Циклы 'Антимир-Восточный конвой-отдельные романы.Компиляция.Книги 15. Романы-16 - Владимир Дмитриевич Михайлов

нехорошо, и они ложатся и умирают. Кроме того, штурман чувствовал себя ограбленным и обиженным, хотя никто не обижал его и ничего не пытался отнять.

Он и в самом деле лишился многого. Основа на которой до сих пор строилась его жизнь, рухнула. Основой этой был капитан. Луговой надеялся на капитана куда больше, чем на себя самого. И вдруг оказалось,что они равны, и Устюг так же не может найти выход из ловушки, как не под силу это самому Луговому. Рушился кумир; резекция кумира - это операция на сердце, после нее выживают не все. И пока капитан говорил, штурман тяжко раздумывал над тем, что авторитеты - ложь, что верить нельзя никому. Только себе, своим глазам и своему разуму.

У него - он считал - отняли веру. Но это было не единственное, чего он лишился. И обида на капитана заключалась в том, что вещи, которые прощались капитану, пока Устюг был без малого богом Юпитером, нельзя было простить обычному, немолодому уже мужчине. Теперь казалось смешным - ожидать чего-то от человека, который в полете влюбился в пассажирку. Ясно было, что ни капитан, ни тем более инженер ничем не смогут помочь Луговому, не смогут вернуть его на Землю. С чем же следовало справляться, и чему это могло помочь?

Капитан холодно глянул на штурмана.

- Измениться может многое. Пока - может. Ты говоришь выход? Смотря что считать выходом.

Выход был. Выход в никуда. Если они заранее признают, что не справятся с нелегкой задачей сохранения на корабле нормальной жизни, спокойствия, обычных человеческих норм и установлений, записанных в Уставе Трансгалакта, то лучше кончить все, не дожидаясь агонии, долгой и мучительной. Потому что если не справятся они, для кого полет был нормальным состоянием, а корабль - обычным жильем, то чего можно будет требовать от остальных, кто с самого начала смотрел на "Кита" лишь как на кратковременное пристанище?

Кончить было просто. Запасы энергии в накопителях корабля были настолько велики, что стоило открыть, разом освободить их, и корабль вспыхнул бы радужным пламенем, перешел в свет, разлетелся бы по мирозданию со скоростью, недоступной воображению. Никто не успел бы проснуться, а на Земле ни один не стал бы оплакивать их: там это сделали заранее.

- Вот выход, - сказал капитан, - если мы не хотим бороться. Не соответствует морали? Но если мы люди - у нас одна мораль, если же мы отказываемся от всего тяжелого, что может ждать нас в будущем, то и мораль будет иной, потому что с этого мига мы перестанем быть людьми.

Прошло несколько минут, пока Рудик сказал:

- Не верю, что ты такого мнения о нас.

- Надо подумать, - ответил Устюг, - чтобы больше не возвращаться. Лучше поразмыслить еще: ведь впереди много лет. Как бы мы сейчас ни решили - решаем навсегда.

- Да что, - сказал Рудик. - Жить надо. И кто мы такие, чтобы решать за всех? Это ты призагнул, капитан.

- Я согласен с Рудиком, - проговорил Луговой.

"Впереди много лет, - думал он, - много лет. И не может быть, чтобы не было выхода, чтобы не найти его за целую жизнь. Капитан пугает нас, проверяет на излом. Но я теперь знаю, что он не сильнее меня, а значит - я не слабее его, и что может он, могу и я. Выход где-нибудь есть, и я его найду".

- В общем, - заключил Рудик, - давай делать дело.

- Добро, - проговорил капитан, - Тогда - по местам. И будим пассажиров. Не думаю, что им снятся приятные сны,

Глава пятая

Огоньки суетились на панели синтезатора, как муравьи около своего жилища. В окошках счетчиков сквозили цифры. Потом раздался звонок. Обождав секунду, инженер Рудик распахнул створки. Из темного отверстия потянуло теплым, едким запахом, который через минуту рассеялся.

- Готово, - сказал инженер, извлекая из выходной камеры белое, округлых очертаний кресло, отлитое из одного куска пластика. Рудик поставил его на пол, критически оглядел, уселся, встал.

- В порядке. Еще одно?

- Два, - сказала Инна. - Всего их должно быть четыре. Она улыбнулась. - Мы любим гостей. Только сделайте, пожалуйста, разных цветов. Красное, желтое  в пастельных тонах...

- Хоть десять, - сказал инженер. - Такую ерунду делать просто. Элементарный синтез. Вот, смотрите сюда. Здесь устанавливаете формулу, на этом пульте - структурном - находите нужный шифр...

Рудик смело вел себя с женщинами, которые, по его убеждению, никак не могли обратить на него внимание. Зато одиноких он опасался. По его словам, они были чересчур валентны.

- Спасибо, - не слушая его, произнесла Инна своим таинственным шепотом. - Пойду звать на помощь: кресла ведь нужно еще и отнести. Это сделают мужчины.

Рудик пожал одним плечом, закрыл створки, нажал кнопку нужного красителя и включил синтезатор на повторение операций. Он любил когда в результате работы возникали какие-то предметы, они были реальным свидетельством инженерского могущества. Теперь такой работы хватало.

Синтезатор покончил с креслами, и инженер перестраивал его на металл, когда в отсеке появился капитан. Он подошел к пульту и стал поворачивать верньеры, помогая. Инженер нажал стартер. Свет мигнул, низкое, негромкое жужжание снова наполнило отсек.

- Все спокойно? - спросил капитан,

Рудик машинально вытер руки платком, сунул его в карман.

- Они все же молодцы, - ответил он.

- Ты считаешь, - произнес Устюг, - Будем надеяться.

...Пассажиры, наверное, и в самом деле были молодцами.

Узнав о том, что попытки осуществить обратное превращение антивещества в вещество при помощи нескольких переходов в со пространство и-обратно потерпели неудачу, пассажиры, вопреки опасениям капитана, не впали в отчаяние. Никто не забился в истерике, не поднял скандала и не потребовал крови. Наверное, где-то в подсознании пассажиры не только, предвидели такую возможность, но и успели примириться с нею. И когда возможность стала печальной реальностью, они приняли это, как подобало летящим в космосе - хотя бы и в качестве простых пассажиров.

- Что же, - сказал тогда Петров. - Бывает хуже. Мы живы а это не так уж мало.

- Я бы сказал, что много, - подхватил Нарев, подавляя первый внутренний импульс, побуждавший его протестовать. Стоит