную, как камелия, как лепестки розы. Она так свежа, будто никто не касался ее. Я могу покусывать ее и целовать, и поместить туда весь язык. Она недвижима. Маленький клитор твердеет, как сосок. Лицо мое окунается в самую шелковую соленую плоть. Мои руки поднимаются к ее тяжелой груди и ласкают ее. Она начинает постанывать. Теперь ее руки опускаются вниз и присоединяются к моим, лаская себя. Ей нравится, когда трогают ее вход под клитором. Она трогает это место вместе со мной. Вот сюда хотела бы втолкнуть я фаллос и вталкивать, пока она не застонет от удовольствия. Я вновь кладу туда язык и проталкиваю его так далеко, как могу. Я беру ее ягодицы, словно это большой плод, приподнимаю их, и пока мой язык поигрывает у начала ее вагины, мои пальцы вжимаются в плоть ее ягодиц, путешествуют по поверхности и по изгибам, указательный палец набредает на отверстие и нежно проникает туда.

Неожиданно Мари вздрогнула, как будто ее пронизала электрическая искра. Она хочет вжать глубже мой палец, я вжимаю его плотнее и дальше, не прекращая водить языком внутри ее входа. Она начинает изгибаться и стонать.

Прогибаясь вниз, она чувствует мой движущийся палец, когда изгибается кверху — чувствует движения моего языка. С каждым разом она все более входит в убыстряющийся ритм, пока ее не охватывает долгий спазм и она не начинает издавать стоны, подобные голубиным.

Пальцем я чувствую пульс наслаждения раз, два, три…

Она падает навзничь, задыхаясь:

— Мандра, что ты сделала со мной! Что сделала со мной!

Она целует меня, слизывая соленую влагу с моих губ. Ее грудь прижимается ко мне, когда она держит меня, приговаривая:

— Мандра, что ты сделала со мной!..

Однажды вечером меня пригласили в гости. В этом доме чувствуешь себя, как на корабле, потому что стоит он на Ист-Ривер, и во время нашей беседы баржи проплывают мимо по оживленной реке.

Мириам прелестна: полногрудая Брунгильда со сверкающими волосами, с голосом, который притягивает. Маленький Поль — не человек, а фавн, некое поэтическое животное, быстрое и смешное. Он из породы выскочек. Поль считает меня красивой. Он обращается со мной, как с предметом искусства. Привратник-негр открывает дверь, Поль приветствует меня восхищенными словами, восторгается красным цветком в моих волосах, и поспешно ведет меня в салон. Мириам сидит, скрестив ноги, на красном сатиновом диване. Она действительно красавица, я же — красавица искусственная, потому что мне, чтобы стать красивой, нужна особая обстановка и теплота.