Жаворонки ночью не поют - Идиллия Дедусенко

Это длилось минут десять, не больше. Немецкие самолеты, высыпав свой смертоносный груз в районе железной дороги, улетели.

— Всем немедленно уходить в подсобное хозяйство! — распорядился вернувшийся сразу после бомбёжки Андрей Андреевич. — Витя! Костя! Вы возглавляете колонну. Зоя Дмитриевна, а вы бегите в горком комсомола, пусть найдут для нас ещё хотя бы пару подвод. Я буду вас здесь ждать.

Зойка несколько месяцев не была в горкоме комсомола, с тех самых пор, как просилась на завод, и вот теперь пришла нужда обратиться к Зине, как и советовал Королёв. Говорил же: если что — к ней. Зойка побежала по улице, потом через площадь, понимая, что сейчас каждая минута на счету.

Распахнула дверь в знакомую комнату и увидела стоявшую за столом девушку, ту самую, которая была чем-то похожа на киноактрису Любовь Орлову.

— Здрасьте! — выпалила Зойка, задыхаясь после бега. — А Зина где?

— Зина? — удивлённо переспросила девушка, продолжая быстро складывать в пакеты бумаги. — Зины нет.

— А когда будет?

— Её не будет. Ты говори, что тебе надо.

Зойка, чуть приподняв голову, скользнула взглядом по стене. Там висел портрет Евгения Королёва. Он пронзительно смотрел на Зойку своими огромными глазами. Она сначала не поняла, зачем он здесь, и только в следующую секунду заметила траурную ленту. Зойка так и застыла, глядя на портрет.

— Зина ушла на фронт, — сказала девушка. — Теперь я здесь командую. Говори скорее, зачем пришла.

— Подводы нужны, — глухо сказала Зойка, с трудом отрывая взгляд от портрета. — Детдом срочно эвакуируется. Очень нужны подводы.

— Подвод нет, — ответила девушка. — Сейчас уже ничего не достанешь. Документы вот поездом отправлю, а сами будем уходить пешком. Так что извини.

Вошли три парня, взяли уложенные в пакеты бумаги. Зойка вышла в коридор. Все двери то и дело хлопали, сновали люди. Да, здесь и самим сложно.

Когда Зойка прибежала в детдом, директор куда-то звонил и тоже выпрашивал подводы. Он положил трубку и, как-то странно посмотрев на Зойку, сказал:

— Видишь, как судьба нас с тобой связала. Теперь ты от меня ни на шаг.

— А дети? — спросила Зойка. — Они уже уехали на подсобное хозяйство?

— Уехали.

— Мне надо к ним!

— Смешная ты, — сказал Андрей Андреевич, но глаза его не смеялись. — Смешная ты…

— Королёв погиб, — тихо сказала Зойка.

— Погиб Королёв?

Андрей Андреевич задумчиво смотрел на Зойку:

— Над каждым из нас висит опасность. А жить-то хорошо.

Зойка не знала, что ответить, да ответа и не потребовалось: снова послышался гул немецких самолетов. Он быстро нарастал, приближаясь неотвратимо. «Где сейчас дети? Успели добраться до подсобного хозяйства? Как они там без меня? Не боятся?» Все эти мысли быстро пронеслись в Зойкиной голове.

— Надо бежать к детям! — сказала Зойка.

— Надо уходить, — согласился директор.

Они выскочили на улицу, побежали к речке. Золка тихо перекатывалась через отмели. Подойти к броду не успели. Где-то поблизости взорвалась бомба. Директор с разбегу прямо в костюме кинулся в воду. Зойка хотела броситься следом и вдруг почувствовала, как чем-то ожгло ногу. Она вскрикнула и упала.

— Что ты возишься? Скорее! — закричал на неё Андрей Андреевич.

Зойка вскочила и побежала. В ушах стоял ужасный звон, нога подгибалась, сердце колотилось у самого горла, но она бежала, понимая, что ни повернуть назад, ни остановиться хоть на минуту нельзя. До подсобного хозяйства они добрались, когда бомбёжка уже кончилась. С детьми была одна медсестра. Все сидели и пили молоко, спокойно, неторопливо. «Значит, сюда самолеты не долетели», — догадалась Зойка. Увидев её, босую, в мокром платье, Ирина Ивановна всплеснула руками:

— Немедленно сушиться!

— Ой, кровь! — ужаснулась Роза и указала рукой на Зойкину ногу.

Зойка посмотрела на свою ногу и увидела, что из небольшой раны, скорее даже, из глубокой царапины, течёт кровь. Вгорячах Зойка не ощущала боли, а теперь остро чувствовала, что она усиливается с каждой минутой. Ирина Ивановна достала из аптечки бинт и йод, обработала и перевязала рану, но боль не проходила.

Детдом тем временем продолжал складываться. В подсобном хозяйстве стояли ещё одна подвода и старая мажара. В одну повозку уложили хлеб, масло, картошку, овощи. Продуктов старались взять как можно больше — путь неблизкий: надо было сначала добраться до Баку, а уж оттуда морем в Среднюю Азию. И накормить каждый день девяносто пять ребят непросто. Подумали, как бы взять муку; мешков не было, и засыпали ею мажару, заткнув тряпками дыры и устелив дно простынями.

Дело шло к вечеру. Самолёты ещё не раз кружили над городом, но до подсобного хозяйства не долетали. Отправляться ночью в дальнюю дорогу после такого суматошного дня было бессмысленно. Решили переночевать в подсобном хозяйстве, а утром двинуться в путь.

Андрей Андреевич и Ирина Ивановна пристраивали на подводах свои вещи: он — в двух больших чемоданах, она — в объемистом узле (для себя и своего шестилетнего Витеньки). У Зойки не было ничего, кроме комсомольского билета и двух тетрадных листов со штампами, которые так и лежали в кармане. Зойка благодарила судьбу, что речка у них неглубокая, чуть повыше колена, и она намочила только подол платья, а комсомольский билет и тетрадные листы остались сухими. Платье-то она высушила, надев на время медицинский халат Ирины Ивановны, а вот если пойдёт дождь или похолодает, то прикрыться ей будет нечем. И босая осталась, босоножки утонули в Золке, когда от бомбёжки бежала. Нога, задетая осколком, сильно болела.

Зойка сейчас только осознала своё незавидное положение. Она в раздумье села на траву у ограды. Сбегать домой? Но с такой ногой далеко не уйдёшь. Да и мама может не отпустить. И дети останутся здесь без неё.

Как внезапно повернулась её жизнь. Ещё вчера ночью, возвратившись из двухдневной поездки в крайцентр, она не предполагала, что уже сегодня придётся снова готовиться к дороге, тяжёлой и далёкой. А с каким чувством радости она проснулась утром. Солнце, ворвавшееся в комнату ярким потоком, вызывало какие-то отрадные надежды: придут письма от отца и Лёни, перестанет кашлять мать, которая летом вроде стала поправляться. Да мало ли что хорошего может произойти, когда веришь в это?

А теперь, всего несколько часов спустя, Зойка сидит измученная болью в ноге и беспокойством. Весь день почти беспрерывно бомбили. Вдруг бомбы упали на их дом? Зойке страшно было представить себе такую картину, и она старалась отогнать нелепые мысли. Почему именно на их дом должны упасть бомбы? Как это всё-таки ужасно, что она не успела заскочить домой хотя бы на минутку. Доведётся ли ей ещё увидеть родных? Вот и её, как этих сирот, судьба разлучила с семьёй. Теперь она одна на опасной дороге войны.

Зойка почувствовала, как к сердцу гнетущим холодком подбирается тоска. Она всё чаще стала посматривать в сторону города, к которому от подсобного хозяйства тянулась хорошо укатанная колея. Клубы дыма, висевшие после бомбёжки над горящим городом, уже рассеялись и стали сливаться с надвигающимися сумерками.

Вдруг на дороге показался велосипедист. Вернее, сначала Зойка увидела только пыльное облачко, а потом и велосипедиста. У неё дрогнуло сердце: Юрка! Неизвестно, почему она решила, что это брат. Угадала. Интуиция подсказала. А Юрка уже подъезжал к хозяйству. Зойка выскочила ему навстречу:

— Что случилось?

— Поехали домой, — сказал Юрка, останавливая велосипед. — Мама плачет, за тобой послала.

— Все целы? — всё ещё тревожась, спросила Зойка.

— Мы-то? Целы. Школа наша разбита. А что у тебя с ногой?

— Осколком зацепило.

— Зой, поехали домой, — как-то жалобно попросил брат.

— Не могу, Юрочка, не могу. У меня дети.

— Так не одна ты здесь, — солидно рассудил Юрка, увидев Ирину Ивановну и Андрея Андреевича, — без тебя обойдутся. А мама плачет. И бабушка тоже… охает. Знаешь же, какая она.

— Нет, братик, не могу. Не могу бросить детей. Я на работе.

— Тогда я поехал. Ночь скоро.

— Как же вы там останетесь? — с волнением спросила Зойка.

— Как другие, так и мы, — опять солидно ответил Юрка, и Зойка вдруг обнаружила, что он вытянулся за лето и повзрослел. Такому уже многое можно доверить.

— Юрочка, ты мужчина в доме. Береги маму и бабушку. Да сам не лезь, куда не следует.

— Ладно, там разберемся, — пообещал Юрка. — Ты сама смотри там поосторожнее.

— Юрочка, братик…

Зойка целовала его и гладила по голове. Он сначала терпел, а потом, увернувшись, сказал:

— Ну, ладно, я поехал, а то мама будет беспокоиться.

— Я вернусь, Юра, вернусь! — крикнула ему вдогонку Зойка и ещё долго стояла, глядя на дорогу и глотая слезы.

Пыльное облачко растаяло вдали, и вскоре уже ничего вокруг нельзя было различить. Южная ночь сразу опрокинулась на землю. Свет исходил только от звёзд, которые висели так низко, что казалось, будто можно достать их рукой.